Cadere Платины — страница 39 из 59

Вслед за Ждановым в зал торопливо вошли три воина, держа в руках упрятанные в ножны мечи. Шагавший первым немолодой мужчина с аккуратной седой бородкой на круглом лице с ясно обозначенными скулами, оглядев помещение, коротко поклонился сидевшим за столиками представителям благородного сословия.

Вразнобой поднявшись, те дружно отвесили ответный поклон.

Исполнив долг вежливости, незваный гость сурово посмотрел на притихших простолюдинов и гаркнул:

— Кто тут Рмак?

— Я, господин! — отозвался слуга.

— Ты написал, что на постоялом дворе Злеса остановились какие-то подозрительные люди? — помахивая бумажкой и грозно хмурясь, спросил дворянин, видимо, являясь охранником местного землевладельца.

— Да, господин, — поклонился Рмак.

«Он им что, по электронке письмо сбросил? — озадаченно подумала Ия. — Или эсэмэской отправил?»

— Кого ты имел ввиду? — всё тем же строгим тоном поинтересовался воин.

— Вот этих торгашей, господин! — от охватившего его восторга слуга даже взвизгнул, ткнув пальцем в сторону бывшего офицера городской стражи.

— Ты кто такой? — спросил охранник, требовательно протягивая руку. — Пайзу давай!

— Кастен из Тарисакаво, — назвался Хаторо, с поклоном протянув именную табличку.

Пока воин внимательно рассматривал дощечку, его собеседник представил своего спутника:

— Это мой помощник Худ из Каемана.

— Далеко же ты помощника себе нашёл, — насмешливо хмыкнул воин, принимая другую пайзу.

— Так мы же купцы, господин, — заискивающе улыбнулся Хаторо. — На месте не сидим, в разных местах бываем, много людей знаем. Отец Худа — мой старый торговый компаньон послал со мной сына в Даяснору продать шёлк и купить кое-какого товара.

Постукивая табличкой о табличку, охранник спросил у Рмака:

— Почему ты посчитал их подозрительными?

— Вчера вечером мой благородный господин, — торопясь и захлёбываясь, слуга с поклоном указал на явно растерявшегося молодого хозяина, — попросил у них служанку на ночь. Тридцать серебряных монет пообещал, а они отказались. Да разве же торгаш мимо таких денег пройдёт? Не может такого быть, господин! Вот я и попросил мальчишку письмо в замок отнести. Даже свои деньги заплатил, чтобы, значит, вы, благородный господин, разобрались: кто эти непонятные люди?

— Тридцать муни? — недоверчиво переспросил воин, окидывая беглую преступницу откровенно оценивающим взглядом. — За эту костлявую курицу?

«Сам петух!» — мысленно огрызнулась пришелица из иного мира, имея ввиду вовсе не птицу.

— Я был немного пьян, господин, — объяснил господин Какагамо, бросив на слугу испепеляющий взгляд. — Вот и пообещал… не подумав. Теперь чувствую себя неудобно.

— Понимаю вас, — усмехнулся собеседник. — Сам молодым был.

Потом вопросительно посмотрел на бывшего офицера городской стражи.

— Так всё и было?

— Да, господин, — подтвердил тот. — Никак я не мог нашу служанку благородному господину на ночь отдать.

— Это почему же? — насмешливо хмыкнул охранник. — Она что, тебе жена или сестра? Или мало предложили? Вы, торгаши, за медный лян грязь готовы жрать, а тут тебе серебро дают, а ты отказываешься. В самом деле подозрительно.

— Эта служанка, благородный господин, для моей сестры, — принялся терпеливо объяснять Хаторо. — Она вышла замуж за почтенного Самса из Даяснору. Её прежняя служанка, которую она привезла из родного дома, умерла. Сестра очень тоскует на чужбине и просила прислать ей знакомую женщину, с кем можно было бы поговорить о родине. Вот по приказу нашего отца я и везу к ней Ини.

Мужчина показал на склонившуюся в поклоне девушку.

— Ты так и не сказал, почему не захотел отдать её на ночь за такие большие деньги, — нахмурился воин, резко хлопнув именными табличками.

— Я подхожу к этой причине, благородный господин, — заверил Хаторо. — Тридцать муни — очень хорошие деньги. Но благородный юноша вчера слишком много выпил, и я опасался, что утром, осознав потерю такого количества серебра, он может пожалеть об этом и потребовать часть денег назад. А ещё я боялся, что наша глупая служанка может вызвать его неудовольствие, и он её накажет. Вдруг после этого она долго не сможет служить моей сестре? Сестра расстроится, и это может навредить её будущему ребёнку. Или вдруг служанка забеременеет? Тогда она уже не сможет отдавать все силы на служение моей сестре.

Стоя рядом с соотечественником, Платина тихо обалдевала, слушая пространное разъяснение бывшего офицера городской стражи. Тот говорил так, словно речь шла не о живом человеке, а о скотине какой-нибудь или о ценной вещи.

«Зато сколько написано умных книг о добродетели, морали и нравственности, — с горькой иронией думала приёмная дочь бывшего начальника уезда. — Или всё это касается лишь лиц благородного происхождения, и к остальным не имеет никакого отношения, оставляя «за скобками» остальной народ? Ну, тогда пусть не обижаются, когда их в один прекрасный день всех перережут».

— … почтенный Самс очень её любит, — продолжал «заливаться соловьём» Хаторо. — И сильно расстроится, если служанка первой наложницы не сможет исполнять свои обязанности с должной тщательностью. Получив от благородных господ двадцать серебряных монет, о которых говорил их слуга, моя семья рискует потерять гораздо больше из-за неудовольствия почтенного Самса. Вот поэтому я и не согласился отдать им на ночь свою служанку.

Судя по выражению морды лица охранника местного землевладельца, подобное объяснение, если и не убедило его, то и не вызвало полного отторжения.

— Почему же ты, тупица, не объяснил всё благородному господину? — нахмурился он. — Тогда бы не было никаких недоразумений.

— К сожалению, тогда молодой господин уже не мог меня услышать, — ханжески вздохнул беглый преступник.

Понимающе хмыкнув, собеседник посмотрел на притихших юнцов.

— Вы что же, и в самом деле много выпили?

— Наверное, последняя бутылка была уже лишней, — натужно улыбнулся Ванадо. — Возможно, мы и в самом деле вели себя немного шумно. Нам жаль, что наш человек побеспокоил вас по такому пустяковому поводу.

— Я его обязательно накажу, — кивая головой, пообещал Какагамо.

— Это наш долг, господа, — снисходительно ухмыльнулся воин, — следить за порядком на землях благородного рыцаря Хондого. Уж лучше лишний раз съездить, чем упустить какого-нибудь злодея. В Шибани на улице Тучки и дождя есть закрытое заведение «Радостные пташки на ветвях сливы», зайдите лучше туда. Это обойдётся вам гораздо дешевле тридцати муни, а удовольствия получите больше, чем с этой затасканной замарашкой.

«С чего это я затасканная? — обиженно подумала Ия, глядя в деревянный, недавно тщательно отмытый пол. — И уж никак не замарашка!»

Чувствовала она себя ужасно неуютно. Сердце тревожно колотилось. На лбу и на спине выступили мелкие капельки пота. Пусть пайзы и подлинные, но если рыцарские охранники начнут задавать разнообразные неудобные вопросы, «засыпаться» может даже многоопытный Хаторо. Они же ещё не обговорили великое множество деталей их «легенды».

Вчерашние пьяницы дружно поклонились, а Какагамо проникновенно поблагодарил:

— Спасибо за добрый совет, господин. Обязательно им воспользуемся при первой же возможности.

Кивнув, воин протянул именные таблички лжеторговцам, но вдруг спросил:

— А почему у тебя нет слуги?

— Был слуга, господин, — со вздохом ответил бывший офицер городской стражи. — Да помер недавно. Змея укусила. А зачем нового нанимать, если Ини сама с ослом справляется? Нам бы только до Шибани добраться. Там всё равно на корабль сядем.

— Да, — кивнул собеседник. — Гадюк нынче много развелось.

Поскольку разговаривал воин вполне доброжелательно, девушка рискнула поднять голову, тут же «наткнувшись» на пристальный взгляд светло-карих глаз.

Молодой воин лет двадцати в одежде из зелёного застиранного шёлка откровенно пялился на неё с каким-то непонятным интересом, и беглой преступнице это совсем не понравилось.

— Благородный господин, — поклонился Хаторо. — Мы можем идти?

— Ступай, — отмахнувшись, собеседник обратился к хозяину постоялого двора: — Подай нам чего-нибудь, а то мы так торопились, что даже не позавтракали.

— Сюда, сюда проходите, благородные господа, — засуетился владелец заведения.

Несмотря на показное радушие, в его голосе ясно слышались досада и огорчение. Платина подумала, что охранники землевладельца вряд ли заплатят ему за еду и выпивку. Возможно, на самом деле они заехали сюда именно за тем, чтобы пожрать на халяву, а письмо тупого слуги только предлог?

Когда она последней покидала зал, то вновь ощутила на себе пристальный взгляд молодого воина.

«Он что, меня узнал? — с нарастающей тревогой подумала Ия, вспомнив об объявлениях о розыске со своими портретами. — Тогда почему не арестовал? Чего стесняться каких-то простолюдинов? Даже если ошибутся, можно просто отпустить без всяких извинений, типа: померещилось чего-то, и идите отсюда. А может, я ему понравилась? Вот уж точно нет! На тех, кто нравится, так не смотрят. Он как будто… вспоминает. Может, сомневается: я это или не я? Опасается опозориться перед старшими товарищами? Тогда отсюда надо уматывать и поскорее!»

По пути к конюшне девушка тихо сказала:

— Нам надо поторопиться. Почему, скажу потом.

К чести бывшего офицера городской стражи, тот не стал тратить время на уточняющие вопросы, а просто кивнул. Не торгуясь, отдал конюху две медные монеты и лично помог навьючить осла.

Без труда догадавшись, что они сильно торопятся, Жданов тоже не стал ничего спрашивать, лишь время от времени бросал тревожные взгляды на входную дверь главного здания постоялого двора.

Едва старший приятель затянул последний узел, мичман схватил животное под уздцы и почти потащил к воротам.

Пройдя метров сто и свернув на боковую улицу, Хаторо подозвал к себе спутницу и тихо спросил:

— Что случилось?

— Один из воинов очень подозрительно на меня посмотрел, — поделилась своими подозрениями Платина.