Отстраняется и стягивает футболку-поло. Откидывает ее в и разводит руки в стороны:
— Я удовлетворю твое желание поужасаться и пожалеть меня. Может, ты от меня, наконец, отстанешь?!
На животе — шрам. Он идет от груди, обходит пупок, спускается под ремень брюк, и напряженные кубики пресса подчеркивают уродство той операции, которую пережил Адам.
— Это только спереди, Мила, — с легкой ухмылкой поворачивается ко мне спиной.
По линии позвоночника у поясницы — второй шрам, затем он прерывается, и вновь идет рубцовая линия до уровня лопаток.
— Нравится? — глухо спрашивает Адам. — Я почти готов к твоим круглым глазам и сожалениям со слезами.
Выжидает минуту, и вновь разворачивается ко мне лицом:
— Ну? Что ты молчишь? Я зря устроил тебе стриптиз?
— Ты злишься на меня… — всматриваюсь в его глаза, — потому что меня не было рядом?
— Я злюсь, потому что ты… — рычит мне в лицо, — назойливая, Мила.
— Когда случилась авария?
Адам щурится. Мне не нужен его ответ, чтобы и так понять: авария случилась после моего побега.
Он хотел меня вернуть?
— Если бы я знала, Адам, то я бы…
— Была рядом? — заканчивает он за меня фразу. Хмыкает и шепчет, — ни черта подобного, Мила. Я ведь был женат. И это так важно для тебя! Возможно, ты бы заглянула ко мне из-за жалости, пожелала бы скорейшего выздоровления и гордо ушла. И к вопросу моего развода, — Адам усмехается. — Я с ним решил повременить, пока не встану на ноги. Моя жена так обрадовалась, что я калека, но не учла одного момента, что ей будет не комильфо меня кидать такого немощного и слабого. Все бы очень возмутились, осудили ее, а она предпочитает быть в глазах других со всех сторон положительной… И я позволил ей быть мученицей, которая героически ставит мужа на ноги.
— Зачем?
— Затем, что цель развода на тот момент потеряла для меня ценность.
— И как только ты встал на ноги, ты развелся, — разочарованно отзываюсь я.
— И поверь мне, — Адам тихо посмеивается, — эти четыре года для Дианы были испытанием, но ее все предупреждали, что восстановление мужа после такой страшной аварии будет очень сложным. И они были правы. Она тут так истерила, — цыкает — и ведь сама виновата в том, что так боялась осуждения родственников, друзей, общественности. Ею было легко манипулировать.
Сглатываю вязкую слюну.
— Я надеюсь, что ответил на все твои животрепещущие вопросы? — небрежно подхватывает футболку с пола. — Ты удовлетворена разговором об аварии и моем разводе? И не искал я тебя в первые несколько месяцев, потому что в бессознанке валялся, Мила. В реанимации, а после как-то все закрутилось. Не до тебя было, — натягивает футболку и раздраженно оправляет ее на груди.
Он бы умер, а я бы и не узнала этого. Мне становится жутко, ведь я все равно глубоко в душе лелеяла надежду однажды с ним встретиться.
— Может, я бы не была рядом с тобой, но очень бы этого не хотела…
— А толку-то от твоего желания? — касается пальцем моего подбородка, вынуждая поднять лицо. — Ты бы и на мои похороны не пришла из-за своей гордости. Я же был женат. Да ты до сих пор цепляешься за это. И ведь ничем не покроешь такие обвинения. И я от них устал.
Уходит и не оглядывается. Так себе у нас вышел разговор. Чувствую себя муторно и стремно.
Могла ли я переступить через себя и свои глупые принципы, чтобы побыть с Адамом в реанимации и подержать его за руку?
Нет, не смогла бы. Я бы не смогла держать женатого мужчину за руку и шептать ему, что я жду его пробуждения и что буду рядом в любом случае. И мне гадко от самой себя.
— Сейчас он не такой вредный, каким был раньше, — за спиной раздается шепот Анны, мамы Адама. — И эти четыре года для всех нас были испытанием.
— Вы подслушивали? — оглядываюсь.
— Любопытство — это мой главный грешок, — Анна пожимает плечами. — Это даже хорошо, что тебя не было рядом, когда он тут всех вокруг изводил.
— Что вы такое говорите.
— Знаешь, мы часто с Павлом выезжали в поле, где я кричала, — Анна приваливается плечом к стене.
— А как же насчет “и в здравии, и в болезни”?
— Ну вот, Дианочка и хлебнула его “и в болезни”, — Анна щурится. — Видимо, Адам был согласен с тобой, что раз не жена, то и нечего быть рядом и утки из-под него выносить.
— Вы.
— Злюсь, — Анна кивает. — Он не просто гонял по ночному городу, а хотел к тебе. Ты не виновата, конечно, но ты причина того, что моему сыну было больно. Лучше бы ты была просто одной из случайных шлюшек.
Глава 37. Сложная семья
— Я не причина того, что он попал в аварию, — возмущенным шепотом отвечаю я. — Вот если бы я подрезала ему тормоза…
Анна недобро щурится..
— Этот разговор бессмыслен, — вздыхаю я, всплеснув руками. — и я имела право уйти. Он был женат. Он солгал мне.
— Допустим, — Анна вскидывает бровь. — Тогда был женат, но сейчас тебе что мешает не быть стервой?
— Простите?
— Он привел тебя в свой дом, Мила. Что ты еще от него хочешь?
— Честно? Чтобы он оставил меня в покое, — цежу я сквозь зубы. — Я эти пять лет спокойно без него жила.
— А вот он нет.
— И это не моя вина! — кричу шепотом. — Он для вас любимый сыночек, а для меня он лжец, который угрожает мне, что заберет сына, если не буду хорошей девочкой.
— А неплохая идея.
Я медленно и шокировано моргаю. Была такой милой и дружелюбной, а сейчас внезапно говно поперло из всех щелей. Это у них семейное?
— Адаму определенно не везет с женщинами, — подплывает ко мне и улыбается. — И ведь будь ты с ним ласковой и милой, то он бы и не подумал тебе угрожать.
— Возмутительно… — шепчу я.
— Я, как мать, приму его выбор без претензий, но я бы хотела, чтобы он в отношениях был счастлив и спокоен. Ты же…
— Что? С восторгом не наскакиваю на него?
— Какая пошлость, — Анна недовольно щурится.
— Да у него только это и на уме.
Наш разговор заходит в тупик. И сама я не хочу обсуждать то, что Адам всякий раз пытается меня зажать в углу, как только мы остаемся наедине.
— Я пойду, — разворачиваюсь и шагаю к лестнице.
Я сейчас пойду и попрошу Адама маму свою немного приструнить. Она не имеет никакого права меня воспитывать. Лучше бы своему сыну мозги вправила на место. Почему бы ему не быть со мной милым и ласковым?
На первом этаже сталкиваюсь с мамой, которая хватает меня за плечи и шипит:
— Отец у Адамушки — знатная сволочь.
— Мама тоже не подарок.
— А ведь были очень милыми, — мама возмущенно раздувает ноздри. — Что она тебе сказала? Тоже заливала про тест на отцовство? А пусть делают!
— Нет, она согласилась, что было бы неплохо Ваню у нас забрать.
— Вот сука-то, — мама округляет глаза.
— Ирина, вы должны меня понять, — к нам выходит Павел. — У меня нет цели вас как-то обидеть, но…
— Да я уже поняла, — мама резко разворачивается к нему и упирает руки в боки. — Мы только спим и видим, как вашу семейку развести на деньги!
Делает шаг и грозит ему пальцем:
— Возможно, у вас окружение такое, в котором все друг друга используют, обманывают и подставляют, но моя дочь — честная женщина, и поэтому ваш сын так в нее вцепился. Ей не нужны его дом, деньги и пони!
— Этот мальчишка станет наследником! — повышает голос Павел.
— Итить-колотиты! — мама смеется. — Во-первых, этот мальчишка?! У него есть имя! А, во-вторых, мы, что, внезапно в резиденции королей, что говорим о наследниках? Что дальше? Пойдут претензии, что мы грязные крестьяне, а мой внук — бастард?
— Я бы попросил сменить тон.
— А я бы попросила разуть глаза! Ваня — копия Адама! Он будто от него отпочковался! — голос мамы дрожит гневом. — Честное слово, лучше бы моя дочь связалась с наркоманом! Он бы сдох под забором от передоза и не было никаких проблем!
— Мам, — касаюсь ее руки. — Тише.
Павел бледнеет. Вот Адам тоже взял от него и отпочковался в свое время. Какая сильная кровь. И неужели бесстыдство и беспринципность в этой семье тоже передается по наследству?
— Да как вы смеете…
— А вы?!
— Это смешно! — рявкает Павел.
— А я не вижу, чтобы вы смеялись, Павел Игнатьевич! И с этого момента ко мне тоже по имени отчеству!
— Хватит! — перехожу на крик, потому что всем начхать на мой лепет. — мы сделаем ДНК-тест!
— А после по вашей наглой роже им отхлестаем!
Воцаряется гнетущее молчание, и мама вздыхает:
— Хорошо, это уже было лишним.
— Вы знатная хабалка, — шипит Павел. — Никакого воспитания.
Мама выпучивает глаза на него, а затем смотрит на меня, ожидая поддержки.
— А вот такие мы, — скрещиваю руки на груди, — хабалки. Нищие хабалки. И да, не ваш это внук.
Мама косит на меня возмущенный взгляд.
— Нагуляла я его. Вот так. А теперь самое время нас с позором выпнуть.
Павел вскидывает бровь, медленно моргает и смеется.
— Ань, ты слышала?
— Слышала, — с лестницы доносится голос Анны. — Сложно всем нам будет.
— И как показательно, — хмыкаю я. — Один из главных виновников всего этого цирка с пони не отсвечивает. Будто его все это не касается. Подарил карликовую уродливую лошадь и доволен. Папа всем на зависть!
— Кажется, он уехал, — шепчет мама.
— Куда?
— Он мне не ответил. Зыркнул и ушел, — мама кривится и презрительно приподнимает подбородок. — За новым пони, наверное.
— И эту пони зовут не Настя? — зло усмехаюсь я.
Он же не зря мне про любовниц втирал. Перевозбудился во время стриптиза и поехал снимать стресс. К Насте. В прошлый раз я свою чуйку заткнула, но сейчас я ей поверю.
— К сиделке? — Павел недоуменно поднимает брови. — Или это какая-то другая Настя?
Глава 38. Пробник лошади
— К сиделке? — переспрашиваю я. — Так он шашни крутил с сиделкой?
— А чья сиделка? — интересуется мама.
Павел молча разворачивается и шагает к гостиной.