Немецкая армия перешла границу и вторглась в Польшу. Началась необъявленная война. Теперь под прицелом Гейдриха оказались не только немецкие евреи, но и судьбы трех миллионов польских евреев.
За четыре часа до начала войны на всякий непредвиденный случай Гейдрих в своем прощальном письме назначил жену единственной наследницей его собственности и дал ей свой наказ: «Воспитывай наших детей в верности фюреру, в преданности идее движения, в неуклонном соблюдении принципов СС в требовательности к себе, в духе добра и великодушия по отношению к своему народу и в духе непреклонности по отношению ко всем. врагам в стране и за рубежом».
Кредо Гейдриха: верность, требовательность, непреклонность, жестокость…
Что значила жестокость к врагам империи, можно проследить на примерах боевых действий и карательных акций оперативных отрядов Гейдриха в Польше. В первые три дня войны в Главное управление службы безопасности поступили многочисленные донесения об арестах в Польше. Но особенно ужесточились действия оперативных отрядов СБ после так называемого «Бромбергского кровавого воскресения» 3 сентября, когда погибла группа этнических немцев Польши. Теперь в приказах шла речь о «решительном подавлении разгорающегося сопротивления поляков» вплоть до массовых расстрелов. А через два дня, 5 сентября, в здании ратуши Бромберга были расстреляны 50 поляков. 7 сентября в ходе публичных расстрелов заложников погибли 400 человек. На жалобы со стороны вермахта о произвольных расстрелах поляков Гейдрих отделался замечанием, что, по его мнению, наоборот, «все идет там слишком медленно». 200 расстрелов в сутки «недостаточно», — говорил он. И далее: «Простых людей мы будем щадить, а вот дворяне, попы и евреи должны быть уничтожены». Он знал, что на войну можно списать любые операции по массовым расстрелам поляков.
Согласно протоколу, Гейдрих заявил начальникам отделов Главного управления службы безопасности в Берлине: «Руководящая верхушка польского населения должна быть полностью обезврежена. Остающиеся нижние слои населения не нуждаются ни в каких социальных школах и будут подавляться в иных формах». В соответствии с этим руководящая прослойка населения подлежала отправке в концлагеря. Евреев следовало согнать в специальные гетто в городах, чтобы лучше осуществлять за ними контроль, а затем организованно депортировать.
В условиях войны Гейдрих чувствовал себя комфортно, как рыба в воде. Он теперь единолично распоряжался жизнью и смертью сотен тысяч людей. На примере Польши Гейдрих сам разрабатывал планы действий оперативных отрядов СБ, порядок «народного землевладения», которое в общем определил для Польши Гитлер. Гитлер давал общее направление, а Гиммлер и Гейдрих осваивали его, конкретизируя своей неутомимой «деятельностью».
Раз в неделю Гейдрих приезжал из Польши в Берлин, докладывал начальству о проделанной работе, настаивал на необходимости увеличения числа расстрелов на местах и ставил в известность начальников отделов о программе гигантского переселения людей, предусмотренной для Польши.
Прежде всего и, по возможности, в кратчайшие сроки, все евреи, проживающие в бывших западных районах Польши, подлежали насильственному переселению в немногие, легкодоступные для транспорта города «остаточного польского государства». В этих городах евреи должны были концентрироваться в отведенных для них гетто до тех пор, пока не будут приняты практические меры по реализации строго засекреченных планов (то есть конечной цели). Повсеместно в остаточном польском государстве, которое затем стало называться «генерал-губернаторством», возникли гетто. Оперативные отряды СС, органы полиции и службы безопасности приступили к насильственному изгнанию людей на новые места жительства, где и были решены, вопросы их размещения и питания.
С началом войны террор осуществлялся Гейдрихом с помощью созданного им Главного имперского управления безопасности (ГИУБ) с резиденцией в Берлине на. улице Принц-Альбрехтштрассе, 8. Это новое творение Гейдриха включало в себя тайную государственную полицию (гестапо), уголовную полицию (Крипо) и организованную по партийному принципу Службу безопасности (СБ), компетенция и главные задачи которых, собранные образно говоря, в один кулак, повышали эффективность надзора и преследований. Особенно это касалось 4-го отдела, в состав которого входил и «еврейский подотдел» Эйхмана. Этот отдел снискал себе страшную репутацию «центра террора», гнезда преступников-канцеляристов.
Но Гейдриху, этому вероломному бюрократу-убийце с началом войны, не сиделось в кабинете. Шеф ГИУБ хотел лично влиять на ход военных событий. Он участвовал в боевых действиях в Польше — летал на боевых самолетах стрелком-пулеметчиком, а позже самостоятельно как летчик-истребитель. Профессия летчика, как и фехтование, была его самым большим увлечением.
С 1936 года, когда полиция стала централизованно подчиняться Гиммлеру, а единоначалие Гейдриха распространилось на всю территорию, в его распоряжение был выделен четырехместный служебный самолет. Каждое утро перед началом рабочего дня он обучался летному делу у своего пилота. Быстро освоив «горки», «бочки» и «спирали», Гейдрих, рисковый по натуре, часто выделывал опасные трюки в небе, сидя за штурвалом самолета. Когда ему служебный самолет стал казаться маленьким, он начал тайно, без ведома начальников тренироваться на боевых самолетах, используя для этого аэродром в Штаакене под Берлином.
«Однажды, — вспоминала Лина Гейдрих, — он посадил самолет в Вернейхене на полевом аэродроме летчиков-истребителей. По его распоряжению туда тайком доставлялись ему на подпись служебные бумаги. В тесном подземном бункере он проводил совещания с приезжавшими к нему офицерами службы безопасности».
С растущей тревогой следила семья за рискованным увлечением Гейдриха. Гиммлер тоже стал проявлять беспокойство, когда один из адъютантов Питлера погиб в самолете. В мае 1937 года он письменно запретил Гейдриху «управлять самостоятельно самолетами, находясь на действительной военной службе», поскольку «полеты требуют постоянной тренировки, которая отсутствует из-за больших перерывов в управлении машинами».
Этот запрет, видимо, очень задел самолюбие Гейдриха, но не помешал ему продолжать полеты, и даже добиться получения официальных документов на право управления боевым самолетом. Бюрократ Гейдрих искал непосредственной встречи с противником в воздухе. Во время захвата Норвегии он управлял самолетом Me-109. В то время как заместитель Гитлера Рудольф Гесс взял на себя загадочную миссию, посадив свой самолет в Англии, Гейдрих принимал участие в разведывательных полетах над Соединенным Королевством. При нападении на Францию он оказался в воздухе над Бельгией и Нидерландами рядом с пилотами британских ВВС. Презирая смерть, Гейдрих чувствовал себя неуязвимым и в кабине самолета.
«Пожалуйста, поверьте мне, сорняки живучи и так быстро не гибнут», — начеркал он 5 мая 1940 года на почтовой открытке Гиммлеру и подписал: «Ваш верный и благодарный Гейдрих».
Снова и снова могущественный шеф службы безопасности и гестапо пускался в рискованные авиаавантюры, постоянно пребывая в поиске самоутверждения и надеясь получить орден как удачливый летчик-истребитель. Боевые награды очень высоко котировались в военных кругах СС.
Массажист Гиммлера Феликс Керстен так понимал поведение Гейдриха: «Не мог он сиднем сидеть за письменным столом, когда другие дрались на фронте с оружием в руках». Он должен принимать решения о жизни и смерти, а потому сам обязан «посмотреть смерти в глаза и доказать на деле свою отвагу».
Быть всего лишь канцеляристом Гейдрих никогда не хотел. Он видел себя воином на передовой и, казалось, подобно Гитлеру, любил иногда балансировать на краю пропасти и идти ва-банк. А при нападении Германии на Советский Союз Гейдриха охватила настоящая фронтовая горячка. На земле подчиненные ему оперативные отряды службы безопасности ежедневно убивали тысячи людей, а в небе Гейдрих сам атаковал вражеские самолеты. Однажды он перестарался, испытывая судьбу: его машина была подбита, и он приземлился на парашюте восточнее Березины.
Двое суток Гейдрих числился без вести пропавшим. Не попал ли ближайший соратник Гиммлера в руки Красной Армии? Рейнгард Гейдрих в советском плену! «Это ли не лакомый кусок для русских?» — вспоминала Лина Гейдрих тот эпизод из жизни супруга.
Гейдрих скрывался в пещере оврага, пока не дождался прибытия на выручку десантно-штурмовой группы своей службы безопасности. После этого случая Гитлер лично запретил ему полеты на боевых самолетах, поскольку Гейдрих нужен был для решения совсем других задач. Истребление людей в гигантских масштабах только начиналось.
Еще в сентябре 1939 года Гейдрих понял, что вооруженное завоевание Востока и уничтожение евреев — две неразрывно связанные цели. С этого момента свою обязанность он видел и в том, чтобы подсказывать Гитлеру и Гиммлеру способы, как делать это наилучшим образом.
Он рано уяснил, как именно должно происходить преследование евреев, развязанное Гитлером и Гиммлером. Когда в январе 1941 года планы нападения на Советский Союз находились в завершающей стадии, Гейдрих знал, что в ближайшем будущем предстоят совершенно новые, доселе невиданные масштабы, истребления людей. На повестке дня возник вопрос об «особом задании». Командирам специальных отрядов, которые должны были уничтожать людей, следуя за наступающими войсками вермахта, Гейдрих давал информацию малыми долями из того, что ему приказывал Гитлер.
Когда в апреле 1941 года он впервые собрал начальников служб ГИУБ, речь шла только о предстоящем «жестком задании», а именно: русское пространство «обезопасить и умиротворить». После того как шеф службы безопасности достаточно подробно изложил суть дела, никто из руководства СС не пожелал добровольно подряжаться на участие в кровавом задании, кроме Генриха Мюллера, недоброй памяти шефа гестапо. И только под нажимом Гейдриха руководящая клика объединилась в эскадрон смерти.