Совсем непросто было вербовать людей в состав оперативных групп, создаваемых для этих целей. Как всегда, надежной приманкой были деньги. Вильгельм Хетль, в ту пору сотрудник 6-го отдела в ГИУБ, вспоминает, что при наборе личного состава в эти части речь об убийствах не шла: «Говорилось об изоляции евреев, что потом стало означать физическое уничтожение».
Находились те, что шли на дело добровольно. Но так как их явно недоставало, каждой службе СБ, гестапо, Крипо вменялось в обязанность направить для этого определенный контингент, чего не избежала даже полиция общественного порядка. В те времена, — продолжает Хетль, — экономическое положение немцев было незавидное. Поэтому высокая суточная зарплата, которую выдавали после выполнение каждого «задания», была очень заманчива. Безработный считал, будто стоит ему только наняться, приехать в Белосток или другое место, и денежки уже в кармане. Даже небольшая прибавка в рейхсмарках к заработку низкооплачиваемых значила тогда очень многое. Но вскоре люди поняли, к кому и для каких целей нанялись. Естественно, деньги — не единственный мотив вступления в расстрельные отряды. Многие немцы были убеждены, что действуют правильно, имея в виду свою дальнейшую карьеру.
Под нажимом и с помощью денег Гейдрих сколотил свое войско. В мае 1941 года в его распоряжении находилось более трех тысяч человек. Из чиновников гестапо, сотрудников уголовного розыска, служащих службы безопасности и полиции общественного порядка, а также солдат войск СС и иностранцев вспомогательной полиции были сформированы четыре оперативные группы.
Оперативная группа «А» под командованием доктора Вальтера Штальэкера должна была следовать за группой армий «Север» вплоть до Ленинграда. Оперативная группа «В» под командованием шефа уголовной полиции Артура Небе была подчинена группе армий «Центр» на весь период ее наступления до Москвы. Группы «С» и «D» под командованием бригадефюрера СС доктора Отто Раше и штандартенфюрера СС доктора Отто Олендорфа должны были рассредоточиться на громадных просторах боевых действий группы армий «Юг» от болот Припяти до Черного моря.
Гейдрих лично нацеливал в устной форме командиров оперативных групп на выполнение ими кровавых заданий. Вальтер Блуме, шеф зондеркоманды 7а, вспоминал, что Гейдрих при этом требовал от них рассматривать уничтожение восточного еврейства как «приказ высшего руководства страны». И далее: «Этот приказ был настолько однозначен, что не возникало никаких сомнений в том, что нас ожидало в России». Насколько конкретным был Гейдрих перед командирами расстрельных отрядов?
«Я могу вспомнить то, — говорил бывший командир оперативного отряда № 3 Карл Егер после войны, — что Гейдрих в одном из выступлений заявил, будто в случае войны с Россией все восточные евреи должны быть расстреляны… Я могу вспомнить, что один из офицеров гестапо возразил примерно так: «Мы должны расстреливать евреев?» На что Гейдрих ответил, мол, это само собой разумеющееся дело». Егер также показал: «Я воспринял это заявление Гейдриха как обязательный для меня приказ на расстрел евреев на Востоке. Поэтому я никак не препятствовал этим расстрелам».
В первые недели войны указания Гейдриха были достаточно четкими. Уничтожению подлежали евреи, занимавшие руководящие должности в партии и государстве. В первую очередь следовало расстреливать мужчин призывного возраста. Оперативным командам предоставлялось право на инициативу в отборе жертв для расстрела на местах. Однозначного приказа о поголовном истреблении всего еврейского населения в Советском Союзе перед нападением на империю Сталина еще не существовало. Пока.
Войска, вторгшиеся на территорию Советского Союза 22 июня 1941 года, представляли собой величайшую в истории вооруженную группировку сконцентрированную для проведения одной военной кампании: почти 3,2 миллиона солдат, входящих в состав семи армий, четыре танковые группы с 3580 танками, 7184 орудия, три воздушных флота с более чем 2000 самолетов. Вермахту Гитлера понадобилось всего лишь несколько дней, чтобы оставить позади всю западную границу громадной Красной империи.
Бесчисленное количество людей вдруг оказалось в условиях немецкой оккупации. Они сразу не могли объективно оценить положение, но очень скоро познали действительность с самой худшей стороны. 22 июня для Гитлера началась война, к которой он всегда стремился. Истребительная война на Востоке во имя старых целей — завоевания «жизненного пространства», искоренения коммунизма, истребления евреев. Уже в начале марта он, выступая перед главнокомандующими тремя видами вооруженных сил и командующими родами войск вермахта, подчеркнул: «Войну против такой страны, как Россия нельзя вести по-рыцарски. Здесь речь идет о борьбе мировоззрений и расовых противоречий, поэтому она должна вестись с небывалой и безжалостной жестокостью».
Задачи «оперативных групп» были четко определены: «Уничтожение всех враждебных империи и Германии элементов на территории противника в тылу наших сражающихся войск».
Конкретно это означало: продвигаться за войсками вермахта, систематически прочесывая оккупированные территории с целью выявления и уничтожения идеологических и расовых врагов гитлеровской империи. Истреблению подлежали также цыгане и другие «асоциальные» элементы.
Такой должна была быть война по Гитлеру — свободной от соблюдения морально-нравственных норм цивилизации. В этой его войне не было места правилам, которые могли бы обеспечивать хотя бы минимум гуманизма.
С первого дня агрессии против России оперативные отряды расстреливали коммунистов, интеллигентов и, в соответствии с приказом Гейдриха, прежде всего «евреев, являвшихся партийными и советскими работниками», как потенциальных «возмутителей спокойствия».
То, что границы между социальными прослойками населения были нечеткими и сознательно затушевывались, показывают, например, результаты первых расстрелов, проведенных оперативными командами в латвийском городе Лиепая, который немцы называли тогда Либау. В июле 1941 года там участились случаи расстрелов заложников. С 29 июня город и его военно-морская база находились в руках немцев. То есть потребовалась целая неделя после нападения вермахта на Советский Союз, чтобы сломить сопротивление защитников города, советских военных моряков и дружинников верфи Торсмаре. Но перестрелки между оккупантами и защитниками города все еще продолжались. Оснований для выхода на сцену 2-го оперативного отряда было более чем достаточно, чтобы «умиротворить» город Либау во что бы то ни стало. Таков был приказ. Помощь карательного отряда запросил местный комендант города, капитан 3-го ранга германского ВМФ. Это он объявил горожанам о драконовских мерах возмездия. «За каждую попытку нападения, саботажа или грабежа будут расстреливаться 10 заложников, находящихся под арестом».
Первые заложники были расстреляны 4 июля в дюнах под Лиепаей подразделением СС 2-го оперативного отряда: 47 евреев и 5 латышских коммунистов. Через три дня комендант увеличил число подлежащих расстрелу заложников до 100 человек в качестве ответной меры за ранение одного немецкого солдата. Германские расстрельные команды, послушные исполнители преступных решений в борьбе против «всемирного еврейско-большевистского врага» прекрасно знали, кого брали заложниками в первую очередь — евреев только что оккупированного города. Пока их жертвами были молодые еврейские мужчины, по возрасту относящиеся к категории военнообязанных. Таков был приказ. Пока они еще не трогали женщин, детей и стариков. Охотясь на заложников, команды захвата прочесывали дома, хватали молодых евреев прямо на улице без каких-либо объяснений. Они становились легкой добычей для палачей, поскольку с 5 июля по распоряжению коменданта города все евреи обязаны были носить на груди и спине специальные нашивки желтого цвета.
В эти же дни потеряла своего отца 16-летняя гимназистка Фанни Сегал. Он предчувствовал, что евреям Либау следует быть готовыми к самому худшему. Фанни вспоминала: «Однажды он пришел домой и рассказал маме, что они роют рвы на берегу моря. «Я думаю, что эти рвы для нас», — сказал он. Его опасения оправдались 8 июля. Мы работали в военном лагере за Либау. В 5 часов немцы привезли нас обратно в город. Мы должны были отметиться, чтобы получить справку о сделанной работе. Мы двинулись в центр города. Там зашли в просторный зал большого дома. В зале находились несколько сот человек, и вдруг раздалась команда: всем мужчинам выйти на улицу!
Мой отец заплакал, поцеловал меня и отдал мне свои часы. Он знал, что это конец».
Всего в Либау за первый месяц немецкой оккупации более тысячи мужчин-евреев были расстреляны оперативными командами и латышскими отрядами «самообороны». В то лето 1941 года за линией германского фронта таких городов, как Либау, было немало. Имели место факты, которые давали Гитлеру возможность зверства, совершаемые немцами, сваливать на Советы под умело организуемую пропагандистскую шумиху. Понятное дело, ведь массовые убийства людей, методичные или творимые в кровавой горячке, совершались в первые недели войны в России не только немецкой стороной.
Тайная полиция Сталина, НКВД, тоже умела творить кровавые дела с целью уничтожения всех оппозиционных сил: политиков, интеллигентов, служащих, учителей, украинских и польских националистов.
В городах Чертков, Тариополь, Рига, Злочев немецкие солдаты наткнулись на следы страшной человеческой бойни. До вступления немцев в Лемберг (г. Львов) в трех городских тюрьмах содержались пять тысяч заключенных. После начала войны, в период с 24-го по 28 июня, здесь тоже не обошлось без эксцессов.
Массовые убийства стали системой и для политической полиции Сталина, шеф которой Берия приказал расстрелять всех «классовых врагов» и «контрреволюционные элементы». Тысячи заключенных этих тюрем были убиты в затылок, многие погибли от ударов кувалдами по голове. Когда в хаосе, возникшем перед вступлением немцев в город, заключенные попытались группами бежать на волю, охранники открыли по ним огонь из пулеметов, а переполненные узниками камеры забросали ручными гранатами.