«Хоть далеко тащить не придется, — устало подумал Сигизмунд. — Прямо тут зароем». Ему очень хотелось на воздух, подальше от мертвецов, лопат и от деловито копающего Боба — тот еще человек искусства! — но снаружи с треском раскатывался гром и воздух трещал от разрядов. Молнии били в громоотводы над кабинами паровозов, искры плясали над селением — казалось, само небо вглядывается в незадачливого сыщика и покатывается над его попытками найти украденные четыре миллиона.
«Ну, найду я их — и что дальше? — Сигизмунд дернул плечом и со свистом выдохнул сквозь зубы. — Тут их не потратишь… Стоп. — Он затряс головой, отгоняя чужую, будто навязанную извне мысль. — Я же не собираюсь здесь оставаться. Что за бред. С чего эта мысль вообще могла прийти в голову?»
— Надо найти того, кто Мака прикончил, — пробормотал Боб. — У него отличный кофе был. И амбиции. Еще немного, и в начальники паровоза выбился бы. Чуть выше по ущелью отогнали бы вагоны — и зажили. И только Антуан говорил — зачем, нам и тут хорошо…
— Значит, идем к Антуану, — Сигизмунд грязными пальцами вытащил из банки последний патиссон и сунул его в карман жилетки. — И пусть только попробует не ответить по совести.
Антуана они нашли на кладбище возле свежей могилы.
— То есть вы не всех в подполе закапываете? — уголком губ прошептал Сигизмунд.
— Нет, только тех, кто рядом с бабушкиным погребом умер, — ответил Боб.
— Понятно.
Хотя, черт возьми, ничего не было понятно.
Что за бабушка? Откуда погреб в вагоне, который стоит на рельсах? Не поспособствовал ли только что Сигизмунд сокрытию улик? Не пора ли брать себя в руки и уходить по рельсам прочь, договариваться с шефом полиции в Ульме и снаряжать сюда отряд? Дело явно оказалось чуть сложнее, чем поиск сбежавшего мужа Казимира по заказу безутешной жены… то есть, уже вдовы.
Останавливали сыщика жадность и стыд. Четыре миллиона на дороге не валяются. Ими ни с кем не хочется делиться. Вернешься без денег в свою варшавскую квартиру, усядешься в кресло, закуришь трубку, отхлебнешь кофе с молоком. С одной стены портрет Дюпона тебе подмигнет, а с другой портрет Шерлока ухмыльнется — мол, какие же мы авторитеты, если ты, дорогой наш вдохновенный ученик, прибыл домой ни с чем? Проморгал звездный час, упустил свою удачу, не сумел поймать момент. Как же так? Мол, метод дедукции подсказывает нам, дорогой Сигизмунд, что ты выставил себя дураком. А хуже этого и быть ничего не может.
— Вы тут патиссонами хрустите, — Антуан скрипучим голосом прервал скорбные размышления, — а у меня механик умер сегодня утром. Самый упорный. По инструкции умел работать. Как машина. Не как человек недоделанный, а как нормальный автоматон. Прототип мой ненаглядный. Где теперь такого же возьмешь?
Мозг подкинул Сигизмунду очередную рифму, но тут уж она была совсем не к месту.
— Скажите, Антуан, — сыщик решил отбросить условности и действовать прямо. — Мне тут Боб рассказал, что вы лучше всех решаете задачки про паровозы. Ну, те, которые из пункта А в пункт Б выходят.
Боб удивленно поглядел на сыщика, но, слава небу, решил не перебивать мистификацию.
— Есть такое, — Антуан вытер о колени грязные ладони.
— А еще вы все отлично знаете про жизнь в лесу, потому как в детстве в деревне проживали.
— Так… — Антуан выжидающе уставился на Сигизмунда. Тот, решив, что достаточно польстил собеседнику и усыпил тем самым его возможные подозрения, начал рубить с плеча:
— Вы не видели вчера или сегодня саквояж? Маленький, клетчатый. С блестящей такой ручкой.
— Видел. Полчаса назад. Каролина несла. Вроде бы, к начальнику паровоза. По крайней мере, она именно так говорила.
— Скажи, а Мака ты убил? — Боб выступил из-за спины Сигизмунда и замер в третьей позиции, будто на сцене, знаменуя всей своей фигурой продолжение вечера неудобных вопросов.
— Боб, тебе молния в голову попала? — возмущенно ответил Антуан, но Сигизмунд уже не слышал его: он бежал, поскальзываясь и оступаясь на жидкой грязи, к паровозу, где квартировал начальник.
…Линн он нашел под сцепкой между тендером и кабиной машиниста. Мокрые волосы облепили лицо, глаза все такие же круглые, а в спине торчит железный лом.
— Это шутка такая, приземленная, пошленькая, — проскрипел кто-то за спиной у Сигизмунда.
Иван.
Снизошел с забора на землю, подошел к составу, присел на корточки и потрогал кукольную белую руку. Мертвую.
— Если бросить лом в унитаз движущегося состава, можно остановить поезд. Не пробовали?
— Не доводилось, — Сигизмунд встал, отряхнул колени. — Интересно, за что ее так?
— Болтала много. Как ворона. Кар-кар-кар.
— Звучит как правда, — сыщик сузил глаза и снова упал на четвереньки, быстро осмотрел ладони Линн — одну, вторую… Ни на одной не было следов замка. А это значит, что…
— Вежливости вас, городских, не учили. Что здесь старостимы невоспитанные донельзя, что вы, туристы, приезжаете и — тьфу! — этикета ни шиша, — Иван харкнул на землю вслед поспешающему Сигизмунду, который несся обратно, к свежей могиле упорного механика.
Того самого, из которого хороший автоматон получился бы.
Но он не успел.
Антуан и Боб лежали крест-накрест, друг на друге, пялясь слепыми мертвыми глазами в голубеющее после дождя небо. По ресницам Боба полз деловито бурчащий толстый шмель.
— Да вы все сговорились, что ли? — Сигизмунд тоже поднял лицо к небу и запустил в него липким комком грязи. — Все решили сдохнуть, пока я не найду четыре миллиона? МОИ четыре миллиона? Чтобы ни с кем их не делить?
«Правильно, — пробормотал чей-то голос в голове. — Правильно, сыщик. Не дели их ни с кем».
Сигизмунд протер глаза, сделал шаг, другой в направлении голоса… Из-под низких ветвей ели виднелось серебристое пузо.
— Богородица дева. Ты ж погляди, что делается, — пробормотал он. — Это же дирижабль. И как я тебя раньше не заметил-то?
Он медленно подошел к гладкому боку небесного яйца, погладил его, как живое, и забрался по перекореженным ступенькам в гостеприимно распахнутое жерло лежащей рядом гондолы. Пробежал ладонями по сломанным циферблатам, прислушался к молчанию приборов. Нет, они не мертвые, они спят. Пока спят.
Над головой у Сигизмунда гудели провода. Перемигивались фиолетовыми искорками, напитавшись энергией от грозы. Искусственный пилот-автоматон магнетически пробирался в голову гостя, деловито ворочал там мыслями — радовался. Что появился новый. Еще один человек-рад, который поможет ему когда-нибудь выбраться из этого захолустья и взлететь. Стать повелителем неба и не делить его ни с кем.
— Да, ты прав. Тут четырьмя миллионами на ремонт не обойдешься. Придется тебе подождать. Но ничего-ничего. Дураков таких, как Казимир, по Европе много бродит. Наверняка заманим еще господ с деньгами. Новые детали для тебя закажем. Будешь лучше всех… куда там, паровозикам! — кивнул Сигизмунд и выбрался наружу.
Он дошел до центральной площади, взгромоздился на забор рядом с Иваном и дружески ему улыбнулся.
— Господа, вы Линн не видели? — начальник станции Мак подошел к забору и задрал голову. — С утра ее ищу.
— Нет, — синхронно ответили два Ивана (просто Иван и свежепереименованный Сигизмунд — автоматону ужасно не нравились длинные имена), не оборачиваясь на глупого приземленного человека и глядя в сиреневую вечернюю даль. Они думали, что все еще только начинается. На ладонях, сложенных козырьком, багровели точки от замка на модной охранной ручке дорожного саквояжа производства братьев Горовиц и К. Со всего четырьмя миллионами.
ЭРА МОРИАРТИ. ХРЯЩИ И ЖЕМЧУГАМаксим Тихомиров
— Сто? Ровно сто? Не больше и не меньше?
— Истинно так, сэр. Как есть — ровно сотня, голова в голову. Я их дважды пересчитал, ваша светлость.
— И все были мертвы?
— Все, как есть, сэр. Я, конечно, не доктор, как ваш друг, и мало что смыслю в медицине — но уж мертвого от живого отличить смогу, пусть это даже и не человек.
— Вы что же, любезнейший, — пульс у них щупали или сердце выслушивали?
— Я, сударь мой, к этим образинам и подойти-то боюсь, даже когда они мертвее некуда. Где уж мне знать, в каком месте у них пульс искать или, там, сердце слушать. К ним и к живым-то прикасаться противно. Я лучше с медузой поцелуюсь, чем по своей воле к такой твари притронусь или ей меня тронуть позволю. Чур меня!
— Так значит, уважаемый, вы к телам не подходили?
— Нет, ваша светлость. Я ж говорю — от ворот на них посмотрел, пересчитал и сразу в участок бегом припустил.
— Так как же вы поняли, что они мертвые?
— Да проще некуда. У каждого в затылке — ну или как там называется место, где у них голова в холку переходит? вашего друга доктора спросите, ему, чай, виднее — дыра, да такая, что кулак пройдет. Сами посудите, кто выживет с такой дырой-то в башке? То-то и оно, что никто. Мертвые они были.
— Все сто?
— Ага. Все как есть. Нет, ну вы представьте только — сотня марсианцев лежат, чудно так лежат, тремя розетками, голова к голове, и все мертвые! Когда такое еще увидишь? И где, как не в Лондоне?
— И где же эта сотня мертвецов сейчас, любезный мой друг капитан?
— А мне почем знать? Нету, сами видите. Склад пустой, ветер по углам гуляет… Своими бы глазами не увидел — так и не поверил бы, расскажи кто.
— Вас сколько времени здесь не было?
— Дайте прикинуть… Часов-то у меня отродясь не было, откуда у нашего брата часы? Биг-Бен как раз четверть пополуночи отбил, когда я сюда заглянул, а пока я за констеблем Мелкиным бегал, да пока его уговорил, да пока котел раскочегарили в авто, да сюда двинули — почитай, еще две четверти часа как с куста… Ну точно, когда сюда с констеблем возвернулись, да все просмотрели, да по окрестностям глянули — час пробило. Потом он в Скотланд-Ярд звонить отправился, а я тут один-одинешенек остался, дожидаться да приглядывать, чтоб не нарушил кто чего.
— Такой, значит, хронометраж…