– А, ваше величество, – сказал граф, подходя к королю. – Не желаете ли разделить с нами скромную трапезу?
Волосы Агнессы цеплялись за сучья. Ей удалось поставить одну ногу на ветку, схватиться с немалым риском для жизни за ветку над головой, но вторая нога осталась на помеле, которое начало потихоньку дрейфовать в сторону, заставляя Агнессу принять позу, которую даже балерины не способны принять без долгой подготовки.
– Ты что-нибудь видишь? – крикнула нянюшка, стоявшая очень-очень далеко внизу.
– Кажется, это старое гнездо… О нет!
– Что случилось?
– По-моему, у меня лопнули панталоны.
– Вот поэтому я всегда выбираю белье попросторней, – нравоучительно изрекла нянюшка.
Агнесса перенесла вторую ногу на ветку, которая сразу же угрожающе затрещала.
«Толстуха, – презрительно фыркнула Пердита. – Я бы с легкостью газели запрыгнула на это жалкое деревце».
– Газели не прыгают по деревьям! – огрызнулась Агнесса.
– Что-что ты говоришь? – крикнула снизу нянюшка.
– Да так, ничего…
Агнесса бочком двинулась вперед, но вдруг весь мир обрел черно-белый цвет. Чуть ли не перед самым ее носом на ветку опустилась сорока и принялась громко трещать. Буквально тут же к этой сороке присоединились еще пятеро, перелетевшие с соседних деревьев, и сорочий хор стал просто оглушительным.
Агнесса всегда недолюбливала птиц. Когда они порхали в небесах или пели красивые песенки, она ничуть не возражала, но вблизи они превращались в обезумевшие комки перьев с интеллектом комнатной мухи.
Агнесса попыталась прихлопнуть сороку, что поближе, но та проворно вспорхнула на другую ветку, а девушка с большим трудом удержала равновесие. Когда дерево перестало раскачиваться, Агнесса двинулась дальше, пытаясь не обращать внимания на вопли разъяренных пичуг. Наконец она заглянула в гнездо.
То ли это были остатки старого гнезда, то ли начало нового, разобрать не представлялось возможным. И тем не менее там обнаружились лоскуток блестящей ткани, осколок стекла и что-то белое с… золотой кромкой, ярко поблескивающее даже в такую пасмурную погоду.
– «Вот серебро – это пять… золото вот – это шесть…» – произнесла она едва слышно.
– «Вот небеса – это пять, шесть – в преисподней искать», – поправила услышавшая ее слова нянюшка.
– Я едва могу до него дотянуться…
Ветка сломалась. Разумеется, ниже было много других веток, но они послужили лишь краткосрочными остановками на долгом пути вниз. А самая последняя ветка зашвырнула Агнессу далеко в заросли остролиста.
Нянюшка быстренько выхватила приглашение из ее безвольно откинутой руки. Чернила под дождем расплылись, но слово «Ветровоск» еще можно было различить. Нянюшка поцарапала позолоченную кромку ногтем.
– С золотом они переборщили, – сказала она. – Что ж, с приглашением мы разобрались. Я ж говорила – эти гадины воруют все, что блестит!
– Мне совсем не больно, – многозначительно произнесла Агнесса. – Остролист неплохо смягчил падение.
– Шеи им сверну, – пообещала нянюшка, посмотрев на орущих с деревьев сорок.
– Кажется, я вывихнула себе шляпу, – буркнула Агнесса, с трудом вскарабкиваясь на ноги. Но в данной ситуации рассчитывать на сочувствие не приходилось, поэтому она просто продолжила: – Итак, приглашение мы нашли. Произошла чудовищная ошибка. Никто в ней не виноват. Давай теперь найдем матушку.
– Если она сама не хочет, чтобы ее нашли, мы ее век искать будем, – откликнулась нянюшка, задумчиво поглаживая золотую кромку приглашения.
– Но ты можешь кого-нибудь Заимствовать. Ее могли видеть животные, птицы… Даже если она ушла еще до рассвета.
– Э-э нет, с Заимствованием – это не ко мне, – твердо заявила нянюшка. – У меня нет такой самодисциплины, как у Эсме. Я слишком… увлекающаяся особа. Как-то три недели крольчихой прыгала, пока наш Джейсончик не вызвал матушку, чтоб она меня возвернула. А еще ведь чуть-чуть, и вернулась бы совсем не я.
– Но кролики такие скучные!
– Ну, у них есть свои преимущества, свои недостатки…
– Хорошо, тогда давай заглянем в это рыбацкое яйцо, – предложила Агнесса. – Маграт говорила, у тебя это хорошо получается.
С печной трубы стоявшего на другой стороне поляны домика вдруг свалился кирпич.
– Только не здесь, – с некоторым сомнением ответила нянюшка. – У меня аж мурашки по спине… О нет, только не это! Будто у нас хлопот мало. Он-то зачем сюда приперся?!
К ним, петляя между деревьев, приближался всемогучий Овес. Он продвигался неуверенно, как любой городской житель, внезапно очутившийся на настоящей, неровной, покрытой перегноем, усеянной ветками земле. А еще он постоянно озирался по сторонам – так, словно в любой момент мог подвергнуться атаке сов или злобных жуков.
В своем странном черно-белом одеянии Овес и сам был похож на сороку.
Заметив появление человекообразного родственника, сороки еще громче затрещали с деревьев.
– «Семь – это старая-старая тайна как есть», – сказала Агнесса.
– «Семь – это дьявол, чтоб вечно ему не бывать», – мрачно заметила нянюшка. – У тебя свои стихи, у меня – свои.
Увидев ведьм, Овес слегка повеселел. Достав из кармана платок, он громко высморкался.
– Вот ведь напрасная трата человеческого материала… – пробормотала нянюшка.
– А, госпожа Ягг… и госпожа Нитт, – сказал Овес, обходя грязь. – Э… надеюсь, вы в добром здравии?
– Были. До этого момента, – ответила нянюшка.
– Я надеялся… э… увидеть госпожу Ветровоск.
Некоторое время только треск сорок нарушал тишину.
– Надеялся? – спросила Агнесса.
– Госпожу Ветровоск? – спросила нянюшка.
– Э… да. Я полагал, это… одна из обязанностей… Ну, я услышал, что она, возможно, заболела, а пастор обязан навещать всех немощных и старых… Я, конечно, понимаю, официально я не обязан выполнять обязанности местного пастора, но раз уж я здесь оказался…
Лицо нянюшки было похоже на портрет, написанный художником с весьма причудливым чувством юмора.
– Мне искренне, от души жаль, что ее здесь нет, – абсолютно честно сказала вредная нянюшка.
– Какая досада, а я собирался рассказать ей о… Собирался… э-э… А с ней все в порядке?
– Не сомневаюсь, после твоего визита ей стало бы куда лучше, – откликнулась нянюшка, и снова в ее словах присутствовала некая странная, искаженная правда. – Несколько дней она б только об этом и говорила. Тебе обязательно стоит побывать у нее в гостях.
Овес беспомощно огляделся по сторонам.
– Что ж, полагаю, будет лучше, если я вернусь в свой… э-э… шатер. Дамы, вас сопроводить в город? Этот лес буквально кишит всякими опасными животными…
– Спасибо, у нас есть помело, – твердо ответила нянюшка.
Священнослужитель явно пал духом, и тут Агнесса приняла решение.
– Одно помело, – подчеркнула она. – Я, пожалуй, провожу тебя… То есть ты можешь меня проводить. Если хочешь, конечно.
Священнослужитель облегченно вздохнул. Нянюшка хмыкнула. Причем в этом звуке определенно присутствовало что-то ветровосковское.
– Ну, тогда до встречи у меня дома, – сказала она. – И чтоб никаких хухры-мухры!
– Я, вообще-то, не хухрую-мухрую, – ответила Агнесса.
– Вот лучше и не начинай, – буркнула нянюшка и отправилась за помелом.
Некоторое время Агнесса и отец Овес шли в смущенной тишине.
– У тебя голова больше не болит? – спросила наконец Агнесса.
– Мне гораздо лучше, спасибо. Боль почти прошла. Но ее величество была настолько добра, что все равно дала мне пилюли.
– Это очень мило с ее стороны, – сказала Агнесса.
«Лучше б иголку дала! Ты только посмотри, какой у него прыщ! – рявкнула Пердита, прирожденная последовательница выдавливания прыщей. – Дай, я выдавлю, а?»
– Э-э… Я тебе, наверное, не слишком нравлюсь? – поинтересовался Овес.
– Вообще-то, мы едва знакомы, – пролепетала Агнесса.
Ветерок как-то слишком уж легкомысленно обдувал ее нижние регионы.
– Многим и этого хватает, – пожал плечами Овес.
– И правильно. Быстрые решения экономят время, – сказала Агнесса и выругалась про себя. Пердита сумела-таки вставить свою ремарку, но Овес, казалось, ничего не заметил, только еще раз вздохнул.
– Как-то у меня с людьми не складывается… – продолжил Овес. – И, видимо, я не больно-то подхожу для работы пастырем.
«Не вздумай увлечься этим ничтожеством!» – предупредила Пердита, а сама Агнесса спросила:
– Пастырь – это ведь у вас так пастухи называются, да? То есть в свободное от работы время ты пасешь овец?
– В семинарии все казалось таким простым, – признался Овес. Изливая душу, он, как и многие люди, не слышал ни слова из того, что говорят другие. – Но здесь, когда я рассказывал местным жителям самые доступные предания из «Книги Ома», мне отвечали: «Неправда, грибы в пустыне не растут». Или: «Ну и дурацкий же способ заботиться о виноградниках». Тут все воспринимают слова слишком… буквально.
Овес смущенно закашлялся. Какая-то мысль не давала ему покоя.
– К сожалению, «Ветхий завет Ома» достаточно непреклонен в том, что касается ведьм, – наконец выдавил он.
– Правда?
– Однако, тщательно изучив соответствующий пассаж в оригинале «Второго омнианского писания IV», я выдвинул довольно смелую гипотезу, что в данном случае это слово может быть переведено как «тараканы».
– Неужели?
– Ведь там говорится, что расправиться с ними можно при помощи огня или «ловушек с патокой». Правда, чуть дальше сказано, что они приносят сладострастные сны.
– Не смотри на меня так, – приказала Агнесса. – Я согласилась только проводить тебя до дома.
К ее немалому удивлению и безумной радости Пердиты, священнослужитель покраснел так густо, как никогда не краснела она сама.
– Э-э… э-э… Но рассматриваемое словосочетание тоже может трактоваться в зависимости от контекста. Оно еще означает «вареные омары», – поспешно добавил Овес.
– Нянюшка Ягг говорит, что раньше омниане жгли ведьм на кострах.