Я должна была предположить по его крутой тачке, что он не бедствует, но к “фазенде” посреди леса со слугами я была не готова. И к бассейну, в котором можно и зимой купаться. Адам предложил Ване поплавать, но он смущенно и испуганно отказался.
Короче, мой бывший — чертов богач, буржуй, и меня это пугает. Из его дома при желании просто так не сбежишь, потому что пока по территории будешь бежать, то устанешь и заблудишься.
— Нравится? — спрашивает Адам у Вани, и тот медленно и шокировано кивает.
Это детская маленького аристократа. Тут нет ярких пятен, аляпистого ковра, мультяшных одеял или штор. Дизайн комнаты выдержан в стиле всего логова Адама, но все же это детская. В углу комнаты — детский шатер из благородной светло-голубой и плотной ткани, а рядом красиво так разложены подушки в форме звезд и полумесяца. На прикроватной тумбе — милый белый ночник-облачко.
И тут пахнет свежей краской, деревом и текстилем. Все новое, и, возможно, бирки с покрывала и подушек на кровати срезали только сегодня.
И до меня доходит, что я посреди всего этого “бохатства” в старой и застиранной пижаме единорога смотрюсь невероятно глупо.
— А тебе нравится? — Ваня сжимает мою ладонь и поднимает взгляд. — Мам?
— Это же твоя комната, — ухожу от прямого ответа.
— Тогда я хочу посмотреть на твою… — замолкает, смотрит на Адама и неуверенно продолжает, — вашу?
Логично. В этом огромном доме должна быть спальня мамы и папы. Какая абсурдная ситуация, и я не знаю, как себя в ней вести.
— А пойдем и посмотрим на нашу с мамой комнату, — Адам уводит Ваню, который отпускает мою руку и робко следует за ним.
Может, спрятаться в шатре и там переждать все сложности своей жизни в обнимку с милыми подушечками?
— Мам! Мам! Иди сюда! Мам!
Плетусь по коридору к открытой двери у лестницы. Заглядываю. Огромная светлая спальня с большой кроватью и белым ковром на полу.
— Мам! — Ваня выглядывает из-за другой двери. — Тут комната-шкаф!
— Гардеробная, — Адам подхватывает его на руки. — Так что, мы меняемся комнатами?
Наверное, в спальне “мамы и папы” поместилась бы вся наша квартира. Масштабы дома впечатляют мою нищую душонку до мрачного молчания. Я влипла. Мама была права. У меня бы не хватило ни сил, ни ресурсов бороться против бывшего.
Ваня серьезно задумывается над вопросом Адам и мотает головой. Шатёр победил гардеробную.
— Конечно, — Адам улыбается, — тогда бы ты остался без сюрпризов, что спрятаны в твоей комнате.
— Какие?
— Вот иди и поищи их, — спускает Ваню на пол, и тот оглядывается на меня, ожидая разрешения.
Я киваю, и он срывается с места. Глаза горят предвкушением и любопытством, а на лице — улыбка до ушей.
— Не хочешь взглянуть? — Адам кивает на дверь гардеробной и улыбается. — На мои костюмы, запонки, ремни?
— Мне нужна отдельная комната, — тихо отвечаю я.
Он может меня раздавить при желании, лишить всего и даже, наверное, убить без последствий. У него есть деньги. Большие, мать их, деньги. Это не региональный страховой менеджер. И, вероятно, модные брючки на нем стоят, как моя годовая зарплата.
Я просто тупой единорог, у которого в черепе не мозги, а малиновое желе.
И я не увидела в Адаме человека при власти, деньгах и связях. Ни тогда, ни спустя пять лет.
— И как мы объясним тот факт, что мама и папа спят в раздельных комнатах? — Адам вскидывает бровь.
По спине ползет холодный липкий озноб от его улыбки. Под его небрежностью, несерьезностью скрывается человек, который живет в реальности, которая никаким образом не пересекается с моей.
Бессмысленно прыгать на него, скалить зубы, истерить и добиваться от него, чтобы он понял меня и принял, как за человека, с мнением которого стоит считаться. Не та “весовая категория”. И теперь я это отчетливо понимаю, и меня оплетает страх, что я — слабая и маленькая женщина, которая не найдет защиты, если разгневает мужчину из прошлого.
— Что ты так смотришь на меня, будто в первый раз видишь? — делает бесшумный шаг.
И то, что я сейчас нахожусь тут в “лесной фазенде”, лишь его милость. Встал бы в позу, и я бы лишилась сына по его капризу и щелчку пальцев.
— Ты хоть моргни, Мила, — Адам нависает надо мной и касается подбородка. — Ты все еще со мной, или с концами улетела в Астрал?
— Адам… — сглатываю кислую слюну от страха.
— Да? — пальцами пробегает по линии челюсти.
— Кто ты, Адам? — руки предательски дрожат. — Кто ты, черт тебя дери, такой?
Глава 24. Провокации
— Конкретизируй вопрос, — Адам недобро щурится, — а то я могу удариться в философские рассуждения, кто я есть в этом жестоком мире.
— Ты не региональный менеджер…
— Так ты об этом, — разочарованно вздыхает. — Я был им.
— А теперь?
— А теперь я генеральный директор Астростраха, — невозмутимо отвечает он.
Я в удивлении открываю рот, потому что реклама Астростраха, который застрахует жизнь, квартиру, дом, машину, здоровье и все вокруг, если у клиента возникнет такое желание, лезет из всех щелей. И моя медицинская страховка с прошлой работы была от Астростраха.
— Кажется, ты слышала об Астрострахе? — Адам самодовольно вскидывает бровь.
Я уверена, что и в глухих деревнях сотрудники этой компании предлагают застраховать коров и куриц с белоснежной улыбкой и вкрадчивым слоганом: “Астрострах” и ваши коровы спокойно спят.
— И как так получилось? — недоверчиво спрашиваю я. — Какая у тебя крутая карьерная лестница.
— Да не особо, — пожимает плечами, — отец решил уйти на пенсию.
— Так ты из этих? — презрительно изгибаю бровь, чтобы показать, насколько я разочарована его “успехами”.
В принципе, пазл складывается. Родился в богатой семье, привык к тому, что все люди вокруг — смерды. И я тоже для него из простых смертных, с которыми иногда бывает весело. До определенного момента. До того момента, когда жена узнает об интрижке с глупой студенткой.
— Из кого “этих”? — насмешливо уточняет Адам.
— Богатых ублюдков, которым море по колено, — цежу я сквозь зубы.
Наклоняется и шепчет в губы:
— Именно, — скалится в улыбке. — И давай-ка, Мила, тон смени, а то богатый ублюдок тоже найдет емкое выражение, которое очень тебя обидит. И поверь, я умею делать словами больно. Я с тобой очень ласковый, милый, но ты, похоже, не понимаешь хорошего к тебе отношения.
От его тихого голоса, что пронизан тонкими холодными нитями стали, у меня спирает в груди.
— Я понимаю, что ты хочешь, чтобы я тут ковриком перед твоими ногами расстелился, — продолжает он и вглядывается в глаза. — Ты ведь так обижена на нехорошего Адама, и он обязан тут на коленях ползать, пока ты, такая вся королева, будешь размышлять, а достоин ли он быть отцом. Так вот, Мила, однажды я дал тебе решать, как взрослой девочке, уйти или остаться, но я ошибся. И сейчас ты все еще маленькая капризная девочка, которая хочет топать ножками.
— Да, — взгляда не отвожу. — Маленькая девочка, которую никто не слушает.
— Я и так знаю, чего ты хочешь. Быть матерью-одиночкой и гордо от этого страдать. И чувствовать себя особенной, ведь какая ты молодец, что тянешь сына одна, — ухмыляется. — Я знаю таких женщин, как ты, Мила. Упертые в своем материнском эгоизме. Сыночек должен быть только твоим, да?
— Да! — выпаливаю я, не обдумав свой ответ.
Да! Только моим, потому что я так решила! Да, я эгоистичная дрянь, которая и не подумала ставить в известность мужика, что он станет папой, как и он меня, что у него была жена. И да, я не чувствую вины. Вот такая я.
— А вот этого не будет, — шипит в мое лицо. — И в твоих интересах со мной дружить.
— А еще в моих интересах спать с тобой в одной кровати, да? — едко спрашиваю я.
— В свое время ты с радостью прыгнула ко мне в постель, — глухо рычит в ответ. — А сейчас играешь недотрогу? Как мило…
Замахиваюсь, чтобы залепить самодовольному мерзавцу пощечину, но он перехватывает мое запястье и сжимает его. Жду, что он рывком притянет меня к себе и в порыве агрессии поцелует, а я укушу его в ответ до крови, но этого не происходит.
— Ты очень агрессивная, Мила, — он холодно улыбается.
— Ты меня оскорбляешь…
— Как и ты меня, — он и не думает отпускать мою руку. — Мне в ответ тоже тебе дарить пощечины?
Справедливо. От его оплеухи я, пожалуй, полечу в угол комнаты. Да и сама я всегда была против физической агрессии, но с Адамом я становлюсь невменяемой истеричкой.
— Ты провоцируешь меня, — его зрачки расширяются, — и я не думал, что единороги могут быть такими соблазнительными крошками.
Оторопев, я открываю рот, подбирая сильные, но приличные слова, чтобы донести Адаму, какой он урод.
— Ну что ты делаешь со мной, мой милый единорожек, а…
Я будто со стороны наблюдаю, как он сгребает меня в охапку, с шумным выдохом на грани целует. Я чувствую пряный древесный парфюм с нотками черного перца, теряюсь под удушающими объятиями и лишь через несколько секунд возмущенно всхрапываю, как молодая удивленная кобыла, отталкиваю Адама и рявкаю:
— Отвали от меня!
— А ты очень приятная на ощупь, — Адам смеется и приглаживает волосы, окидывая меня темным и возбужденным взглядом. — Как большая мягкая игрушка.
Так. Мне надо выдохнуть, прийти в себя и только потом вести с ним диалог. И что-то Ваня затих с сюрпризами Адама. Пойду его проведаю и напрошусь посидеть в его замечательном шатре.
Торопливо выхожу из спальни Адама, шагаю к детской и слышу знакомый женский голос. Такой мягко-стервозный, тягучий и капризный:
— Адам!
Кто-то быстро поднимается по лестнице, а затем стук каблуков, который обрывается тишиной. Я оглядываюсь и вижу Диану, бывшую жену Адама, которая в изумлении приподнимает бровь и медленно моргает.
— Мам, — из детской выныривает Ваня в ковбойской шляпе, оседлав палку с лошадиной головой. — Мам, смотри!