Он кивнул и деревянной походкой вышел с веранды. Какое-то время было слышно, как он возится и чертыхается, пробираясь по темному коридору. Потом все стихло.
— Надо дать ему отпуск, — пробормотал Додо.
— Нам всем надо дать отпуск, — откликнулся майор. — Скоро совсем здесь обалдеем… Что за черт! — он резко подался вперед, расплескав виски. Из тьмы выступил колышущийся бледный призрак. Додо с нелепым привизгом вжался в спинку кресло, но тут же выдохнул, всплеснул руками:
— Мисс Луиза! Доктор Хилл, что ж такое, вы же обещали… а она опять… — он огорченно покрутил руками.
— Она не может ходить после такой дозы успокоительного, — вскинулся Саймон. — Она даже в сознании быть не может! — Однако Лу была здесь: босая, в батистовой ночной рубашке до пят, с распущенными волосами.
Ее мысли ворочались тяжело, как булыжники. Ее не покидало чувство, что все это уже было с ней — она уже шла однажды через населенные злобными тенями джунгли, ведомая чужой волей, босая, не зная, куда и зачем… Она знала, что ей суждено снова пройти этот путь. Она знала, что ее окружают злые духи, и на этот раз бежать не удастся. Старый колдун из Матоди получит свое мщение, — чего бы это ни стоило Лу.
— Он говорит, я должна рассказать все своим ученикам, — бесстрастно сообщила она. — Рассказать, что учила их неверно… — Лу покачнулась, оперлась на стенку. — Боюсь, мне придется это сделать прямо сейчас, — слабо добавила она.
Неверными шагами она удалилась во тьму. Потрясенные мужчины с минуту смотрели ей вслед; потом Додо сердито пожал плечами, налил себе еще.
— На вашем месте, доктор, я бы что-нибудь сделал, — недовольно сказал он. — Мы не можем позволить ей так разгуливать.
— В округе Нгумо, — задумчиво сказал майор, — был случай: один молодой человек, из хорошей семьи, но изрядный шалопай, вообразил с перепою, что местный колдун навел на него порчу, ну и пристрелил сгоряча.
— Нгумо? — переспросил Додо. — Помню, как же. Два полка стрелков Ее Величества… но, кажется, опоздали. Туземцы даже больницу разгромили. Возишься с ними, возишься…
— Доктора, кажется, съели, — заметил майор. — Раненых было много, так они решили, что смогут стать лекарями, если закусят правильной головой.
Саймон потянулся и выбрался из кресла.
— Пойду посмотрю, как там что…
— Право, вы не обязаны, но моя благодарность…
— Ну что вы, мистер Кулхауз, — криво усмехнулся Саймон. — Это мой долг.
Додо и майор Раст сидели неподвижно, прислушиваясь к доносящимся на веранду ночным звукам. Шелест листвы и вслед за ним — легкие удары капель дождя, сбитых ветерком. Стук двери в сарай, пыхтение парового котла, затихающее, удаляющееся вниз по склону. Слабый девичий вскрик. Майор Раст сжал стакан с виски так, что его загорелые пальцы побелели от напряжения. Додо наклонился вперед, упершись в колени кулаками. Снова шелестит листва… или это шуршат по тропе суставчатые ноги? Снова женский крик — на этот раз он прозвучал громче, отчаяннее… и оборвался. А в следующий миг глухо ударил взрыв.
Додо резко откинулся назад. Стакан с виски дробно покатился по деревянному полу. Посыпались листья и мелкие ветки с гибискуса, окружающего веранду.
Тишина. Тяжелые мужские шаги. Льющаяся из крана вода плещет в ладонях. Едва уловимое шуршание полотенца.
Наконец Саймон вышел на веранду, бессознательно вытирая ладони о брюки. С усилием согнал с лица отвращение. Сказал спокойно:
— У нас беда. Мисс Луиза, видимо, пыталась воспользоваться механическим курьером, чтобы навестить заболевшего ученика, но не справилась с управлением. Бедняжку разорвало на куски.
— Как жаль, — огорчился Додо. — Она была такой славной, так старалась… Но в последнее время ее рвение стало как-то немного даже неприличным, не правда ли?
— Здесь многие не выдерживают, — вздохнул майор. — Бедная девочка.
Саймон снова машинально обтер ладони.
— Что-то я устал, — сказал он.
— Как насчет перевода в Нгумо? — сочувственно откликнулся Додо. — Широкое поле деятельности… восстановите наконец больницу…
— То, что надо, — кивнул Саймон.
— И смотри, никуда не сворачивай! — строго сказал Чарли гонцу. — Никаких родственников. Никакой охоты. Никаких приятелей! Ясно тебе? Никаких…
Он оборвал сам себя. Зачем морочить парню голову? Чертежи в пакете настолько плохи, что лучше бы строителям обойтись без них. Механические курьеры? Да он не способен перекинуть доску через ручей так, чтобы она продержалась дольше часа!
Высокий туземец сверкнул широченной улыбкой.
— Не беспокоиться, мастер Чарли. Видите? — он поднял руку, демонстрируя замысловатый браслет. — Мне один хитрый человек продал, богатый человек. Раньше коз пас, был бедный. Теперь амулеты делает, стал богатый. Я тоже буду богатый — пройду везде, как коза, несокрушимый, как носорог, быстрый, как гепард.
Чарли тоскливо покосился на обломки тончайшей начинки Болванщика, ловко вплетенные в кожаные ремешки вместе со стеклянными бусинами, украдкой плюнул через плечо и сунул руку в карман, чтобы дотронуться до сушеной лапки черной курицы.
— Смотри мне, — безнадежно пригрозил он и вручил курьеру пакет.
ШЕПОТ БРИЗА, КРИК УРАГАНАВладимир Венгловский
— Вы в первый раз на цеппелине? Не боитесь лететь?
Молодой человек, совсем недавно подсевший за столик к Леонтине и представившийся Джервисом Рэнделлом Бутом, программером, спросил это непринужденно, так, словно они были давно знакомы. Леонтина запомнила его еще при посадке. Рабочие грузили на борт цеппелина два тяжелых ящика с эмблемами «Хардсофта», а Джервис суетился вокруг них: «Осторожнее, здесь программаторы, ювелирная настройка!» и казался офисным планктоном, технофилом, которого оторвали от стола с инструментами и отправили сопровождать ценный груз. Теперь, когда он сидел рядом, заняв место ушедшего в каюту Бенедикта, то с каждой минутой нравился Леонтине всё больше, и это ее смущало. Черт возьми, она же содержанка миллионера, а тут какой-то молодой выскочка начинает ни с того ни с сего кружить ей голову! Такого с ней не случалось уже много лет, со времен жарких объятий Рене. О, Рене! Его руки, его ласковый шепот на ухо, от которого по телу пробегала дрожь, словно эфирные волны.
Только сейчас Леонтина поняла, кого напоминал ей собеседник. Пусть они с Рене были не похожи внешне, но глаза, глаза! У Джервиса был тот же небесно-голубой взгляд, в котором горел огонек одержимости.
«Олимпик» качнуло, и несколько капель вина выплеснулись из бокала, оставив красные пятна на белой скатерти.
— Нет, — ответила Леонтина, — не боюсь.
И улыбнулась — сдержанно, как раз достаточно для того, чтобы на щеках появились ямочки, которые так ее красят. «Неужели я начинаю заигрывать?» — проскочила мысль, от которой сердце забилось быстрее.
— Бояться не стоит, — улыбнулся в ответ Джервис. — Мы на самом лучшем цеппелине из ныне существующих. Две группы четырехцилиндровых паро-эфирных вибродвигателей Кили, прочная обшивка… Считаю, что это единственный летательный аппарат, способный противостоять даже Дракону.
Как есть — технофил. Такой даже в разговоре с женщиной будет описывать достоинства того или иного механизма. Леонтина смотрела на собеседника, и его слова расплывались гулом камертонов. Вместо них слышался страстный шепот Рене.
«Я хочу снять с тебя платье, оно лишнее на твоем теле, моя Леонтина».
— Что? — переспросила она, когда Джервис перестал двигать губами и вопросительно посмотрел на нее.
— Вам плохо? — спросил он, нахмурившись.
— Нет-нет, всё в порядке. — Леонтина достала из сумочки платок и промокнула вспотевший лоб.
— Я спрашивал, вы с мужем летите? Этот мужчина, которого укачало, он вам кто?
— Да, Рене. Нет! Я лечу не с мужем. Это… просто Бенедикт.
— Ясно, — сказал Джервис, опустив взгляд в свой бокал. — Просто Бенедикт.
Он словно прислушивался к чему-то, что-то ждал, но что именно — Леонтина не знала. Джервис был поглощен своими мыслями настолько, что не заметил, как его назвали другим именем.
Где-то в глубинах цеппелина послышался хлопок, и пол слегка вздрогнул.
— Что это? — забеспокоилась Леонтина.
— Двигатели издают разные звуки, — пожал плечами Джервис. — Сложная машина. Не стоит беспокоиться.
В ресторане на борту «Олимпика» сейчас сидело много посетителей, но Джервис выделялся среди сливок общества своей… дикостью, что ли? Всклокоченные волосы, костюм с биркой, которую позабыл снять; его тонкие длинные пальцы находились в постоянном движении — то обхватывали бокал, то перемещались по столу, будто их владелец чертил что-то воображаемое на скатерти. Иногда они ненароком касались руки Леонтины, но она не убрала ее, а наоборот, подвинула ближе. Чтобы замять неловкость спросила:
— Вы говорили о Драконе?
— Да, о Драконе! — встрепенулся Джервис. — Корабли, аэропланы, дирижабли — ничто его не преодолеет. Ветер, несущий камни и лед, растерзает корпус, а бушующий океан скроет обломки. Но у «Олимпика» есть шанс. Только надо знать, как лететь. Куда лететь. Чувствуете, как воет ветер? Всего каких-то триста миль на запад, и мы окажемся в полосе урагана.
— Вы так говорите, будто мы собрались за океан, а не в Гренландию, — грустно улыбнулась Леонтина. — Как десять лет назад те, кто не вернулись. Но тогда Дракон ненадолго утихал.
— А почему бы и нет? В смысле, почему бы не полететь через океан? Вот возьму и украду вас у вашего миллионера. Угоним вместе «Олимпик». Высадим остальных пассажиров на необитаемом острове, а сами полетим открывать новые земли.
«Как Рене», — подумала Леонтина.
Рене всё еще стоял у нее перед глазами, радостно машущий красным армейским платком на корме корабля, отправляющегося за океан.
«Я вернусь и заберу тебя с собой, Леонтина!»
С тех пор прошло целых десять долгих лет. Ни сообщений, ни весточек. Говорят, что сквозь ураган, преграждающий путь к далекому материку, летают лишь штормовые ласточки — символ бесстрашия и безрассудства.