— Ма-ааа-аааам!
Замираем. Наши носы почти касаются друг друга, и мы с тихим разочарованием вглядываемся друг другу в глаза.
— Мам! Бабуля уезжает! Мам! Ты где?
— Может, мы спрячемся? — тихо предлагаю я.
Нет, прятаться мы не будем. Я сохраню этот неловкий момент и крик моего сына, который упрямо зовет Милу. Мою Милу.
— Мам!
Топот ног, скрип двери и шепот:
— Мам… Пап…
И этот настороженный шепот Вани я тоже сохраню в памяти. И эти восторженные объятия, с которыми он прижимается к нам. Опускаю руку на его плечо, и, кажется, готов пустить мужскую слезу умиления.
Мила не моргает, медленно выдыхает, и я вижу, что она тоже готова расплакаться. Моя милая девочка, которую я по глупости и из-за эгоизма однажды отпустил. Отпустил и потерял множество светлых и теплых моментов.
— Бабуля уезжает, — Ваня поднимает лицо. — И вторая бабуля с дедулей тоже. Сказали, позвать вас.
— Раз сказали, то надо идти, — подхватываю его на руки, и он обвивает мою шею своими маленькими ручонками.
Я — папа, и у меня на руках — мой сын.
Да, я не нянчил его младенцем и не менял ему подгузники. И сейчас меня это не злит до скрежета зубов, потому что…
Потому что испуганная и обиженная студентка, которая столкнулась со лжецом, сохранила жизнь нашего ребенка и растила его в любви.
У двери оглядываюсь, и Мила торопливо смахивает слезу с щеки. Вскидывает подбородок, сглатывает и напряженно улыбается.
— Почему мама плачет? — бубнит в мое плечо Ваня.
— Это от переизбытка чувств, — торопливо шагает к двери и распахивает ее. — Вы… — она вздыхает, — очень милые сейчас.
— Я тоже могу поплакать? — тихо спрашивает Ваня.
— Конечно.
Минутное молчание, и разочарованный вздох:
— Не получается.
— В другой раз обязательно получится, — ободряюще похлопываю его по спине. — И не один раз.
— Я знаю, — опять тяжело вздыхает, как маленький старичок, умудренный долгими годами жизни. — Я много плачу. Это плохо?
— Нет, — серьезно отвечаю я.
— Меня тогда будут называть плаксой.
— Кто такое скажет, тому сразу в глаз.
— Адам! — возмущенно шепчет Мила.
— Я однажды подрался, — честно признается Ваня. — На футболе.
— Что? — охает Мила.
— Но несильно, — Ваня понижает голос до шепота. — Меня Даня дураком назвал, а я ему не в глаз, а в живот… Ногой.
— Тоже неплохо, — хмыкаю я. — И очень доходчиво.
— Адам, — шипит Мила. — Так нельзя.
— Потом тренер нас заставил мириться…
Медленно выдыхаю из себя ревность к тренеру Вани. Это его работа — возиться с малышней и мячами, и он не стал и не станет заменой меня.
— Я тут подумал, — едва слышно отзываюсь я. — Надо бы с твоим тренером познакомиться.
Глава 51. Мы в процессе
Раньше у Вани были только я и мама.
Теперь у него есть еще трое близких людей.
Стою и наблюдаю за тем, как новые бабушка и дедушка тискают его и как он смущается, улыбается и с детским восторгом принимает объятия.
Его семья стала больше.
— Ревнуешь? — тихо спрашивает Адам и косит на меня взгляд.
Я молча признаю, что все эти годы скучала по Адаму и что лелеяла надежду на случайную встречу с ним. И я хотела, чтобы он знал, что он стал отцом и поэтому оставила ежедневник на столе.
Неосознанно.
— Ваня счастлив, — шепчу я. — Это же сколько на него внимания свалилось.
Перевожу взор на Алексея, который терпеливо ждет мою маму у машины в сторонке. Он, конечно, делает вид, что отстранен и невозмутим, но я замечаю его беглые и заинтересованные взгляды на маму.
— Никогда бы не подумал, что мой водитель такой ловелас, — хмыкает Адам.
Мама же немного взволнована, и смех ее звучит громче, чем обычно.
— Какова вероятность, что моя мама все эти годы ждала твоего странного водителя?
— А если короткий брак с твоим отцом в масштабах вселенной был нужен лишь для того, чтобы они встретились? — отвечает Адам вопросом на вопрос. — И наше с тобой столкновение было тоже из этой оперы?
— То есть это история не глупой студентки и самодовольного мужика, а ее матери и его водителя?
Мы минуту смотрим друг другу в глаза, и Адам мрачно отвечает:
— Алексей нас заразил философским настроением.
— Мы лишь составляющие части великой любви двух одиночеств, которые прошли долгий путь друг к другу? — тихо продолжаю я.
— Это выносит мозг, Мила, — Адам понижает голос до шепота. — Давай не уходить в дебри.
— И о чем же наши голубки там воркуют? — пьяненько и игриво вопрошает Анна, мама Адама, и хитро щурится на нас.
— Вероятно, о том, что нас надо уже выпроваживать, — Павел спускает с рук Ваню, и тот жмется к нему с прощальными объятиями.
У Павла глаза округляются и вспыхивают теплым восторгом. Все. Мелкий ласковый котенок одержал победу над суровым дедом, которого уже и нет смысла хлестать, по лицу тестом на отцовство.
— А это в Ване не от меня и не от тебя, — Адам медленно и удивленно моргает. — Я отца таким никогда не видел. Даже тогда, когда сам был мелким.
— Ревнуешь? — возвращаю ему его же ехидный вопрос.
Павел садится на корточки перед Ваней, берет его за руки и заглядывает в глаза:
— Ты мой внук. Я твой дедушка.
— Я знаю, — Ваня улыбается.
Павел переводит взгляд на меня. Твердый и прямой. Вряд ли я дождусь от него извинений, но иногда не нужны слова, чтобы понять: человек признает свою ошибку.
Я коротко киваю в ответ, и сама удивляюсь, что во мне нет того острого возмущения, которое было всегда частью меня.
— А я твоя бабушка, — Анна лохматит кончиками пальцев волосы Вани.
— А я ею была до всего этого, — снисходительно отвечает моя мама.
— Это было больно, — Анна возмущенно смотрит на нее.
— Ну… что поделать, — мама пожимает плечами, а затем примиряюще улыбается. — Не сдержалась. Я бываю вредной и ревнивой.
И опять прощания идут по кругу.
— Алексей, кажется, теряет терпение, — шепчет Адам.
И, действительно, Алексей, поджав губы, хмурится.
— Так, надо срочно мужика спасать, а то у него сейчас пар из ушей повалит, — Адам вздыхает, — беру все в свои руки, — делает паузу и повышает голос, — мы так тут до ночи будем стоять и прощаться.
И его командный и строгий тон срабатывает. Гости рассасываются по машинам, и я цепко наблюдаю за тем, как Алексей галантно распахивает перед мамой боковую дверцу машины. Их взгляды на секунду встречаются, и у меня аж сердце замирает.
— Это точно химия, — едва слышно отзывается Адам, а его за руку берет Ваня. — Надеюсь, он не струсит.
— Он может струсить? — с сомнением спрашиваю я. — Алексей не просто так вывалил на меня свои планы. Чтобы не струсить и чтобы не потерять достоинство.
Машины медленно выезжают на дорогу, что ведет к воротам в глубине сосновой чащи, и Ваня машет рукой:
— Пока-пока, — а затем поднимает взгляд на Адама. — Выгнал, да?
— Да, — серьезно отвечает он, не смутившись вопроса. — Иногда гостей можно вежливо выгнать.
— Я тоже устал, — Ваня кивает. — Я сегодня много обнимался.
Щурится на Адама, подозрительно молчит и выдает:
— Вы с мамой помирились-помирились? Или еще нет?
В кармане коротко вибрирует телефон.
Сообщение от мамы.
Я вас переиграла, и сама его пригласила. Но не на кофе, а на чай.
Показываю Адаму экран телефона. Все-таки, мама под градусом ведет себя не совсем привычно.
Либо это виновата та самая “химия”, которую уловил Адам.
— А он согласился? — он поднимает на меня взгляд. — Технически, мы же можем переиграть пари.
— Технически, Адам, — я смеюсь, — ты мне должен теперь не кофе, а чай. И только не с мятой. Давай сойдемся на имбирном чае.
Не хочу больше играть недотрогу, и отталкивать того, кто мне снился ночами. Хочу вновь разрешить себе быть влюбленной в отца моего сына.
— Вы помирились? — переспрашивает Ваня и недоуменно хмурится. — Да?
— Мы в процессе, Вань, — Адам обнажает зубы в предвкушающей улыбке, и у меня от затылка по спине к копчику прокатывается волна дрожи. — Имбирный чай, значит?
Глава 52. А мишки тут есть?
Адам насыпает в ладошку Вани орехи.
И меня накрывает.
Большой суровый мужик сидит на корточках перед маленьким мальчиком, который в пугливом любопытстве высматривает среди сосновых веток белку.
И вот сейчас я понимаю, что лишила сына очень многого. И могла лишить еще большего, если бы не наша случайная встреча с Адамом.
— Там их несколько, — Адам протягивает и мне горсть орехов. — Целое беличье семейство. И я их всех прикормил.
— Серьезно? — раскрываю перед ним ладонь.
— Да, каждый день сюда хожу. И зимой тоже.
— Наверное, — оглядываюсь по сторонам, — тут зимой красиво.
— Красиво.
Наши взгляды с Адамом вновь встречаются, и я вся в мурашках. Мягких таких, будто по голой спине провели лоскутом тонкого шелка.
— Пап, — Ваня надувает щеки и морщит нос.
— Завис, сына, — Адам высыпает мне в ладонь орехи. — Мама у тебя красивая.
Я тихо цыкаю, чтобы скрыть смущение. Да и о какой красоте может идти речь, когда у меня под глазом синяк?
— Да, мама красивая, — нетерпеливо соглашается Ваня и вновь вскидывает лицо к веткам.
Протягивает руку с орешками, и Адам прищелкивает языком, щурясь на сосну.
Затаив вместе с Ваней дыхание, замираем. Среди веток замечает несколько быстрых и юрких теней, и через секунду по стволу к нам спускаются три живых белки.
Ушки — с кисточками, хвостики — пушистые, глаза — настороженно любопытные.
— Руку опусти к земле, — шепчет Адам.
Ваня с открытым ртом подчиняется. Я тоже сажусь на корточки и опускаю к земле ладонь.
Адам опять прищелкивает языком, и белки быстрыми тенями спускаются ковер из сухих иголок.
— Ты их, что, выдрессировал? — удивленно кошу на него взгляд.