И тут сидевший за одним с ними столом Старый Сови сообщил, что такой специалист есть и в их богами забытой деревне. Весьма озадаченный подобным известием, Хаторо поинтересовался у радушного селянина, откуда здесь взялся представитель столь городской профессии, поскольку бедные простолюдины не имеют средств пользоваться его услугами, а богатых в Касеи очень мало?
Выяснилось, что несколько лет назад один местный житель отправил младшего отпрыска к дальнему родственнику жены в Шибани учиться на цирюльника. Вот только стать им молодому человеку не довелось. Два года назад внезапно умер старший сын крестьянина, оставив жену вдовой, детей сиротами, а семейное поле — без сильных мужских рук. Тогда старый селянин вновь отправился в город и вернул младшего отпрыска домой. С тех пор тот вернулся к тяжкой доле земледельца, но не забыл приобретённых навыков, время от времени приводя в надлежащий вид лица немногочисленных проживающих в Касеи дворян.
Побратимы решили, что не воспользоваться столь удачно подвернувшейся возможностью будет, по меньшей мере, глупо, и вместе со Старым Сови отправились к местному цирюльнику, давая возможность своей служанке ещё немного побездельничать.
Перед тем как они ушли, Платина отозвала в сторонку бывшего офицера городской стражи и настойчиво попросила добыть ей хоть какой-нибудь нож.
— Обойдёшься без него, — тихо, но безапелляционно заявил мужчина. — Защищать тебя — это наше дело.
И резким взмахом руки пресёк все её возражения.
Плотно сжав губы и мысленно ругаясь, Ия собрала успевшее высохнуть бельё, после чего, не удержавшись, пошарила по хозяйственным постройкам на подворье Старого Сови.
Повсюду царили разор и запустение. Сельскохозяйственный инвентарь отсутствовал почти полностью. Девушка вспомнила, как вчера вечером хозяин дома рассказывал, что сил работать на земле у него уже нет, и он сдаёт своё поле в аренду дальним родственникам. Вроде как этого ему хватает, чтобы не умереть с голоду, а заработать на бутылочку винца помогают редкие постояльцы.
Платина и сама толком не понимала, что хочет найти, рассматривая поломанные корзины, рваные циновки, горшки с отбитыми краями и прочую убогую крестьянскую утварь. Но едва разглядев на полке почти неразличимый в пыли и паутине железный штырь, длиной сантиметров в пятнадцать и толщиной в палец: то ли гвоздь, то ли обломанный крюк, то ли ещё что-то в этом роде, тут же сунула его в рукав и быстро вышла из сарая, не желая попадаться на глаза хозяину дома.
Это в её мире такая вот ржавая штуковина стоит чуть больше, чем ничего, а здесь любая металлическая вещь представляет из себя немалую ценность. Не даром же Старый Сови заботливо убрал её на полочку и, видимо, просто забыл, где та лежит, из-за свалившихся на его голову несчастий.
Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, кроме возившейся на соседнем подворье старой крестьянки, Ия несколько раз подбросила и поймала железяку, приноравливаясь к её весу, а потом с силой метнула в столб, поддерживавший кухонный навес.
Она не промахнулась. Вот только штырь оказался слишком тупой, чтобы глубоко вонзиться в дерево, и с лёгким звоном упал на землю.
Так как ничего похожего ни на напильник, ни на хотя бы точильный камень ей на глаза не попалось, девушке пришлось отказаться от идеи его заточить. Скрывшись в комнате, она обернула железяку тряпкой и привязала к поясу под платьем.
Мужчины явились минут через десять. Гладко выбритая физиономия соотечественника сияла, и Платина вновь невольно отметила, что он очень даже симпатичный парень.
А вот предводитель их маленькой компании сейчас же набросился на служанку с упрёками:
— Почему до сих пор осла не оседлала? Порки захотела?! Мы и так тут задержались, а она сидит себе и мух ртом ловит!
— Прости, почтенный! — бодро вскочив на ноги, повинилась Ия и устремилась к сараю с криком: — Сейчас, почтенный, сейчас!
— Вот негодница! — нёсся ей в спину негодующий голос Хаторо. — Пока носом не ткнёшь — ничего не сделает! Пороть тебя некому, а мне некогда!
— Молодая ещё, глупая, — сказал стоявший поодаль хозяин дома. — Вырастет — поумнеет.
— Это уже не моя забота, — отозвался гость. — Пусть сестра её воспитывает.
Осёл встретить девушку недовольным фырканьем, но безропотно позволил облачить себя в сбрую и вывести во двор.
Пока молодые люди навьючивали тюки с товаром, их старший товарищ сердечно прощался со Старым Сови.
Тот даже растрогался, смахнув соскользнувшую по щеке слезинку, и подробно объяснил, как им выйти на ведущую в Шибани дорогу.
Взяв осла за повод, Платина ещё раз глянула на мичмана российского императорского флота и не стала удерживаться от комплимента.
— А без бороды тебе гораздо лучше, почтенный Худ.
— Рад, что тебе понравилось, — довольно улыбнулся тот, признавшись: — Я, знаешь ли, не люблю бороду. Всё же ещё не старик и не мужик какой-то.
Ия бросила быстрый взгляд на хозяина их временного жилища, опасаясь, как бы тот не обратил внимание на странные слова гостя. Но Старый Сови был всецело поглощён прощанием с «почтенным Кастеном». Да и среди простолюдинов Благословенной империи также существовала своя строгая иерархия, и стоявшие чуть выше нисколько не стеснялись чваниться перед нижестоящими.
А ещё девушка вспомнила, что последний российский император также щеголял бородой, но решила собеседнику об этом не сообщать.
Покинув гостеприимный дом несчастного старика, путешественники заглянули в харчевню Беспалого Ляка, где закупились всё теми же рисовыми шариками, уложив их в коробку для еды.
Приёмная дочь бывшего начальника уезда обратила внимание на то, что местные дети не стали сопровождать их любопытной стайкой, ограничившись короткими, заинтересованными взглядами. Из чего она сделала вывод, что чужаки здесь не такая уж большая редкость.
Когда последние домики Касеи скрылись за невысоким пригорком, Жданов отстал от побратима и, дождавшись шагавшей позади соотечественницы, взял у неё из рук повод осла.
Не замечая вокруг ни одного человека, кроме них, Платина не возражала. Более того, ещё не успев устать и чувствуя себя превосходно, она была совсем не прочь поболтать. Однако вопрос, мягко говоря, застал её врасплох. Неизвестно, какая шестерёнка повернулась в его голове, только мичман российского императорского флота почему-то поинтересовался:
— Вы говорили, что ваши родители артисты? Они поют в опере или танцуют в балете?
Ия едва зубами не заскрипела от того, как ей не хотелось врать. Пришлось приложить немалые усилия, для того чтобы сохранить достаточно невозмутимое выражение морды лица и спокойно ответить в принятой у аборигенов, манере:
— А вам это так важно?
И тут же щёки девушки полыхнули жарким румянцем, поскольку очень похожий вопрос задала Хваро в тот вечер, когда она в первый раз оказалась в её постели.
Желая поскорее прогнать жгучие, неприятные воспоминания, Платина с жаром заговорила, торопясь и проглатывая слова:
— Я читала, что в вашем времени артистов не очень-то уважали и относились с большим пренебрежением, считая их занятие низким, недостойным и чуть ли не… презренным! Если артист — так обязательно дурак или бабник, а артистка — так… падшая женщина. У вас их и за людей-то не считали, как… как каких-нибудь крепостных крестьян!
— Да кто же это у вас пишет про нас такие глупости, Ия Николаевна?! — возмутился молодой человек. — Вы что же, нас, своих предков, совсем за дикарей держите-с!? Я сам, будучи гардемарином, неоднократно посещал балет и видел, с каким восторгом и обожанием публика приветствовала божественную Елену Андреянову! Ей аплодировали даже августейшие особы! Где вы тут видите пренебрежение?!
Девушка своих современниц балерин не знала, не то что артисток позапрошлого века, но гневная отповедь собеседника заставила её немного смутиться.
— Простите, Александр Павлович, — пробормотала она, отведя взгляд. — Кажется, я немного погорячилась. Но согласитесь, что к артистам у вас относятся… предвзято?
— Как вы выражаетесь: всякое бывает, — неожиданно для неё не стал спорить Жданов. — Сам я ничего недостойного по отношению к артистам и к нашим крестьянам себе не позволял. А важно это для меня потому, что я хочу узнать больше не только о вашем времени, но и о вас. Быть может, вам не удобно говорить о родителях? Тогда простите, не стану больше докучать.
— Ну почему же? — едва он договорил, Платина выпрямилась, насколько это вообще возможно с корзиной за плечами, и надменно вскинула подбородок. — Я люблю и горжусь своими родителями. Если вам действительно любопытно, то знайте, они артисты цирка! И когда я попала в этот мир, они и в самом деле работали в Италии.
— Ваши батюшка и матушка… циркачи!? — вскинул брови мичман российского императорского флота, и в его голосе Ия явственно расслышала больно царапнувшее душу разочарование.
— Да-с! — с нажимом ухмыльнулась девушка. — Не аристократы-с! И даже не оперные звёзды, а жонглёр и воздушная гимнастка. Я, кстати, собиралась стать акробаткой.
«К циркачке да ещё и недавно изнасилованной он уже так уважительно относиться не будет, — с болезненной злостью думала Платина, заметив, как растерянно отвёл взгляд её соотечественник из девятнадцатого века. — Не станет унижать свой дворянский гонор! Вот же-ж! Да ладно, может, оно и к лучшему? Расставили все точки над «ё», пока не слишком поздно. Но врать всё равно не буду. Если суждено остаться вместе, то обманывать ни к чему. А если разбежимся, то тем более плевать!»
Некоторое время шли молча. Видимо, морской офицер напряжённо «переваривал» услышанное. Наконец он озадаченно пробормотал:
— Но вы же говорили, что собирались поступать в университет? Неужто у вас там и на циркачей учат?
— Представьте себе, Александр Павлович, учат, — назидательно произнесла Ия. — Но не в университетах, а в специальных высших учебных заведениях.
— И что же там изучают? — насмешливо фыркнул Жданов. — Как стоять на голове и ходить по канату?