Casual (Повседневное) — страница 20 из 38

Никаких поведенческих изменений в его маме я не заметила.

Мужчина, шагнувший мне навстречу, был его брат.

Я не привезла икры. Я не привезла ничего.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, поздоровавшись.

— Выписываюсь, — прохрипел он. Трубка из его горла исчезла.

Говорить было не о чем.

Они, видимо, ожидали, что в связи с его переездом домой я разверну бурную деятельность.

— Что говорят врачи? — спросила я.

— Дело идет на поправку, — радостно отрапортовал брат.

Мама всем своим видом показывала, что делает мне одолжение, терпя меня в палате.

— Вы живете все вместе? — спросила я. Оказалось, что брат женат и живет с женой отдельно. А мой водитель живет с мамой в двухкомнатной квартире. Но брат собирается разводиться.

— По семейным обстоятельствам, — туманно пояснил он.

— А вы работаете? — максимально вежливо спросила я маму.

Неожиданно она набросилась на меня.

— Да я сорок лет работала! У меня пенсия! Мне до сих пор звонят, со всеми праздниками поздравляют! У меня вон каких два сына! Один из-за тебя чуть богу душу… — Она резко замолчала, шмыгнув носом.

Мой водитель чувствовал себя неловко. Но я понимала, что когда-нибудь она должна будет выговориться.

Я предложила выйти в коридор, поговорить.

— А мне от сынов скрывать нечего!

— Выздоравливайте, — очень вежливо произнесла я и вышла.

Брат догнал меня на лестнице.

— Вы извините ее, — попросил он, — она так намучилась.

Я кивнула.

— Раз ваша мама не работает, она наверняка сама будет сидеть с сыном. Я буду выплачивать ему его зарплату до тех пор, пока он не поправится. И оплачивать лекарства. Собирайте, пожалуйста, чеки. — Я отстранила его руку. — Всего доброго.

— А почему сняли охрану? — крикнул он вдогонку.

Этого я не знала. Но отсутствие скучающего человека в форме на табуретке у входа заметила сразу.

— Я узнаю, — пообещала я не оборачиваясь.

— До свидания!

Я остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Всего доброго.

Он улыбнулся в ответ.

Он начал звонить мне. Каждый день. И мне ничего не оставалось, кроме как обсуждать с ним их семейные проблемы. Он даже предлагал мне помощь.

— Вы смотрите, — говорил он в телефон, — если чего-нибудь нужно, не стесняйтесь, обращайтесь.

Я не брала трубку, когда определялся его номер. Он перезванивал с другого.

— Наш больной передает вам привет! — бодро говорил он, как будто его главная цель — порадовать меня с утра пораньше.

Когда он радостно сообщил мне, что больной самостоятельно ходит в туалет, я попросила его обойтись без физиологических подробностей. Все остальное я терпела.

Он каждый день удивлялся, отчего я не приезжаю к ним в гости.

— Больной спрашивает о вас, — говорил он многозначительно.

Звонки прекращались ненадолго после того, как он заезжал ко мне в офис, чтобы забрать очередную сумму на внеплановые расходы, которых становилось все больше. Дня через три звонки возобновлялись.

Я узнала у Вадима, почему сняли охрану.

— Пока их поймают, пока до суда дойдет — может год пройти. Ну кто будет целый год охранять какого-то водителя? — доступно объяснил Вадим. И успокоил: — Да ты не волнуйся. Кому он, в сущности, нужен?

«Своему брату», — подумала я.

Звонки брата возымели-таки действие. Когда он захотел меня познакомить с племянницей, я твердо отказалась. Но пришлось поделиться с ним своим мнением обо всех высших учебных заведениях Москвы: племянница поступала в институт. Я посоветовала ей стать технологом пищевой промышленности.

— Если будет хорошо учиться, зарплата в две тысячи долларов ей обеспечена, — объясняла я брату своего водителя. — Это очень перспективная профессия.

— А сколько нужно заплатить, чтобы поступить? — спросил он многозначительно.

Я торжествующе улыбнулась.

— Нисколько, — ответила я. — Этот институт пока не востребован.

Я все чаще стала забывать свой мобильный на работе. Он беспокоился и обижался. Больной беспокоился тоже. В последнее время даже их мама стала передавать мне приветы.

Я много узнала о детстве своего водителя. Оказывается, он родился с заячьей губой. В детстве его дразнили. У родителей не было денег на операцию. Он хорошо учился, особенно по истории. Мечтал писать исторические романы. Но в институт не поступил: брали только «блатных». А денег на взятку у родителей не было. Еще я узнала от заботливого брата, что денег у родителей не было также на теплую одежду, поэтому он постоянно простужался; на цветы его девушке, поэтому она его бросила… Словом, денег не было ни на что, отчего он и ступил на ту дорожку, которая в итоге привела его под дула пистолетов (понимай: к нам в водители).

Если бы мы знали все эти печальные факты биографии водителя, мы бы наверняка его не взяли. Но он никогда не производил на меня впечатления несчастного человека. У него было полно девушек, мы ему хорошо платили, он весело гонял на своей «шестерке» и за три года работы болел всего пару раз. Хотя, конечно, всего этого слишком мало для человека, который собирался писать исторические романы.

А если бы он закрыл Сержа собой, их бы все равно убили. Только сначала его, а потом Сержа. Контрольным выстрелом.

* * *

Светлана родила. Мальчика, три килограмма пятьсот пятьдесят граммов. Оценка по десятибалльной шкале — 9 баллов.

Она поехала в больницу сама, чтобы лечь пораньше, на всякий случай. Но в дороге начались схватки. Очень слабые. Поэтому ее, не торопясь, стали оформлять в приемном покое.

— Клизму будем делать? — спросила старенькая медсестра.

— А можно не делать? — с надеждой поинтересовалась Светлана.

Медсестра принесла горшок и поставила посередине комнаты.

— Только не тужься, — сказала она строго и вышла.

Задрав больничную рубашку, Светлана сидела на горшке, когда в приемную зашли практиканты.

— Здесь мы оформляем рожениц, — объяснила им женщина с властным взглядом и посмотрела на Светлану.

— Вы не тужитесь?

— Нет, — пробормотала Светлана. Десять пар глаз изучающе уставились на нее. Она хотела встать и убежать, но горшок был полон, и она осталась сидеть, боясь расплакаться.

Практиканты ушли, старушка вернулась и отвела ее на второй этаж, в предродовое отделение.

— Так… — пробормотал молодой доктор, листая ее медицинскую карту, — у вас кесарево планировалось?

Светлана кивнула.

— Но у вас открытие на три пальца. Вы сами родите, за час максимум. Попробуем?

— Но у меня шейка… Загиб… Врач говорил, мне кесарево нужно делать, — слабо возразила Светлана.

— У всех шейка, — уверял доктор, — родите и глазом не моргнете. Договорились?

Светлана кивнула.

Через шесть часов схватки стали жестокими. Светлана плакала не переставая, ее подсоединили к двум капельницам.

— Сделайте мне укол в позвоночник! — умоляла она, когда боль отпускала на несколько секунд.

— Невозможно, миленькая, — объясняла медсестра, — эпидуральную анестезию нужно было делать раньше, а сейчас уже нельзя.

— Я хочу кесарево! — кричала Светлана.

Ей говорили, что она вот-вот родит, но она все не рожала.

— Позовите моего врача! — рыдала она.

Но оказалось, его смена закончилась и он ушел домой.

Мимо Светланы две медсестры везли пустую каталку. Резким движением Светлана вырвала иголки от капельниц из своих рук, проворно вскочила с постели, поддерживая руками огромный живот, и, надеясь успеть, пока схватка отпустила, кинулась к каталке и вскарабкалась на нее под недоуменными взглядами медсестер.

— Везите меня на кесарево! — скомандовала Светлана, указывая пальцем на дверь операционной.

— Хулиганка! — возмутилась медсестра.

Боль опять накрыла Светлану, она сжалась, и слезы градом посыпались из глаз.

Вторая медсестра привела врача.

— Думаю, надо делать кесарево, — спокойно сказал он, осмотрев роженицу. — Готовьте к операции.

В исколотые Светланины вены попала еще одна игла — игла со спасительным наркозом.

Через двадцать минут сын Сержа громким криком приветствовал мир.

— Мальчик. Живой, — буднично произнесла акушерка.

Светлана глубоко и безмятежно спала.

Я узнала, что у Сержа родился сын, на следующий день. Светлана позвонила мне сразу, как только ее привезли из реанимационного отделения.

Я хотела купить цветы, но по дороге не попалось ни одного киоска.

Я боялась этого ребенка. Вдруг он будет похож на Сержа? Наверняка будет.

Мне даже хотелось, чтобы был похож. Я вспомнила маленькую Машу. Ее личико в роддоме давно стерлось из моей памяти, но были фотографии, и на этих фотографиях она была похожа на кусок свежего мяса. Если бы не огромные голубые глаза. Маша родилась с шевелюрой. Интересно, сын Сержа лысый?

Я вспомнила, как Серж приехал за нами в роддом. Он страшно волновался и долго отказывался взять в руки тугой кулек с дочерью.

Если бы Серж был жив, сейчас бы он ехал в этот роддом. И испытывал бы те же чувства. Только теперь они были бы связаны не со мной и не с Машей. Смириться с этим было гораздо тяжелей, чем ехать сейчас к Светлане.

Я надела на сапоги клеенчатые бахилы и открыла дверь в палату.

Светлана лежала на кровати.

Непривычно было видеть ее небеременной. Увидев меня, она заплакала.

— Какие ужасные роды, — всхлипывала она.

Я стояла в дверях.

— Где ребенок? — спросила я.

— Не знаю. Его приносят. Мне было так больно! Врач бросил меня и ушел домой, наркоз было делать нельзя…

— Успокойся, — сказала я. — Это просто нервы. Я поздравляю тебя с сыном.

Она кивнула.

— Хочешь быть его крестной? — спросила она.

— Я пойду поищу его. Тебе что-нибудь нужно?

— Да. — Светлана жалобно улыбнулась. — Шоколадных конфет. Мне нельзя, но я бы все равно съела.

Я кивнула.

— Принесешь? — уточнила Светлана.

— Сейчас куплю. У вас тут палатка есть.

За одной из дверей я услышала детский писк. Осторожно зашла.