ПОСВЯЩАЕТСЯ E. S.
И снова вам, инициалы,
Неведомые для других,
Разочарованный, усталый,
Я бедный посвящаю стих.
Вы для меня теперь священней,
Чем в дни любезной старины,
И вам я шлю мой ямб осенний
Из отдаленной тишины.
Усталость
«По мне, отчизна только там.
Где любят нас, где верят нам».
Опять покорен грусти, мрачен,
Я – одинокий – снова с той,
Чей взор пленительный прозрачен
И полон юной красотой.
Но ныне с кроткой укоризной
Встречают запылавший день
И страх пред новою отчизной
И недоверчивая лень.
Нет! Не увлечь меня мятелям
В земной простор, в далекий путь,
Не взволновать твоим свирелям
Мою задумчивую грудь.
Еще вскипает над долиной
Осенним солнцем небосвод,
Но треугольник журавлиный
Медлительно на юг плывет.
Боль
Нависла боль свинцовой тучей
С каймой кровавою вокруг.
И ты изрыт тоской летучей,
Многострадальный, нежный луг.
Раскрылся плащ ночной и синий
От леса и до камыша.
В твоей измученной пустыне
Теряется моя душа.
За ней, бредя стопой тревожной
В глухую ночь, в ночную тишь,
Ты, сердце, песнею острожной
Над осенью моей звенишь.
Память
«Далёко ты, но терпеливо
Моей покорствую судьбе.
Во мне божественное живо
Воспоминанье о тебе».
Ты отошла за травы луга,
В глухую осень, в камыши…
Расплескивает крылья вьюга
Над страшною тоской души
Прислушиваюсь к милой флейте
И к дальним шорохам сосны.
Жестокую печаль лелейте.
Мои отчетливые сны.
Я вижу в снеге лабиринта,
Где без дорог мои пути,
Краснеет кровью гиацинта
Твое последнее «прости!».
Ты не могла, ты истомилась
В слезах и бормотаньях встреч,
И отошла, и закрутилась
Змеею шаль вдоль смуглых плеч.
Я не виню, что ты, больная.
И уходила и звала.
И вся цветная, вся хмельная
С моих страниц ты уплыла.
Но не кляни и ты, что ныне
С губ помертвевших, ледяных
В часы растерянных уныний
К тебе слетает блеклый стих.
Мне кажется, что ночью каждой
И каждым утром, каждым днем,
Когда объят предсмертной жаждой
И смертным роковым огнем, –
Ты проплываешь надо мною.
Колебля тонкое копье,
Дразня минувшею весною,
Суля иное бытие.
Волна – я знаю – беспощадна
И снова не придет к камням,
Но тешиться мечтой отрадно
Изнеможденным берегам.
Пруд
Я в мир принес унылый цвет
Однообразный, скучный, серый
И милой девушки портрет
Я им писал, но с детской верой.
И луч желания проник
И разгорелся над работой
И окружен любимой лик
Таинственною позолотой.
И очи синие синей
Небесных, ангельских просторов,
И руки тонкие нежней,
Чем славословья горних хоров.
Но для меня портрет уныл,
Не вижу золота наряда;
Как два креста с глухих могил,
Два серых, неподвижных взгляда.
Так мрачный, молчаливый пруд
С его зацветшими водами
Нам кажет блеск и изумруд
Под золотистыми лучами,
Но, ослепленный, отойди,
Взгляни, коль ты отважно молод,
И там в пруду, в его груди,
Увидишь беспощадный холод.
Осенняя мелодия
Люси.
По обезлиственному саду
Мелькает красный сарафан,
Спешит меж яблонь за ограду
В речной затейливый туман.
И на певучем коромысле,
На двух крючках из серебра,
Качаясь в такт шагам, повисли
Два яркожелтые ведра.
Ах! Нет! Не выйти, как и прежде,
С реки с сияющим лицом,
На смятой, встрепанной одежде
Пыль не очертится кольцом!
И не мелькнет в тяжелых косах
Цветок пахучий жениха,
Не будет стадо на откосах
Щипать траву без пастуха!
И радость золотого взгляда
Задернет медленный туман;
По обезлиственному саду
Пройдет грустящий сарафан.
Прогулка
Посвящается Алексею Сидорову.
Леса недвижные тревожно
Обстали и спокойно я
Бреду поляной, осторожно
В траве минуя муравья.
Каким-то сновидением нежным
В измученном мозгу моем
Плывет мечта о безмятежном,
О драгоценном, о былом.
О, радости! Былые сестры,
Ушедшие в земную пыль!
Тоска вонзает в душу острый,
Жестокий, ледяной костыль.
И только с отдаленной дачи
Сквозь желтый, липовый вуаль
Над беспощадной неудачей
Рыдает жалобный рояль:
«In questa tomba». О, лелейте
Изысканную грусть, мечты!
Уродливая смерть на флейте
Покоит страшные персты.
И алебастровые пальцы
Играют зорю. Пой, пастух,
И бесприютного скитальца
Прими золоторунный дух!
Предчувствие
Томлюсь один в бору сердитом
В безлунную, глухую ночь.
Чу! Где-то прозвенел копытом
Конь, уносящий счастье прочь.
Гори, гори, костер забвенья,
Туманом выползает сонь!
Покой! Иду без сожаленья
В твой очистительный огонь!
Пусть искры пляшут дикий танец
И меркнут здесь, вблизи, вдали…
Уж по щекам ползет румянец,
Как зарево иной земли.
И я страшусь прервать молчанье,
Мое молчанье и огня.
Гори, пылай, воспоминанье,
Не мучь и не томи меня!
Прости, напрасное стремленье,
И отцветай, унылый стон:
Над роковым костром забвенья
Чертит круги предсмертный сон.
Золотой мост
«Протянут Господа рукою
Меж ними золотистый мост».
Под ветром тягостных томлений,
Под бурей несвершенных дел
Восторг цветущих сновидений,
Как одуванчик, облетел.
Твой шлейф крылатый, лебединый
С моей тоскливой глубиной
Я золотою паутиной
Навеки переплел весной.
Ты грезилась цветком горячим
На нерастопленном снегу.
Увы! И изнуренным плачем
Тебе ответить не могу.
Твоей весны полупрозрачной,
Изнеженной не различил
Я, распростертый мглою мрачной
Над плитами моих могил.
А ныне вихрь исступленный
Печали, скорби и тоски
По паутинке утонченной
К тебе донесся от реки.
Я сам не ведаю: над кручей
Что всколыхнуло глубь мою
Я вознесусь ли легкой тучей
Иль вечной мглою простою?!
Но чутко каждое движенье,
О, нежная – я шлю тебе.
Пойми бессменное томленье
В моей губительной судьбе
И на немеркнущем закате
Окрест торжественно излей
Ты в золотистом аромате
Дрожание души моей.
A Claire
Опять старинною вуалью
Окутывает очи грусть…
Читаю с жалобной печалью
Мою судьбину наизусть.
Грядущим людям, не усталым,
Не расслыхать моих шагов,
Мне не дойти хоть тихим валом
До отдаленных берегов!
Я их покоя не нарушу,
К ним голос мой не долетит.
Храните пасмурную душу,
Истертые обломки плит.
Доверчиво-прозрачна доля,
Ее не заплетает мгла:
Так замирает ветер в поле,
Не долетая до села.
Мой век мои стенанья спрячет,
Как разговор подруги грудь;
Я не грущу, что путь мой начат:
Я знаю, что недолог путь!
К ней
Ты встала медленно и строго,
Как в поле факел золотой,
Над юностью моей убогой
И над моею темнотой.
И я в костре весенней грезы
Забыл тоску былых обид.
Все ярче вспыхивали розы
Моих измученных ланит.
Ты отошла в сапфир навеки
В иную твердь, в иной покой.
Твои задумчивые веки
Закрыл печальною рукой.
И вот один. Прервать не смею
Обеты сладкие мои.
Над буйной юностью моею
Пролит жестокий хмель любви.
Лишь изредка в часы затиший
Любовных плясок и огня
Твой взгляд, как взор Мадонны в нише,
Глядит с укором на меня.
«Осенне-вкрадчивые тени…»
«Слышу, слышу шаг твой нежный
Шаг твой слышу за собой!»
Осенне-вкрадчивые тени
От наклонившейся сосны;
Меня на шаткие ступени
Ведут заманчивые сны.
И лестница все круче, выше
И каждая ступень тяжка.
Летучие шныряют мыши
И с ними древняя тоска.
Тебя я слышу, но не вижу,
Но кажется, что ты идешь,
Что где-то там, далече, ниже,
Твоих шагов мерцает дрожь.
О, нежная моя подруга!
Тебя влеку, моя мечта,
От выжженного солнцем луга
На гвозди страшного креста.
Но не робей! И затаенный
Да не наполнит ужас грудь:
С распятья легче к небосклону
Нам будет руку дотянуть.
И, кровью гордою алея,
Звездой нарушим темноту!
Не дай, Господь, мне, как Орфею,
Пронзить глазами пустоту!
Прости, прости мои печали,
О, строгая мечта, прости!
Я верю в розовые дали
На вечереющем пути.
Скрываю горестные вежды
Под вуалеттой огневой,
Но золотой вуаль надежды
Весь в мушках грусти роковой.
Какие б сны не ожидали
За неизвестностью черты,
За новым поворотом дали
Увижу новые кресты.
Приемлю вдумчиво и строго
Их очертания во мгле:
Я ведаю, что все от Бога
На затуманенной земле.
Благословение
«Да будет ясен жребий твой».
…К тебе, как горестный скиталец,
Пришел я снизу, от реки;
Благословляю каждый палец
Прозрачной девичьей руки.
Да будет звездноголубая
Твоя весна, как ты, нежна!
Тебя я всю благословляю,
Моя смиренная княжна!
Евгению Беньяминсону
«Счастлив, кто с юношеских дней,
Живыми чувствами убогий,
Идет проселочной дорогой,
К мечте таинственной своей».
Нет! Не прервет наш путь бездомный
Ни крик рассветный петуха,
Ни ранний звук свирели томной
Мечтающего пастуха.
И мы бредем в туман покорней,
Рыдая от стальных обид…
Янтарный свет лампады горней
Над нашим заревом горит.
Нам не придти к огням селений
И к ласкам обольщенных жен,
Не будет факел наслаждений
Над нашей юностью зажжен.
Наш дух земной земным изранен
И нас медлительно ведет
Тоска, как вековой Сусанин,
По бездорожию болот.
Не верь! Таись! Пусть тело ранит
Синеющая сталь клинков,
Но нас в трясину не заманит
Полет болотных огоньков
Пройдя свой путь ночной и длинный
Сквозь пожелтевшие луга,
Тебе несу любви старинной
Мерцающие жемчуга.
Пусть в глубине твоей хрустальной
Очей задумчивых, княжна,
Цветет души моей печальной
Измученная тишина.
Пусть там – вдали – и клекот орлий
И горлицы предсмертный стон,
Но надо мной уже простерли
Твои персты осенний сон.
Пусть в пиршестве своем веселом
Волна кипит, взрывая мрак, –
Уже скрывается за молом
Предусмотрительный моряк.