— Нет, — Даблдек взялся за ложку. — Будешь прислуживать.
Он поздно сообразил, что в овсяной каше не должно быть никаких вкраплений, ни черных, ни серых, ни коричневых. А когда на языке взорвалось огненное ядро и рот распахнуло будто от подожженной внутри газовой горелки, соображать, собственно, было уже поздно.
— О-о-о!
Карри!
Вытаращив слезящиеся глаза, Даблдек распрямился над столом. Дьявол! Где? Где же!? Ага! Схватив кувшинчик с лимонной водой, он в несколько глотков осушил его до половины и упал обратно, казалось, дыша горячими углями.
Прабхакар хищно навис над Дивьей. Пальцы его сомкнулись на узких плечах.
— Погоди, — остановил его Даблдек.
Он допил воду и утер глаза.
Вот тебе и благодарность! За всю его доброту и хорошее отношение. Вся Индия такова! Дикие загорелые обезьяны, а не люди!
Даблдек посмотрел на девочку. Нежность превратилась в ноющую обиду.
— Зачем? — спросил он.
Дивья улыбнулась и промолчала.
— Дашь ей десять плетей, — сказал Даблдек Прабхакару. — Но смотри, не перестарайся.
— Слушаюсь, сахиб, — кивнул сикх.
Он повлек девочку с веранды.
— И Аджаю — пять плетей, — догнал его холодный голос хозяина.
После обеда Даблдек планировал выехать в Калькутту. Хотелось присмотреть склад под лишние объемы чая и прицениться к местному текстилю, который, по слухам, входил в моду в метрополии. Но сбыться этому было не суждено. Аккурат к концу ланча, когда Даблдек, думая о коварной Дивье, цедил чай, в белом дыму на паровом броневике прибыл капитан со взводом королевских стрелков.
Броневик, оставляя ребристые следы, развернулся у ворот. Кузов его ощетинился «энфилдами». Из кабины вылез подтянутый молодой офицер в пробковом шлеме и, с интересом оглядываясь, прошел к особняку.
Даблдек встретил его на крыльце.
— Чем могу быть полезен?
Офицер посмотрел на выросшего за плечом владельца бородатого индийца и, чуть твердея глазами, представился:
— Капитан Френсис Китчнер, сэр. С конфиденциальным делом.
— На броневике?
Капитан позволил себе улыбнуться.
— Всего лишь проверка проходимости. Машина новая, с новым усовершенствованным котлом. По хорошей дороге — десять миль в час!
— Прошу!
Даблдек провел Китчнера в кабинет. Капитан оглядел сандаловую отделку, занавеси и ковры, щелкнул по носу чучело леопарда и расположился на массивном, устроенном у окна диване.
— Смотрю, вы даете много вольности индийцам.
— Разве?
Даблдек занял кресло сбоку от дивана.
— Они шастают у вас по поместью, как тараканы.
— Они на меня работают, сэр.
Капитан посмотрел в окно на застывшего у крыльца Прабхакара.
— Работают. Пока в один день не решат перерезать вам горло, — сказал он, расстегнув верхние пуговицы на красном мундире. — У меня предписание: занять поместье и приготовить из него наблюдательный и оборонительный пункт.
В его руке появился узкий конверт коричневой бумаги.
— Чье предписание? — спросил Даблдек, не торопясь брать конверт.
— Генерала Симмонса, действующего по поручению генерал-губернатора и вице-короля Индии лорда Ричарда Бурка. В случае разрушений вам будет положена компенсация.
— Разрушений? Значит, возможны и разрушения?
— Да, сэр, — кивнул Китчнер.
Даблдек взял конверт и, вскрыв его, пробежал короткий текст глазами. «Дорогой сэр! — значилось там. — В связи с угрозой восстания подразделения Британской армии будут размещены в границах ваших владений. Прошу оказывать им всяческое содействие. Генерал Симмонс».
— Черт-те что! — сказал Даблдек.
Китчнер пожал плечами.
— Мы можем эвакуировать вас в Калькутту.
— Я предпочитаю остаться в своем хозяйстве, — холодно ответил Даблдек.
— Как вам угодно. Но индийцев, как вы понимаете, придется или выселить, или запереть в помещениях. Много ли их у вас?
— В особняке — шесть человек прислуги, и три сикха во главе с Прабхакаром — моя, скажем так, охрана. В доме для работников — до полусотни человек. Но часть из них вечером уходит в свои деревни.
— Как вы понимаете, я не могу позволить им бродить по позициям, — сказал Китчнер, поднимаясь. — Кроме того, среди них могут быть сочувствующие или — того похлеще — родственники восставших. В этой Индии каждый может оказаться чьим-нибудь родственником.
— И где вы намереваетесь поселиться? — спросил Даблдек.
— Здесь, — просто ответил Китчнер.
— В моем кабинете?
— Зачем же? Думаю, у вас найдется для меня комната.
Капитан шагнул к двери.
— Постойте, сэр, — Даблдек снизу вверх посмотрел на Китчнера. — Что вообще происходит?
На мгновение лицо Китчнера утратило твердость и уверенность.
— Не знаю, сэр. Но оба полка, кажется, разбиты. Мне отдан приказ взять под контроль дороги на Калькутту и держать их, сколько возможно. Бегущие индийцы говорят о стаях обезьян и гигантской синей женщине с четырьмя руками…
— Что?
— Я думаю, это какой-нибудь механизм…
— У индийцев? Не смешите меня.
— Да, сэр. Год назад индийский подводный корабль потопил броненосец «Нортамберленд». Двенадцать моряков спаслись.
— Господи!
— Об этом особо не распространяются, сэр. Так что вполне возможно, что это какая-то механическая статуя. Но ничего! У меня под командованием артиллерийская батарея в четыре пятнадцатифунтовых орудия и четыре шестидюймовых гаубицы, а поместье очень удачно расположено на небольшом возвышении.
Весь оставшийся день Даблдек наблюдал, как прибывшие артиллеристы вырубают рододендроны и ставят походные палатки. Солнечный свет струился на цветки и шлемы, блестел на лезвиях лопат и лафетах гаубиц, выступал пятнами и каплями пота. Паровой трактор, одеваясь белыми клубами, ровнял площадки.
Индийцев, кроме прислуги, Аджая и Прабхакара, заперли в доме для работников. В последний момент Даблдек пожалел выглядывающую из дверей Дивью и взял с собой в особняк.
— Ты поняла, почему я наказал тебя? — спросил он девочку.
Дивья улыбнулась.
— Ты поняла? — повторил Даблдек.
— Ты любить… — сказала Дивья.
Даблдек сглотнул, меняясь в лице.
— Нет.
— Ты любить наказывать.
Он рассмеялся. Облегченно. Вымученно. Идиотски.
— Прибавляй «сахиб» в конце каждой фразы. Я не люблю наказывать, я вынужден наказывать. Потому что без наказания нет порядка.
Перевести было некому.
Они встали в двадцати шагах от крыльца, наблюдая, как под командованием Китчнера двое инженеров-воздухоплавателей у каменной стены ограды с помощью водородных газобатарей через клапан надувают воздушный шар. Светлая, схваченная веревками ткань вспучивалась и рвалась в небо. Рядом, будто от нетерпения, подрагивала корзина.
— Когда вы ожидаете восставших? — крикнул Даблдек Китчнеру.
Капитан повернулся, взгляд его зеленоватых глаз сконцентрировался на девочке.
— Сегодня вечером, — сказал он. — Или завтра утром.
— Уже?
— Вы думаете, они медлительны, как черепахи? — Китчнер покинул воздухоплавателей и, обойдя свежую земляную насыпь, оказался рядом с Даблдеком.
Дивья сделала маленький шаг назад.
— Какая славная девочка.
Офицер присел. Даблдеку захотелось ударить его коленом — слишком уж мертвые были у Китчнера глаза.
— Как тебя зовут? — спросил капитан, поймав девочку за оборку платья.
— Она не говорит…
Даблдек не успел сказать: «…по-английски».
— Дивья. Дивья Чаттерджи, — наперекор ему раздался тихий детский голос.
Китчнер улыбнулся Даблдеку.
— Ты очень красивая, — подергал он оборку, снова переключив внимание на девочку. — Ты отсюда? Кажется, я тебя где-то видел.
— Она отсюда, — сказал Даблдек.
— А может из Бардхамана? Я был в Бардхамане две недели назад, когда все началось. Там, в небольшом местечке, в полумиле к западу, есть железная колонна. Говорят, ее оставил Рама перед возвращением на небо, чтобы народ Индии вызвал его в случае большой беды. И эти ушлые индийцы зачем-то приспособили к ней электрический провод и подключили динамо-машину. А сотни две девочек и женщин сидели вокруг колонны и как будто вызывали дьявола. И пока мы не разогнали их, порубив большинство… — Китчнер прищурился. — Так ты из Бардхамана?
Дивья посмотрела на Даблдека. Он чуть качнул головой: молчи, девочка.
— Ну же, — поторопил Китчнер, — ты ведь из Бардха-мана?
— Я…
Даблдек замер.
— Я жить «Радость солнца», — сказала Дивья и просунула сухую ладошку ему в пальцы. — Это мой сахиб.
В доме Даблдек поспешно отпустил руку девочки и вытер влажные пальцы салфеткой.
Все, кто мог, глазели на приготовления военных. Фырканье и лязг паровых машин, гудки, стук поршней вызывали тревожный звон стекол.
Воздушный шар взмыл на двадцатифутовую высоту. Дно привязанной к нему корзины покачивалось в нескольких дюймах над землей. Однако два якоря и тиковое бревно не давали шару окончательно презреть тяготение Земли. Рядом была вкопана громоздкая катушка с канатом. Газобатареи стояли под тентом.
Гаубицы, задрав короткие рыльца, смотрели в выцветшее небо. Возле них возились расчеты, то подсыпая землю, то подворачивая колеса и лафет. Поодаль, в углублениях, покоились саржевые мешки с порохом, прицеп с запасом гранат и ядер стоял у стены на месте площадки, которую когда-то Даблдек намеревался сделать крикетной.
Пушки обустраивали за границей поместья, на склонах. Оттуда тоже взвивались клубы пара и раздавался машинный грохот.
От мелькания красных мундиров рябило в глазах.
В другое время Даблдек испытал бы гордость за соотечественников, которые слаженной работой и деловой армейской суетой, британским порядком подтверждали свое превосходство над индийцами да и, пожалуй, над всеми остальными народами. Но в голове его прокручивались цифры убытка и часы, необходимые для будущего возвращения поместью привычного, демилитаризованного вида.
Всюду были посты. Паровую коляску Даблдека приспособили для расчистки зарослей, мешающих артиллеристам.