— Впрочем, здесь лучший мясной рынок во всем лондонском графстве. Кроме того, неподалеку от рынка есть несколько весьма уютных местечек, где за пару фунтов мы сможем получить отменный завтрак.
— Сверх того здесь меня преследуют воспоминания о тысячах единоверцев, сожженных в этом месте по распоряжению королевы Марии, кровавой Мери.
— Что касается меня, я считаю, что преступления, которые совершаются в угоду Богу, — самые гнусные из всех, что можно придумать. Они бессмысленны и лживы по самой сути. Ни одному богу, как его ни назови, нет нужды обращаться к одному человеку, чтобы расправиться с другим. Но это не повод, чтобы отказываться от завтрака. Кстати, поглядите-ка вниз, там, у обочины, в пальто цвета штормовой тучи, не инспектор ли Грегсон?
— Точно, он.
— Интересно знать, что он тут делает?
— Если верить моим глазам, он что-то приказывает стоящим рядом с ним санитарам с носилками. Вероятно, распоряжается увезти найденное тело.
— Друг мой, вам это не кажется странным?
— О чем вы, Холмс?
— О том, что Грегсон все еще тут, — детектив постучал в заднюю стенку кэба. — Гони, почтенный!
Инспектор Грегсон, длинный, сухощавый, с печально обвисшими усами, увидев выходящих из кэба коллег, приподнял видавший виды котелок:
— Добрый день, мистер Холмс, добрый день, мистер Ватсон. Только ради всего святого не говорите, что вас привела сюда глупая смерть этого несчастного.
— Увы, мой дорогой инспектор, именно в этом я и намерен признаться.
— Что за нелепость? Если бы не служба в Скотланд-Ярде, я бы, пожалуй, решил, что в Лондоне окончательно перевелись серьезные преступления, коль уж сам Шерлок Холмс едет через весь город, чтобы посмотреть на труп какого-то забулдыги-иностранца.
— Вот даже как, он забулдыга?
— Одет не богато, но пристойно, по документам, обнаруженным в кармане сюртука, доктор права. Некий Якоб Рихтер из Брюсселя. Не знаю, насколько он был пьян, но кружку-другую эля незадолго до смерти пострадавший пропустил.
Холмс удовлетворенно кивнул и, наконец, приступил к кропотливому процессу набивания табаком заветной трубки.
— Теперь ваша очередь, мистер Холмс, — продолжал Грегсон. — Потрудитесь объяснить мне, что с этим делом не так? Скажу откровенно, очень странная история получается. Ну принял себе бельгиец на грудь, поперся ни свет ни заря в сторону рынка, может, там ему что-то надо было. А может, в «Нью-маркет» или «Палец епископа» за очередной пинтой эля, кто теперь скажет. Там вон, чуть выше, поскользнулся, да и угодил виском о камень.
— Вы так считаете? — на губах Холмса появилась улыбка превосходства. — Что ж, тогда прошу вас по старой дружбе, пока вы не отправили в Коронерский суд отчета, позволить доктору Ватсону осмотреть рану. Или раны.
Бывший военный хирург выразительно посмотрел на инспектора Грегсона. Тот вздохнул и распорядился, чтобы санитары пропустили врача к телу.
— Но вернемся к вопросу, инспектор, — раскуривая трубку, сказал Холмс, — что же вас так удивило?
— А вас бы не удивило? Тело обнаружил старший надзиратель Джеймс Харрингтон из Ньюгейтской тюрьмы. Он как раз сменился с дежурства и направлялся домой.
— Дежурство заканчивается ровно в шесть утра, Ньюгейтская тюрьма находится в десяти минутах ходьбы отсюда. Стало быть, здесь этот Харрингтон был не позже пятнадцати минут седьмого.
— Так и есть. Надзиратель поймал мальчишку-посыльного и отправил его наверх, в участок.
— Который разместился в бывшем пабе «Голова сарацина»?
— Снова в точку.
— Учитывая плохую дорогу, это еще пятнадцать минут. Стало быть, максимум в полседьмого утра полиция имела на руках известие о трупе.
— Все так.
— Но уже почти одиннадцать, а тело все еще здесь.
— В том-то и странность, Холмс. Я пришел в Скотланд-Ярд, как водится, без пяти девять, развернул утренний номер «Times» и узнал об этом чертовом мертвеце и о том, что именно я занимаюсь расследованием. Как такое может быть, Холмс? Ведь никто из начальства без пяти девять и знать не знал, что это дело вообще существует.
— Вы пробовали разобраться?
— Конечно, пробовал. У меня хватает работы, кроме как таскаться и расследовать смерть какого-то иностранца.
— И что же вам ответили?
— Прежде всего, они и сами были несказанно удивлены. Позвонили в «Times». Там им ответили, что информацию о трупе в утренний выпуск принес их постоянный ведущий колонки уголовной хроники, а о том, что делом занимаюсь я, сообщил дежуривший у тела констебль, — Грегсон запахнул пальто, пытаясь уберечься от пронизывающего ветра с Темзы. — Но оба констебля, дежурившие здесь по очереди, божатся, что никому такого не говорили, да и вообще не видели здесь журналистов. Я собрался было плюнуть на эту дурацкую заметку, однако тут в Скотланд-Ярд позвонили из русского посольства и сказали, что они заинтересованы, чтобы этим делом занимался ваш покорный слуга. Словом, я прибыл сюда минут за десять до вас и вижу, что утро выдалось на редкость отвратительное. А вот, кстати, и ваш почтенный друг возвращается.
— Ну что скажете, доктор?
Вид у Ватсона был серьезный, как всякий раз, когда ему предстояло произнести неотвратимый медицинский приговор:
— Этот человек умер не здесь.
— То есть, как это не здесь, мистер Ватсон?
— У господина Рихтера перелом шейных позвонков у самого основания черепа.
— Ну так что? Он поскользнулся, упал, покатился, затем ударился виском о камень?
— Если бы дело обстояло так, как вы говорите, инспектор, мы бы обнаружили обширные гематомы в месте удара. Однако их нет. Несчастному сначала переломили шею, а уже потом, спустя несколько часов, когда тело уже достаточно остыло, проломили голову.
— С вашего позволения, Грегсон, теперь я осмотрю труп.
Инспектор развел руками:
— Валяйте. Я как чувствовал, здесь что-то нечисто, — Грегсон отошел в сторону, устремив взгляд в направлении паба «Черный монах», где сейчас было сухо, тепло, не дул промозглый ветер, никто не подсовывал загадок, зато подавали прожаренный ростбиф.
— А вот это интересно. Грегсон, прошу вас, идите сюда.
— Что еще? — тяжело вздохнул полицейский.
— Вот, посмотрите, — Холмс протянул инспектору сложенные щепотью пальцы.
— Это песок или я чего-то не понимаю?
— Верно, песок, — Холмс растер песчинки между пальцами. — И заметьте, сухой песок.
— Чрезвычайно ценное наблюдение. Но что это дает нам?
— Как по-вашему, Грегсон, что сухой песок делает за воротником покойного доктора права?
— Ума не приложу. Может, он свалился в песчаный карьер?
— Ну конечно. Сломал там шею, а потом в мертвом виде пришел сюда досаждать полиции. А по дороге еще зашел дать объявление в «Times». Не знаю, расстроит вас это или обрадует, но у покойника есть алиби. Упади он в карьер, песка было бы значительно больше, и это был бы мокрый песок.
— И то верно. Всегда вы со своими шарадами, Холмс! Может быть, вы уже знаете, кто убийца?
— Пока нет, инспектор. Однако могу вам сказать, что это был мужчина, примерно шести футов, — детектив задумался, что-то вычисляя, — шести футов трех дюймов ростом, вероятно, крепкого телосложения. Возможно, француз или же моряк, бывавший во Франции.
— Из чего это следует?
— Все очень просто. Орудием убийства послужила так называемая «марсельская колбаса» — попросту туго набитый песком мужской носок. Как вы сами можете убедиться, удар был нанесен сверху вниз одним резким точным движением, причем с немалой силой. Учитывая рост покойного мистера Рихтера и место перелома, удар был направлен под углом примерно тридцать градусов, что в результате дает нам рост примерно шесть футов три дюйма. Будь убийца выше, смещение позвонков пошло бы резко вниз. При ударе, должно быть, носок зацепился за целлулоидный воротничок и порвался, вот песок и просыпался.
— Пожалуй, верно.
— После убийства неведомый нам пока персонаж, вероятно, спрятал тело в повозке, идущей к рынку. Однако на одежде жертвы нет следов волочения. Следовательно, убийца без особого труда поднял мертвое тело, чтобы положить его в возок. А это говорит о немалой физической силе. Здесь, на подъеме Сноу-Хилл-стрит, тело вывалилось.
— Но, может быть, это был не один человек?
— Возможно, но маловероятно. Если бы это было подготовленное убийство, совершенное группой лиц, вряд ли злоумышленники доверились бы столь ненадежному оружию, как старый носок. Подозреваю, мы имеем дело с ограблением, только закончилось оно совсем не так, как задумал преступник.
— Вот тут, Холмс, вы не правы. В карманах несчастного при досмотре найдены серебряные часы и два фунта с мелочью.
— Два фунта с мелочью? — переспросил Холмс. — Грегсон, вам эта сумма ничего не напоминает?
— А что она может напоминать?
— Два фунта шесть шиллингов стоит ужин на двоих в любом пабе на берегу Темзы. Пинта эля потянет от трех до пяти пенсов…
— Вы хотите сказать, что этот доктор права ужинал с кем-то в районе доков, расплатился, получил сдачу, затем был убит и привезен сюда?
— Вы быстро соображаете, Грегсон, мне это всегда в вас нравилось. Вернее всего, несчастный действительно ужинал там, скорее всего, у пирса святой Екатерины. Там обычно сгружают привезенное в Лондон пиво.
— А около пяти тридцати утра, — продолжил Грегсон, — бочонки развозят по лондонским пабам. В том числе и сюда, — он ткнул в сторону рынка.
— Верно. Значит, нам предстоит отыскать рослого сильного мужчину, возможно француза, отиравшегося с вечера в пабах возле пирса святой Екатерины.
В лондонских доках кипела работа. У бортов и на палубах кораблей, стоявших на ремонте, деловито сновали рабочие, слышался железный скрежет, удары молота, надрывный гул лебедок и подъемников.
— Зачем мы сюда приехали, Шерлок? — морщась от какофонии металлических звуков, спросил доктор Ватсон. — Неужели вы думаете, что полиция не справится с поиском высокого французского моряка?