Я, наверное, бегу, но не замечаю этого. Я ничего не вижу, потому что глаза – как ванны, из которых вода льется через край.
– Мусик! – Пронзительный голос бывшей подруги. – Ты не поцелуешь меня?
Подбегаю к машине. Я оставила ключи на столе.
Желтое такси только что отъехало.
Я рыдаю в голос. Машу таксисту руками, дергаю дверцу. Оказываюсь на заднем сиденье.
Охранники прыгают в машину сопровождения, со свистом газуют.
Он выбежал из ресторана.
Я сижу сзади и плачу.
Он вернулся в ресторан? Оборачиваюсь назад.
Рядом с моим окном оказывается моя машина. Он – за рулем.
Показывает мне руками – остановиться.
Я что-то кричу ему в закрытое окно.
Он подносит руку к уху, он не слышит.
Я кричу еще яростнее.
Он смеется.
Я вижу эту картину со стороны.
Гонка. Он меня преследует. Я, рыдающая, выкрикиваю оскорбления, которых он не может слышать.
Он хохочет. Старательно.
Показывает: открой окно.
Водитель спрашивает, что ему делать.
– Не останавливайтесь! – кричу я и снова в закрытое окно: – Гад! Какой же ты гад! Ты меня обманывал!
У меня разрывается телефон. Я не отвечаю. Открываю наконец-то окно.
– Ты обманул меня! – кричу я в истерике.– Ты врал мне все время!
– Нет! – он качает головой. Мы едем на приличной скорости, ему надо еще смотреть вперед.
– Ты говорил, что давно не признавался в любви! А у тебя есть другая! Ненавижу тебя!
Моя машина сопровождения начинает отжимать его от такси.
– Ты неудачник! – ору я, и мои слова смешиваются со снежинками, которые сразу тают.– Ты только и способен на то, чтобы девицам головы морочить!
Моя охрана неожиданно жестко вклинивается между нами, его машина делает крен на обочину, я наконец-то беру телефон.
– Все нормально, – говорю я охране совершенно спокойно. Водитель разглядывает меня в зеркало. – Заберите у него мою машину. Я еду домой.
7
Как в кино.
Запись с голосом маньяка скачивается на компьютер. Вытягиваются все звуки, которые могли быть в то время, когда он надиктовал сообщение.
Сначала смутно, а потом уже четко я узнаю среди прочих шумов свой голос.
– Как телевизор, – говорит Сан Саныч.
– Это моя передача «Что хуже?», – объясняю я.
– А! Так у него, видишь, обострение, когда он тебя видит.
Он, конечно, не просил у меня автограф. Он мерзко шипел что-то про то, что я – овощ. А он – Садовник. Больной дебил.
– Выключи автоответчик. И не бери трубку. Мы должны вынудить его искать какие-то другие формы общения.
– Какие?
– У тебя не намечается какого-нибудь мероприятия? Распиаренного? Чтобы он знал, что ты там точно будешь?
– Не знаю… У меня в понедельник online-конференция с «Комсомольской правдой». Весь Интернет в анонсах. И на моем сайте, наверное, информация имеется.
– Да? Отлично. Я с тобой поеду. Диктуй адрес.
– Я не знаю адреса. Он у Регины.
– А Регина прямо все про тебя знает?
– Все. Она же мой директор.
Сан Саныч наконец-то выключил компьютер с шипящим голосом.
– Надо будет подумать об этом…
– Что именно?
– Да не бойся. Ладно, до понедельника.
Приезжаю на телевидение. Гримерка.
– Молодой человек! Я же вам сказала – мне нужен темный тон! Как загар!
Передача о гламурной жизни.
– Я взял тон цвета вашей кожи. – Гримеру лет двадцать. Он похож на девочку.
– А мне не надо цвета моей кожи! Мне надо – загар!
– Ну, ладно, что вы волнуетесь?
– Это я еще не волнуюсь!.. – угрожающе предупреждаю я.
Звоню Регине.
– Ты почему Наташу не вызвала?
– Забыла. Извини, тут столько народу звонит…
– А теперь из меня тут делают венецианскую маску!
Гример фыркнул, как котик, понюхавший валерьянки.
– Извини. У меня тут у самой…– вздохнула Регина.
– А что у тебя?.. – И гримеру: – Покажите мне сначала эти тени!
Юноша положил передо мной коробочку и вышел.
– Да мой чего-то… Наорал на меня, сказал, везде бардак, куда ни глянь – журналы с твоими портретами, ему, видишь ли, сесть негде. Довел меня до слез.
– Слушай, а можно мне уйти? – Я вижу в зеркало, гример шепчет что-то на ухо девушке в черном парикмахерском фартуке.
– Да ты что? У них же эфир через полчаса, они же никого не найдут в замену!
– А если у меня голова разболелась?
– Ну, выпей таблетку…
– Я не хочу таблетку.
Подошел гример.
– Вы знаете, не надо меня докрашивать, у меня голова разболелась, я поеду…
Я встала.
– Как? – Он даже обиженного из себя строить перестал. – Подождите, я редактора позову.
Редактор поймала меня в дверях.
– Извините, – сказала я, не останавливаясь, – я, наверное, вас подвожу, но… извините…
– Не дай вам бог, чтобы вас кто-то так подводил, – проговорила редактор мне вслед. И тихонько добавила: – Стерва.
Еще одно интервью на «Веранде». И – домой.
Сначала я увидела его машину. Она остановилась как раз у того окна, возле которого я сидела.
Потом вошел он.
Я отвернулась.
– Если вы не возражаете, мы устроим такой блиц-опрос? – говорит журналист.
– Не возражаю, – говорю я очень вежливо и красиво улыбаюсь.
Он подходит к нашему столу.
– Привет! – говорит он. – Я не помешал?
– Вы можете начинать. – Я по-прежнему улыбаюсь, как мумия из Антошкиной книжки про Карлсона.
Не обращаю на него никакого внимания.
– Да-да! – Журналист щелкает кнопкой диктофона, переводит взгляд с меня на Александра. Восторженно улыбается. – Вы меня не помните? – спрашивает его журналист. – Мы с вами вместе на одной передаче работали.
Я с улыбкой, которую пришили к лицу, не поворачиваю голову. Смотрю только на журналиста.
– Да, помню, вы теперь что, в газете? – слышу его голос. И проваливаюсь в него, как в пропасть.
– Я работаю для разных изданий! – радуется журналист. – А вы к нам не присядете? Я помню, какой резонанс был, когда вы с телевидения ушли! Все лучшие люди тогда ушли…
– Нет, спасибо, в другой раз, – говорит он. И уходит.
– Больше и не осталось на телевидении профессионалов, – вздыхает журналист, провожая его взглядом.
– А я? – спрашиваю я и при этом смотрю ему прямо в глаза. Издевательски.
– Ах, да! – спохватился фанат Александра. – Вы-то, конечно! Поздравляю с дебютом. Когда второй блок снимать будете?
– Скоро. Давайте ваши вопросы.
– Вы мечтали о славе?
– Нет. Да. Не помню. Наверное, все мечтают о славе.
– А как вы думаете, ваши книги, ну, одна пока, переживут вас? Вы бы хотели этого?
– Мне слишком рано думать о том, кто кого переживет.
– А если все-таки представить… Какую бы надпись вы хотели увидеть на своем надгробном камне?
«Перед тем как стать надгробным, этот камень убил зануду – журналиста в ресторане «Веранда».
– Она умерла счастливой 120-летней старушкой на руках у любимого.
– Хи-хи, – сказал журналист.
– А у вас какая? – спросила я.
«Я однажды работал с величайшим телеведущим всех времен и народов. Аминь».
– У меня… ну, не знаю. Такая же, наверное.
– Старушкой бы хотели? – участливо интересуюсь я.
– Нет! Нет! – Он замахал руками.
Я посмотрела в окно. На месте его машины парковался «BMW ХЗ».
– А почему вы решили написать книжку?
– Мне не интересен этот вопрос.– Я не отвожу взгляда от окна. – Я на него отвечала за эти полгода чаще, чем за всю жизнь произносила свое имя.
– Но читателям интересно…
Из «ХЗ» выходит блондинистая девушка в меховой безрукавке.
– Посмотрите в Интернете. А вы с ним правда работали? – киваю я в сторону выхода.
– Да… было время. Я его вообще, можно сказать, всю жизнь знаю.
– Как это?
– А мы жили в одном доме. Я, правда, потом женился и уехал, а он так до сих пор там…
– Это какой дом-то?
– На Арбате. Пересечение с Садовым. Знаете, где супермаркет?
Знаю. Мы там познакомились.
– Ну, все? – спрашиваю я и встаю, не дожидаясь ответа. – Я вам по телефону надиктую, если еще что-нибудь понадобится. Okay?
20.44. Еще не поздно. Антошка еще не спит.
Он спрашивает меня, когда приедут в гости бабушка с дедушкой.
В садике на Новый год он будет Чиполлино. Он хочет, чтобы бабуля посмотрела.
Он в своей комнате. Они с няней раскладывают на полу какую-то игру.
Я вспоминаю, как он вошел в ресторан. «Привет, я вам не помешал?»
Он проезжал случайно.
Или не случайно? Я ведь почти каждый день на «Веранде» интервью даю.
А если бы я сказала: «Привет»?
– Нет, Антошка, арбуз – это фрукт, – говорит няня, – его надо вот сюда.
– Что это у вас? – спрашиваю я.
– Игра! – кричит мой сын. – Бабуля подарила!
– А что надо делать? – Я рассматриваю деревянные дощечки.
– Если правильно распределишь фрукты и овощи, то станешь садовником, – радуется Антон.
– Так… – няня берет в руки очередную дощечку, – маракуйя… это… овощ!
– Это фрукт, – говорю я и выхожу.
– Проиграла! – слышу я счастливый голос моего ребенка.
Звоню маме.
– Как у вас дела?
– Хорошо, едем путевки покупать. В санаторий, и на Новый год там будем.
– Дорого?
– Так… не очень дорого…
– Ну, сколько?
– Слушай, какая разница? Я же у тебя деньги не прошу?!
– Я просто так спросила. Мам, почему нельзя ответить?!
– Так, все? А то меня папа ждет, вон одетый стоит в дверях… Тебе привет.
Она положила трубку, не прощаясь. Я перезваниваю.
– Алло? – говорит она так, словно спрашивает: «Что еще?»
– Мам, знаешь, у тебя когда будет хорошее настроение, ты мне сама звони, ладно?
– Нет, ей обязательно надо довести меня? – спрашивает мама – видимо, папу.
Гудки.
Сижу в своей комнате, в темноте. Если бы он позвонил, я бы не ответила. Нажала на букву «П». Высветилось «Пух». Стерла номер. Проверила. В списке: Петр, Пулат, Раиса.