— Нет. Это не сработает. Он только и ждет своего увольнения, — Адам смеется. — давай так. Обидит мою будущую тещу, то…
Я прижимаю палец к его губам, вынуждая замолчать:
— Заткнись, — сипло отзываюсь я.
Врет бессовестным танком в своих шутках о будущей теще, и не понимает, что это нифига невесело. Это страшно. Так страшно, что у меня во рту пересыхает, а сердце прыгает аж к корню языка.
Адам недобро щурится, а затем смачно облизывает мой палец. Я взвизгиваю, отдернув руку, и вжимаюсь в угол:
— Какого черта ты творишь?!
— Давай так, — Адам поддается ко мне с жуткой улыбкой. — Если твоя мама согласится на свиданку с Алексеем, то и мы с тобой выпьем кофе.
— Это еще что за…
— И никто из нас не вмешивается, — зловещим шепотом перебивает меня Адам.
— А если не согласиться?
— Сделай свою ставку.
— Если не согласиться, то… — в панике у меня дрожат руки, — ты… ты дашь мне передышку.
— В плане?
— В плане того, — тоже поддаюсь к нему и цежу сквозь зубы, — что ты прекратишь шутить свои шуточки про будущую тещу.
— Идет, — сжимает ладонь в крепком рукопожатии. — После кофе, Мила, мои шуточки выйдут на новый уровень.
Глава 49. Что за сговор?
— Ну? — мама заглядывает мне в лицо. — Как встреча прошла?
Сидим в беседке, окруженной молодыми елями. Пока меня тут тиранит мама, Ваня играет в прятки с новоиспеченным дедулей, которому, похоже, уже и не нужен тест на отцовство.
— Мила.
— Ты понравилась водителю Адама, — делаю глубокий вдох и вытягиваю ноги.
— Не перескакивай с темы.
— Мне не повезло с отцом, — серьезно всматриваюсь в ее обеспокоенные глаза, — ну, какой уж есть. А теперь, давай к водителю.
— А что с ним?
Смущения не вижу. Мама вскидывает бровь.
— Что ты о нем думаешь? — тихо спрашиваю я.
— О ком?
Дурочкой прикидывается, и это знак того, что Алексей ей запал в душеньку со своими странными разговорами. И она не хочет этого признавать, потому что я ее дочь, а не подруга.
Я ведь совершенно не в курсе о ее личной жизни. Меня, конечно, устраивала моя фантазия, что она гордая одинокая женщина, но сейчас я понимаю, что в одиночестве мало хорошего.
И, возможно, в том, что она не вышла во второй раз замуж, виновата я, а не отец. Я ведь непримиримая и упрямая идиотка, которая бы очень обиделась на маму-шлюху.
— Ладно, — вздыхаю, — не буду тебя тиранить. Захочешь, сама поделишься.
Мама молчит, медленно моргает и шепчет:
— Это тебе отец так вставил мозги на место?
— Можно и так сказать, — пожимаю плечами.
— Надо было тебе раньше…
— Не-а, — качаю головой. — Раньше бы не сработало. Я только сегодня решила, что мне пора снимать детские бантики и взрослеть.
— И как оно?
— Не так уж и плохо, — слабо улыбаюсь. — Дышится легче.
— То есть обиды на отца больше нет?
— Эти обиды меня держат в прошлом, — беру ее за руку, — и я уже устала обижаться. Толку-то? Ничего не исправить, не изменить и не перекроить. Я же не могу вернуться в прошлое и предотвратить вашу встречу.
— Как далеко ты прыгнула, — мама смеется. — Не было бы нашей встречи, то и тебя бы я тоже не родила, а так я не хочу.
Кладу голову на плечо мамы и закрываю глаза:
— Прости меня.
— За что?
— За то, что была очень противной дочерью.
— Не говори глупостей. Ты у меня самая лучшая.
— Да ладно, — фыркаю я, а у самой в груди растекается теплая благодарность к маме за ее тихую и бесконечную любовь ко мне, — я в тебя кашей плевалась.
— У меня даже видео есть, как ты плюешься, — невозмутимо отвечает мама. — И прямо в камеру. А еще есть видео, на которых ты рыдаешь из-за того, что я не так волосы заплела твоей кукле. Помнишь? Та рыжая кукла, у которой глаз один не открывался.
— Куклу помню, а то, что рыдала из-за нее — нет.
— То есть ты мне не раскроешь тайну, как я должна была заплести ей волосы?
— Нет. Думаю, что я просто хотела порыдать.
— Я скучаю по той маленькой девочке, Мила. Да, было сложно, но иногда вместе с тобой кричала. Ты глаза вылупишь, рот откроешь и игрушку мне протягиваешь, чтобы я замолчала. Потом сидим на полу, обнимаемся, и целый мир помещался в твоей маленькой детской.
— И в этом мире была я, но не было любимого и любящего мужчины.
— А нужен был ли он мне тогда? — мама сжимает мою руку.
— А сейчас?
— Ты опять намекаешь про Алексея?
— Он странный, — шепчу я.
— Мы про герань поговорили.
— Что? — удивленно охаю я и смотрю на маму с легким подозрением.
— Я пожаловалась, что у меня цветы долго не живут и что я волнуюсь о своей новой герани, а он, подлец такой, похвастался, что у него, наоборот, все цветы цветут. Даже самые дохлые расцветают. Это как вообще?
— Надо его об этом подробнее расспросить, — тихо отвечаю я. — Выведать все секреты.
— На что это ты намекаешь?
— Так, блин, — цокаю я. — Он тебе нравится или нет?
— Ты что, решила меня замуж выдать?
— Так-так-так, — скрещиваю руки на груди. — Я ведь ни слова не сказала о замужестве. Вот это у тебя планы, мам.
И мама краснеет и глаза возмущенно округляет. Прикусываю кончик языка, чтобы не рассмеяться.
— Да какой в замуж? — раздувает ноздри. — Я его и знать не знаю!
— А ты продолжаешь и продолжаешь про “взамуж” говорить, — хитро прищуриваюсь.
— Так, — мама суетливо встает, — все, хватит мне этих разговоров непонятных. Мне пора домой.
И спешно выбегает из беседки, а я семеню со смехом за ней:
— Понравился, похоже. Что ты так разволновалась?
— А ну, прекрати, — мама ко мне резко разворачивается. — Что ты заладила? Мы просто поговорили о герани.
На крыльцо выходит Адам и деловито скрещивает руки на груди. Молча наблюдает со стороны.
— И вообще… — мама хмурится. — Мне отец твой звонил. Просил о встрече. Сегодня вечером.
Я устало вздыхаю в ответ. Что отец задумал? Решил опять попытаться вернуться к маме после моих обвинений?
— И это все? — мама приподнимает бровь.
— Да. Сама решай соглашаться на эту встречу или нет, — убираю локон за ее ухо. — Но я думаю, что папа не поймет твоих стенаний о герани, у которой маячит не радужное будущее на твоем подоконнике.
— Ой, да ну тебя, — мама отмахивается и шагает к крыльцу. — Так, Адамушка, я домой. С твоими мамой и папой мы зарыли топор войны и пришли к миру.
— Замечательно, — отвечает Адам. — Алексей отвезет вас.
Пусть он сейчас невероятно очень серьезен и хмур, но его выдают глаза.
— Зачем человека дергать, — мама качает головой и взволнованно шепчет, — вызову такси.
— Долго будет сюда ехать такси, — Адам хмыкает.
— Но ведь.
— Это его работа, — мрачно отвечает Адам. — Или вам с ним некомфортно? Если некомфортно, то другой разговор. Он своеобразный.
— Ладно, — мама прячется за дверью, — пусть Алексей отвезет.
Адам выдерживает молчание около двух минут, и спускается ко мне:
— Мы же с тобой договорились, Мила, не вмешиваться в кофейные дела. Жульничаешь?
— И о чем речь? — мама выглядывает из-за двери. — Так и знала, что у вас тут какой-то сговор!
Глава 50. А ты им в глаз
Мила очаровательно пугается вопроса рассерженной Ирины, которая решительно выходит к нам:
— Говорите!
Ловлю себя на мысли, что мне сейчас так легко на душе, как не было очень давно.
Нет боли и злости, а есть — детская и игривая беззаботность.
— Не было никакого сговора, — пищит Мила, — тебе показалось.
— Да я все вижу по его лицу, — Ирина рассерженно кивает на меня. — И в этом еще и Алексей замешан?
— Нет, — Мила старается быть серьезной.
— Да, — отвечаю я и получаю злой тычок в бок.
Все эти пять лет мне не хватало именно таких семейных глупостей. Ваня с веселыми криками и смехом бегает с моими родителями по дому, а мы с Милой готовимся к гневу ее матери из-за нашей нелепой сделки.
— Алексей хочет пригласить тебя на кофе, — бурчит Мила и опять награждает меня обиженным тычком.
— И?
— И ты согласишься или откажешься? — тихо спрашивает Мила.
— На что спорили? — Ирина окидывает нас разочарованным взглядом.
— Неважно, — Мила разводит руками в стороны. — Просто ответь. Да или нет. Чувствую себя нашкодившим ребенком, который очень рад своей шалости.
— Вам сколько лет, чтобы спорить на меня и Алексея? М?
— Мы в душе очень молодые, — отвечаю я.
— Тут мой папаша все карты смешал, — недовольно отвечает Мила. — Тоже лыжи навострил.
— Осуждаю, Ирина, — скрещиваю руки на груди. — И не одобряю. И запрещаю.
— Что? — она в ответ обескураженно хлопает ресницами. — На минуточку. Я взрослая женщина.
— И взрослой женщине не нужен инфантильный мужик, который годами херней страдал.
— Отодрать бы тебя сейчас за уши, — Ирина недобро щурится, — за то, что решил меня жизни учить. Если я не приняла бывшего мужа тогда, то и сейчас он мне зачем?
— Вы мне теперь не чужой человек, — тоже щурюсь в ответ. — И да, я волнуюсь.
— За свое дурацкое пари, — цыкает она.
— И это тоже. Однако если Алексей не вызвал у вас симпатии, то к черту наше глупое пари.
— Да итить-колотить! — возмущенно восклицает Ирина. — И у меня вопрос, — подбоченивается, — Алексей в курсе пари?
Мы переглядываемся с Милой, которая виновато шепчет:
— Типа того.
— Дурдом, — всплеснув руками, Ирина покидает нас.
Минута молчания, и Мила вздыхает:
— Сейчас и Алексею прилетит, — поднимает на меня взгляд. — Зря мы с тобой всю эту фигню устроили.
Я хочу зарыться пальцами в ее мягкие волосы, прижать к стене и впиться в губы, но она ведь меня опять оттолкнет, укусит и взбрыкнет.
Хотя… К черту. Пусть кусается и отбивается.
Рывком привлекаю Милу к себе и сгребаю в охапку. Когда мои губы касаются ее, а наши выдохи сплетаются в один, кричит Ваня: