Почему Небе добровольно решил возглавить оперативную группу «Б», неизвестно. И нет никаких документов на этот счет. Неужели он хотел этим жестом произвести благоприятное впечатление на Гейдриха? Доказано, что он страдал «прямо-таки неизлечимым честолюбием». За четыре месяца, в течение которых он возглавлял свою оперативную группу, были уничтожены более 45 000 человек.
С августа 1941 года Берлин ежедневно получал радиограммы от начальников оперативных групп об обстановке на местах и проделанной работе. В так называемых «донесениях по существу» подробно излагались «трудовые достижения» особых и оперативных расстрельных команд. Согласно им оперативная группа «А» к 15 октября 1941 года успела уничтожить 118 430 евреев и 3 387 «коммунистов». В результате спровоцированных погромов в Латвии и Литве были убиты 5500 евреев. Начальник оперативной группы-3 штандартенфюрер Карл Егер подготовил итоговый отчет о своих деяниях, который из-за циничной скрупулезности вошел в историю холокоста как «рапорт Егера», и отправил его в Берлин. В этом рапорте от 1 декабря 1941 года он подробно докладывал своему начальству, что ликвидировано 137 346 евреев.
В августе, отмечает Егер, количество жертв резко возросло. А число убитых детей указывалось даже в отдельной графе. В его донесении за 19 августа 1941 года, например, говорится: «Расстреляны в Укмерге: 298 евреев, 255 евреек, 88 еврейских детей». 2 сентября: «В Янове — 112 евреев, 1200 евреек, 244 детей и подростков». 9 октября: «В Свечаны — 1169 евреев, 1840 евреек, 717 детей и подростков». Такие списки можно продолжать бесконечно.
В заключение своего итогового доклада Егер написал: «Я могу сегодня утверждать, что цель — решить еврейскую проблему в Литве — оперативной группой-3 достигнута. В Литве больше нет евреев, кроме евреев-рабочих, включая их семьи. Я хотел покончить и с ними, но получил резкие возражения со стороны гражданской администрации (имперский комиссар) и вермахта…»
Подобные донесения эскадронов смерти поступали и из других регионов. Оперативная группа «Б» доложила к 31 декабря 1941 года о расстрелах 45 467 человек. В районах ответственности оперативной группы «Д» к декабрю 1941 года были уничтожены 54 696 человек, 90 % которых составляли евреи. Начальник этой оперативной группы сделал особо «бурную» карьеру. Это Отто Олендорф, один из заслуженных авторитетов СС. После войны он попал на скамью подсудимых в Нюрнберге и оставил о себе у судей такое двоякое представление, как никто другой из ему подобных.
По мнению наблюдателей, самое ужасное заключалось в том, что Олендорф вел себя на суде невероятно «естественно». Присутствовавших на процессе поражало то, «каким образом он олицетворял собой две несовместные противоположности: искреннего, добропорядочного гражданина и хладнокровного солдафона, грубого и жестокого, глубоко убежденного в своей невиновности».
Его обвинитель Бенджамин Ференц вспоминает: «Он производил впечатление сдержанного, честного человека, интеллигентного, образованного, с приятной внешностью, отца пятерых детей. И тут же он, не скрывая, спокойно признавал, что под его руководством были уничтожены 90 000, да-да, 90 000 мужчин, женщин и детей». В приговоре суда, в частности, говорится: «Если альтруист и убийца мирно уживаются в одной и той же личности, можно предположить, что мы имеем дело с таким экземпляром человеческой природы, который сродни персонажам в романе Р. Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда».
Кем же он был на самом деле, этот Отто Олендорф, казавшийся «вполне нормальным человеком», который стал позже ревностным исполнителем политики массового истребления людей?
Утверждалось, что он-де по своей сути никогда не был оппортунистом, не являлся радикальным антисемитом, не относился к тем человекопрезирающим эгоистам, которые могли бы, неожиданно получив власть, направить ее против соплеменников. Отто Олендорф был высокообразованным молодым ученым и видным экономистом. Во время судебного процесса его защита представила 500 страниц документов и свидетельств, данных под присягой, которые доказывали его честность и порядочность. На суде Олендорф был единственным из обвиняемых, кто открыто признавал все, что творил во время войны.
Атмосфера родительского дома Олендорфа была протестантской, буржуазно-консервативной. В 1925 году, будучи учащимся, он вступил в партию НСДАП и в ряды штурмовиков СА, то есть стал нацистом первой волны. Через два года он причислял себя уже к «интеллектуалам» партии: штурмовик становится эсэсовцем, он востребован, образован, интеллигентен.
Получив высшее образование в 1931 году, Олендорф во имя престижа уезжает на год за границу в фашистскую Италию. Как многие из его сверстников, Олендорф не признавал демократию Веймара. Идеология национал-социализма казалась ему привлекательной, а девиз: жизнь — это борьба — приемлемым.
Историк Ульрих Герберт отмечает, что Олендорф принадлежал к «поколению деловитости». Казалось, он полностью соответствует представлениям Гитлера и Гиммлера о «непреклонном немецком властителе», который должен был стать идолом и примером для эсэсовской молодежи.
Сразу после того как в 1941 году Олендорф принял командование оперативной группой «Д» на Украине, он начал совершенствовать ремесло палачей, сменив в числе первых письменный стол высокого чиновника на оружие убийцы. Он не был хладнокровным и бесстрастным исполнителем преступных приказов. Наоборот, окрыленный честолюбием, стремился к наилучшему исполнению своих обязанностей. До жертв ему не было дела, зато он очень заботился о благе своих подчиненных. Стараясь смягчить психологическую нагрузку на личный состав расстрельных команд, он распорядился при расстрелах убивать каждую жертву двум стрелкам одновременно, чтобы они не знали, кто из них убийца, и тем самым избегали излишних угрызений совести. Видимо, Олендорф не только верил в необходимость выполнения своих обязанностей, но и претворял их в жизнь с глубоким внутренним удовлетворением. Жене он писал, что благодаря своей «геополитической деятельности» на фронте, он делает для национал-социализма больше, чем в «Имперской группе торговли».
Эффективное осуществление массового истребления людей он считал таким же важным делом, как разумные меры государства в экономической политике страны. Конечно, Олендорф был приговорен к смерти. Однако вплоть до казни он не испытывал ни вины за содеянное, ни чувства раскаяния. Как говорит его обвинитель на Нюрнбергском процессе Ференц: «Наоборот, все его аргументы сводились к тому, чтобы оправдать даже уничтожение детей». Он вспоминает, как зашел в камеру Олендорфа после объявления приговора: «Я спросил его: «Господин Олендорф, могу ли я что-нибудь еще сделать для вас? Может, что-то надо сообщить вашей семье, или вы сами хотите что-то сказать, написать. Могу ли я вам оказать услугу?» Он отрешенно посмотрел на меня и ответил: «Евреи в Америке будут страдать. Они увидят, что вы натворили».
Даже после объявления смертного приговора он оказался не способен осознать свою вину.
Количество советских евреев, уничтоженных в первые пять месяцев реализации «Плана Барбаросса», превысило полмиллиона. Личные записи тоже являются потрясающими свидетельствами безумия, охватившего многих немцев. Так, например, в июле 1941 года гауптшарфюрер СС Феликс Ландау пишет в своем дневнике: «Никого мне не жаль, в душе пусто. Вот такие дела, и незачем об этом думать». А вот его другая запись: «Под чертовски чувственную музыку пишу я сейчас первое письмо моей Труде. И пока я пишу, раздается команда: «Выходи строиться!» Карабины, каски, боекомплект по 30 патронов… Скоро возвращаемся назад. Там уже были построены 500 евреев, готовых к расстрелу…»
Каждый день расстрелы — тягостное, неприятное занятие после сладкой, романтичной музыки. «Вот такие дела», — нехорошо все это, но ничего не поделаешь. Эти записи не выражают ни возмущения автора преступными приказами, ни попыток уклониться от группового принуждения к их выполнению, но наглядно демонстрируют, как проходят циничные будни немецкого убийцы в прифронтовой полосе.
Однако эсэсовцы совершали преступления или отставные полицейские — результаты были одинаковы, а иногда дело доходило до эксцессов.
Пипо Шнейдер, командир взвода 3-й роты 309-го полицейского батальона прибыл в составе автоколонны в Белосток 27 июня 1941 года. Когда он и несколько его подчиненных увидели в городе виноводочный магазин, то, не теряя даром времени, разграбили его и, конечно, основательно поднабрались.
Затем решили наверстать упущенное по службе, когда командир батальона майор Эрнст Вайс приказал им в тот день обыскать жилые кварталы города с населением около 80 тысяч жителей, арестовать и согнать в одно место всех евреев мужчин.
Право на дальнейшие действия по отношению к задержанным он предоставил командирам рот. Пипо Шнейдер отлично знал, что делать. В своем взводе он имел прозвище «расовый фанат», потому что багровел от злобы при одном только слове «еврей». Под воздействием алкоголя его антисемитизм проявился в разнузданном, бесконтрольном буйстве. В ходе задержаний и облав на евреев он застрелил пять мужчин на улицах города. Сослуживцы старались не отставать от него.
То, что началось погромом, закончилось повальными расстрелами евреев Белостока. В городском парке евреев расстреливали группами. Стрельба на улицах города не утихала до поздней ночи. Оставшихся в живых загоняли прикладами карабинов в центральную синагогу Белостока до тех пор, пока она оказалась наконец битком набита беззащитными горожанами. Запуганные евреи стали громко петь и молиться. Пипо Шнейдер устроил самую кровавую бойню первых недель войны. Он приказал полицейским окружить молельный дом со всех сторон и никого не выпускать.
В синагоге находилось более 700 мужчин евреев. С помощью бензина здание синагоги мгновенно запылало, как факел, со всех сторон, а в окна полетели гранаты, чтобы усилить эффект пожара и гибели потерявших разум людей. Те немногие, кто пытался бежать из горящего ада, в упор расстреливались из автоматов. Эта «акция» в Белостоке, в ходе которой не менее 700 евреев были заживо сожжены в синагоге, а всего в городе погибли около 2000 человек, не являлась прямым следствием четких приказов сверху, а началась стихийно и была проведена по личной инициативе оболваненных «полицейских порядка» этого батальона, которые в пьяном угаре «инстинктивно» делали то, что от них, собственно, и ожидалось.