Стилисты обсуждают между собой разноцветные пластмассовые украшения: клипсы, корона в волосы, кольцо.
– А что надевать? – спрашиваю я. Меня причесывает моя Наташа.
Собчак красят. Она – вся в черепах – листает журнальчик. На шее висит чешуйчатый член от De Grisogono.
– Для вас – вот это желтое платье.
– Одно только?
– Ну да, а сколько?
Стилистка так увлечена своим замыслом, что ей не до нас. Ее глаза горят, лоб озабоченно наморщен.
– А если оно мне не подойдет? – спрашиваю я.
Этот вариант она даже не рассматривает.
– Почему не подойдет? Мне кажется, все хорошо. Вы – в желтом, Собчак – в розовом. И у вас зеленые тени. Погуще ей вокруг глаз зеленые тени!
– Хорошо, – кивает Наташа.
Собчак начинает одеваться, я уже накрашена, беру зеркало.
Вокруг моих глаз – огромные ярко-зеленые круги.
– Что это ты мне сделала?
– Такой образ…
– Не надо мне такой образ! – Беру спонж, тру себе глаза.
– Не трогай! – ахает Наташа.
– У нас такой образ. Вы – Синди, желтое платье… – Стилистка начинает раздражаться: я ничего не понимаю в ее идее.
– А со мной этот образ обсудили? – спрашиваю я. – Вы меня спросили, мне он вообще подходит? Ваш образ?
– А что мне надеть? – интересуется Собчак. Она держит в каждой руке по розовой тряпочке. С кружевами.
– Стирай! – говорю я Наташе.
– Вот это, – показывает стилистка моей напарнице.
– Вот эти трусы и вот эту жуткую кофту? – уточняет Собчак. Чешуйчатый член зловеще раскачивается у нее на шее.
– Почему это она жуткая? – оскорбляется стилистка.
– А вы сами ее мерили?
– Нет, мне ее зачем мерить? Это для вас. Собчак надевает шорты и кофточку с кружевами.
Кричит:
– Вы что, правда хотите, чтобы я в этом снималась? Я вообще такие вещи не ношу!
– Хорошие вещи, – не сдается стилистка, – чем вам не нравятся?
– Слушайте! А вы вообще нас не хотели спросить? Вам вообще наше мнение интересно?
Наташа перекрасила мне глаза. Надеваю желтое платье. Красиво.
– А если бы ей платье не подошло? – кричит Собчак. – Вы бы мне трусы оставили, а ей кофточку эту дали? Или наоборот?
– Почему вы кричите? – возмущается стилистка.
Примеряю к платью пояс. Нет, лучше без пояса.
Туфли мне малы.
– А это какой размер? – спрашиваю.
– Малы? – радуется Собчак.
– Малы! – не то чтобы расстраиваюсь я.
– Просто они одни были, – сухо говорит стилистка, – попробуйте так надеть.
– Вы знаете, – я честно пробую их надеть, – это не наша проблема, что у вас туфли одни и одежды нет.
– Подошли бы к нам по-человечески, сказали бы: девчонки, такая ситуация, вот все, что есть, извините, пожалуйста, – говорит Собчак, – и давайте что-нибудь придумаем…
– У вас красивая кофта, – настаивает стилист.
– Я туфли не надену, – говорю я.
– Нет! Все! Вы вообще кто такая? – спрашивает Собчак.
– Я редактор.
– Больше вы не редактор! Нет, ты слышала, – она поворачивается ко мне, – красивая кофта! Я сейчас позвоню! Алло! Привет, привет… Слушай, мы сейчас для твоего журнала снимаемся, тут редактор хамит, грубит, так себя ведет… Ага… – Она убирает телефон. – Крокодил! – заявляет Собчак прямо в лицо стилистке. И повторяет отчетливо: – Кро-ко-дил! Вы меня поняли? Ваше место работы теперь будет – «Крокодил»!
Когда мы уже стояли в кадре, стилистка собирала свои вещи. Ее уволили.
– Нет, она видела, что я вся в черепах пришла? И с членом на шее? Она могла сообразить, что это не просто так? Что вот такое у меня настроение! Осуждаешь? – Она повернулась ко мне. В любой ситуации выглядит отлично. Имидж главной блондинки страны обязывает.
Я влезла в 35 размер.
– Нет. Ни капельки.
Интервью.
– Скажите, счастье – в деньгах?
– Нет, конечно. Но с деньгами можно прекрасно проводить время в ожидании счастья.
– У вас есть мечта?
– Мечта?
В тренажерный зал точно ходить не буду. Может, попробовать в «London Body School» Илзе Лиепы? В Жуковке открылась. Катя ходит, говорит – здорово.
– Ну, конечно, есть. Кубики на животе.
– А если серьезно?
– А вы думаете, кубики – это не серьезно? Вы, наверное, никогда спортом не занимались.
А может, пойти в «Звезды на льду»? А если надоест?
Если бы я была ведьмой, я бы гнала зиму метлой.
Москва веселилась разгульной пятницей, а я читала заключение Института социальной и судебной психиатрии им. Сербского.
Социально опасен. Агрессивен.
На полстраницы анализ пунктуации в письме. Преобладающие восклицательные знаки.
За фразой «нежный фрукт» прослеживается сексуальный подтекст.
Шизофрения.
Сан Саныч сказал, что мне необходимо встретиться с психологом, чтобы он проконсультировал меня. На всякий случай.
– На какой это всякий случай?
– Случаи бывают разные. Да ладно, успокойся. Он же просто шизофреник, а не какой-нибудь боевик-наемник.
– Просто ши-зо-френик?!
– Ну, конечно. Смотрела фильм «Телохранитель»? У тебя, кстати, нет случайно сестры-неудачницы?
– Нет. У меня вообще никого нет в этом смысле.
Я – идеалистка. И я считаю, что человечество не так глупо, как кажется на первый взгляд. И поэтому я привыкла думать, что люди меня любят. Даже те, кто делает вид, что ненавидят меня.
Например, некоторые литературные критики.
Позвонила Регина. Я обещала написать в журнал колонку под названием «Как модно праздновать Новый год».
– Не написала? – вздохнула Регина. – Такие у них темы тупые.
– Написала. И даже дала рецепт рождественской утки.
– Здорово! – обрадовалась Регина. – И, кстати, они сделали специально для тебя новую рубрику «Обед за городом».
– Пусть отменяют. Я на диете.
– Ты что? – ахнула Регина.
– Созвонимся попозже, ладно?
Заехала домой переодеться.
После вчерашнего дня рождения папы еще всюду валялись воздушные шарики. Мы надували их с Антошкой целое утро.
Сын выбежал мне навстречу.
– Антошечка! Иди обниматься! – Я широко расставила руки. В них могли уместиться и мой сын, и моя мама, и еще несколько родственников.
– Так! Доесть сначала! – приказала мама, будто потянула за поводок. Сын послушно вернулся на кухню.
Пять макаронин были геометрично разложены на тарелке в форме бабочки. Антошка вилкой, уныло, переместил одну из них в центр. Рисунок поменялся, как в калейдоскопе.
– «Ну, говори, говори! – поторопил Малыш, он явно сгорал от нетерпения», – бодро читала моя мама раскрытую книжку, поглядывая на страницы сквозь узкие, как маска Бэтмена, очки. – «Так вот, – не спеша начал Карлсон, – один глупый мальчишка прилетает на вертолете системы «Карлсон» на этот балкончик…»
– Как тебе в садике? – спросила я.
– Нормально, – вздохнул Антон. – А можно мне больше не есть?
– Можно.
– Еще две штучки, и все. «…Злющая домомучительница слышит звонок…»
– Конец! – обрадовался Антон, пристроив макаронную бабочку за щекой. – Я пойду, мне надо позвонить Люсе!
Мы гоняемся за бабочками не тогда, когда хочется есть. Что это? Надо записать. Нет, бред какой-то.
Или не бред…
Когда тебя десять раз на дню спрашивают, в какой момент вы почувствовали себя исключительной, наступает день, когда именно такой ты себя и чувствуешь.
Все-таки бред.
– Мам, – я постаралась сказать это очень мягко, – я прихожу домой, я скучаю по ребенку, он бросается мне навстречу… а ты говоришь, что он должен доесть. Ведь он мог поцеловать меня, а потом доесть.
– Еще какие-нибудь претензии будут? – Она сняла очки Бэтмена и сразу стала моей обыкновенной мамой.
– Ну, что ты обижаешься?
Но она уже ушла.
19.19, и он хочет меня увидеть. Но сначала заеду к Кате. Там посмотрю на себя в передаче «Что хуже?».
Надеваю ярко-зеленое платье с лосинами и туфли.
Если беды не воспринимать как беды, то бед нет. И зима – не беда.
Туфли на высоком каблуке.
Мой любимый фильм Альмодовара «Высокие каблуки». Как, наверное, здорово быть режиссером такого замечательного фильма!
А ведь когда я училась в школе, я мечтала именно об этой карьере.
Я снимала короткометражки в институте, но они не пользовались успехом у преподавателей.
Я вышла замуж, и мой муж вообще не хотел, чтобы я работала.
Нигде, кроме как дома.
Звоню своему мужу. Бывшему.
– Привет. Сегодня в 9 будет моя передача по телевизору.
– Какая передача?
– Моя. Я же тебе говорила. «Что хуже?».
– А… Слушай…
– Что?
– А тебе вообще деньги за эту твою книжку платят? Она же вроде бестселлер? – Мой бывший редко чувствует себя неловко, но сейчас, судя по голосу, это был тот самый уникальный случай.
– Бестселлер, – с гордостью подтверждаю я.
– Ну и что, платят?
– Платят… – говорю я туманно и кокетливо.
– Ты понимаешь…
– Что? Твоя девушка решила написать книжку? Давай, это сейчас модно.
– Какую книжку… Не начинай. Скажи лучше, Антон дома?
– Дома, у нас родители в гостях. А что ты хотел спросить-то?
– У меня проблемы. Очень серьезные…
– На бирже?
– Да, то есть.» ну, в общем, да. – Он вздохнул.
– У нас есть деньги. – И почему-то еще добавила: – Ты не волнуйся.
– Ладно.
– А это у тебя надолго?
– Не хочу загадывать… Боюсь, что да.
Мы помолчали.
– За дом я, конечно, буду выплачивать, – поспешил сказать он.
– Спасибо.
– Ну, пока.
– А мне миллион предлагают, – не удержалась я.
– Чего? – не понял он.
– Долларов.
– За что?
– За пять книжек.
– Бери.
– Не знаю.
– И по телефону об этом поменьше говори.
– Ах, да… знаешь, у меня маньяк.
– Маньяк? – Он рассмеялся. – Жених, что ли?.. Алло?
– Жених, – сказала я.
– Ну, ты поаккуратней. Пока.
– Пока. В воскресенье Антона заберешь? Не давай сладкого, опять аллергия.
– Я понял.