Первоначальная идея — уничтожить Геадриха в поезде Прага- Берлин с помощью бомбы — была отвергнута. Многообещающей показалась им мысль напасть на его машину утром, когда Гейлрих находится в пути из резиденции в Прагу. На велосипедах они обследовали весь маршрут с целью отыскать подходящее место для покушения и нашли его, возвращаясь в Прагу, на северной окраине города. На улице Малая — Гольшевицкая водитель Гейдриха из-за резкого поворота и крутого спуска должен был каждый раз снижать скорость. В этот момент, прежде чем машина могла снова набрать скорость, Кубис и Габчик должны были нанести удар. Кубис автоматной очередью уничтожал сидящего в открытой машине Гейдриха, а Габчик для полной гарантии наносил второй удар специальной гранатой с высокобризантным зарядом. Подготовка к операции продолжалась четыре месяца. Потом просочились сведения, что, возможно, Гейдрих может раньше намеченного срока покинуть Богемию и Моравию в связи с предстоящим отъездом во Францию. Теперь Кубис и Габчик больше не могли терять время. 20 мая 1942 года чешское правительство в изгнании радировало в Прагу о своем согласии на покушение. Гейдриху оставалось жить еще семь дней, до 27 мая 1942 года.
Конечно, это был далеко не шедевр, который прослушала публика вечером 26 мая в пражском дворце Вальдштейн. Опера написанная отцом Рейнгарда Гейдриха, хотя и была навеяна автору Рихардом Вагнером, слишком уступала мастерству гения. Но Рейнга Гейдриха, одаренного скрипача и виолончелиста, совсем не трогали композиционные слабости отцовской оперы. Для него опера «Аминь» олицетворяла возвращение в собственное прошлое, в годы юности Рейнгарда Тристана Евгения, юноши из города Галле, которому суждено было стать величайшим преступником века.
А все должно было сложиться по-другому. Предпосылки для этого были благоприятные. Рейнгард Гейдрих второй ребенок из троих детей, родился в семье, занимающей видное положение в общественной и культурной, жизни королевства Саксония. Он имел хороший музыкальный слух и учился играть на скрипке и виолончели, но не завел друзей и уже в школе слыл индивидуалистом. Таким он был всю жизнь.
Гейдрих производил впечатление болезненного, неуклюжего мальчика, слегка косящего на один глаз и говорил фальцетом, за что получил прозвище «коза». Позже, на пике своей карьеры, он избегал публичных выступлений перед большими аудиториями из опасения, что высокий голос, который никак не вязался с его атлетическим телосложением, может вновь, как в школьные годы, превратить его в мишень для подтрунивания и насмешек.
Комплексы неполноценности преследовали молодого Гейдриха, и он пытался защитить себя тем, что изо всех сил старался оторваться от насмешников личными достижениями в чем угодно, особенно в спорте. Всю жизнь ему казалось, будто он непременно должен что-то доказывать другим и себе. Гейдрих стремился быть лучше других, и это ему довольно часто удавалось, а значит, он получал право кое-кого ставить на место. Авторитетом среди сверстников он не пользовался, поскольку с юных лет ретивого честолюбца окружала аура чванливой спеси. Идеи элитарности войск СС, перспектива сплоченного единения благородных германцев, казалось, специально изобретены для такого человека, как Гейдрих, над которым слишком часто потешались окружающие.
Но ничто так не выбивало его из колеи, как утверждение, будто не только он, но и его дед — чистокровные евреи. В свою бытность курсантом военно-морского училища он имел прозвище «белобрысый Моисей». Сокурсники обзывали его и «композитором Моисеем», когда Гейдрих искал утешения в музыке, играя на скрипке. Прошли десятилетия после окончания войны, а вдова Гейдриха Лина продолжает твердо верить в то, что «по своей предрасположенности и мастерству Рейнгард всегда был художником. Он умел чувства выражать в музыке, и если бы тогда мир не был таким сумасшедшим, я сегодня была бы не женой преступника, а обязательно женой гениального скрипача».
Служба в ВМФ казалась Гейдриху до некоторой степени упорядоченной. «Белый Моисей», как его еще называли, добился определенного уважения со стороны сослуживцев, которых часто побеждал в фехтовании, плавании, парусном спорте и на конных скачках. Однако и на флоте друзей у него не появилось. Он оставался странным чудаком, который сам себе доставлял в жизни неприятности. А это без последствий не проходит.
И действительно, мир Гейдриха заколебался, а служба на флоте оказалась под вопросом. Собственно говоря, сначала дело приняло форму обычного фарса. Молодой офицер Гейдрих подвергся в 1931 году суду чести за то, что, пообещав супружество дочери влиятельного старшего советника ВМФ по строительству, отказался от своих слов после того, как познакомился на танцах в Киле с дочерью сельского учителя из Фемарна, Линой фон Остен. Через два дня после знакомства у них уже состоялась и помолвка. Гейдрих вырезал из местной газеты объявление о своей помолвке с Линой и послал вырезку отвергнутой девушке. С юной особой случилось нервное потрясение.
Скандал достиг кульминации. Отец оскорбленной невесты обратился с жалобой к флотскому начальству. Дело дошло до суда чести, на котором Рейнгард Гейдрих вины не признал, вел себя вызывающе, в результате чего совет суда чести постановил уволить молодого офицера из рядов ВМФ за беспринципность и недостойное поведение. Гейдрих был уволен из ВМФ «за недостойное офицера поведение». Так Гейдрих потерял карьеру, положение и твердый заработок.
Его мир рухнул. Что делать? Ехать домой, в Галле, где он, униженный и потерпевший крах, временами плакал как малое дитя? Найти работу было невозможно. Германия переживала тяжелейший экономический кризис. И Рейнгард Гейдрих стал теперь одним из миллионов безработных без надежды трудоустроиться в ближайшем будущем.
Наконец мать Гейдриха обратилась к старому другу семьи шефу мюнхенских штурмовиков (СА) князю Карлу фон Эберштейну с просьбой пристроить сына. Эберштейн имел доступ к Генриху Гиммлеру, который тогда как раз вознамерился создать службу разведки СС, чтобы собирать для себя и руководства партии НСДАП информацию о друзьях и противниках партии. Гейдрих, имея специальность офицера связи, как нельзя лучше подходил для этой цели. Эберштейн организовал встречу Гейдриха с Гиммлером на своей птицеферме Вальдтрудсринг под Мюнхеном. Сама внешность белобрысого верзилы нордического типа, его манера поведения и быстро набросанный им план организации будущей секретной службы СС произвели на Гиммлера такое впечатление, что он тут же принял его на работу: Теперь Гейдрих. опять получил право носить мундир. Его вдова вспоминала: «В то время для Рейнгарда главным было то, что у него появилось дело, которое приобрело масштаб народного, национального и было военным».
Гейдриху исполнилось 27 лет, когда он приступил к работе на новом месте. До лета 1931 года он не имел контактов ни с партией НСДАП, ни с организацией СС. О партии Гитлера он знал только по рассказам своей жены Лины, которая вступила в ее ряды в 18-летнем возрасте. Он невысоко ценил шумные компании подвыпивших штурмовиков СА, однако манеры членов СС, присущие элитарному, закрытому Ордену, полностью соответствовали его чувству превосходства и элитарного самомнения.
Так началось в 1931 году роковое сотрудничество Гиммлера и Гейдриха, приведшие к созданию службы безопасности (СД) и ее батальонов профессиональных убийц. А это определило весь последующий курс войск СС и полиции на годы национал-социализма.
Своей карьерой Гейдрих был обязан Гиммлеру и за это платил ему безупречной лояльностью и беспримерно жестким проведением в жизнь политики СС. Гиммлер очень скоро понял, что Гейдрих обладает такими качествами, без которых невозможно обойтись при превращении СС и полиции в исполнительный орган воли фюрера и для создания культуры массового истребления людей.
Бредни о расовой чистке Гиммлера и бесстрастная ставка на насилие Гейдриха образовали роковую комбинацию. Каждый раз, когда Гиммлер предавался своей заветной мечте об империи избранных германцев, он вновь и вновь был вынужден капитулировать перед Гейдрихом, говоря: «Ох, уж вы тут еще со своей чертовой логикой! Что бы я ни сказал, вы всегда все сводите к нулю своей логикой!»
В действительности Гейдрих, как правило, находил пути выполнения желаний Гиммлера, но так, чтобы самому при этом обрести еще больше власти. Геринг говорил о Гиммлере: «Мозги Гиммлера называются Гейдрихом».
Взаимоотношения между Гиммлером и Гейдрихом не имели прецедента в истории Третьей империи по своим ужасным последствиям для жизней миллионов людей. Два человека, которые никогда не были друзьями, имели абсолютно одинаковые цели и дьявольски дополняли друг друга в своей паранойе к убийству: «У Рейнгарда не было друзей. Ни один человек не может сказать, что он был другом Гейдриха», — подтверждала Лина Гейдрих. И далее: «Он не хотел иметь друзей. Он считал, что не имеет права водить дружбу со знакомыми».
Они мешали бы ему в его кровавом ремесле. У Вальтера Шелленберга, ставшего позднее шефом внешней разведки в рамках службы безопасности Гейдриха, сложилось тоже подобное мнение: «Он мог быть непорядочным вплоть до жестокости. А поскольку его начальник рейхсфюрер СС Гиммлер очень ценил уютную семейную обстановку, то он умело играл роль нежного супруга и отца семейства во время регулярно проводимых музыкальных вечеров в его доме».
Противоречия в биографии преступника века носят больше надуманный характер. Первоначальные успехи секретной службы Гейдриха были более чем скромными: не хватало денег, служебных помещений, сотрудников. Но Гейдрих проявил хорошие организаторские способности, приступив к делу с рвением, особенно при создании сети информаторов по всей стране. С самого начала бросались в глаза такие его качества, как мощный внутренний заряд, почти неисчерпаемая энергия и воля целыми сутками напряженно работать. На пике своей карьеры он так нагружал работой секретарш, что они трудились посменно, а от адъютантов, не справлявшихся с темпами его деятельности, быстро и без сожаления отказывался. Гейдрих личным примером являл новый тип современного менеджера, которого прежде всего интересовало одно — власть. Бывший оберштурмбанфюрер СС Вильгельм Гетль характеризовал шефа службы безопасности так: «Его интересовала не мощь Германской империи, а возможности личного наслаждения властью. Вот и все».