Патрик забрал у Мортимера фляжку, глотнул и только тогда посмотрел на Тэлбота в упор.
— Да, — произнес Тэлбот, не опуская глаз. — Вы верно поняли, мистер Шенахан. Я работаю на вампиров. Это они обучили меня моей профессии. Обычному необученному человеку с вампиром не справиться, как вы успели убедиться, — даже и пробовать не стоит.
— А я как раз такой и есть, — едко парировал Патрик. — Обычный и необученный. Однако вам это не помешало, когда вы отправляли меня в клуб одного и без присмотра.
— Одного, но не без присмотра, — возразил Тэлбот. — Безусловно, риск был, но меньший, чем вы думаете. Наверное, вы кляли меня на чем свет стоит за требование подавать мне ежедневные отчеты. Но они позволяли мне следить за происходящим, не появляясь в клубе. А как только я понял, что вы подбираетесь к убийце вплотную, я дал вам наручники. А это вещица не простая. Вы не могли бы забыть их или просто оставить дома, даже если бы и захотели.
— Не очень-то я и сумел ими воспользоваться, — пристыженно пробормотал Патрик.
— А это не так и важно, — махнул рукой Тэлбот. — Главное, что они зачарованы.
Зачарованы? А отчего бы и нет? Если есть вампиры — отчего бы и не быть магии?
— И как только вы услышали Зов, они подали мне сигнал, — добавил Тэлбот. — Так что я смог появиться вовремя.
— Зов? — непонимающе нахмурился Патрик. — Какой еще зов?
— Приказ прийти туда, где вас ждет вампир, — пояснил Тэлбот.
— Но я ничего подобного не слышал! — запротестовал Патрик.
Мортимер мягко рассмеялся.
— Шенахан, дружище, — а как вы это себе представляете? Если человек вдруг ни с того ни с сего слышит в голове голос: «А ну-ка, живо ступай туда-то и туда!» — неужели он пойдет, куда голос велит, а не к врачу? Нет, Зов имеет совершенно иную природу. Он ощущается как свои, а не чужие побуждения. Вопреки слухам, вампиры не умеют читать мысли — иначе таких, как Шерингем, никто и никогда не сделал бы вампиром. Но они умеют мысли внушать. Человек получает приказ прийти — а заодно и приказ найти причину это сделать. Вескую для него самого и ничем не подозрительную для окружающих, если кто-то спросит невзначай, куда и зачем он вдруг сорвался. Вот вас что привело в лапы Шерингема?
— Я опасался, что он нападет на Крейна, — медленно ответил Патрик, чувствуя себя редкостным дураком. — Я видел, что он не ест, значит, собирается напасть, и боялся, что Крейн ему подвернется. Поэтому я вышел первым… чтобы подкараулить Шерингема.
Теперь, задним числом, он понимал, насколько неестественным было его нетерпение.
— Желание защитить, — кивнул Мортимер. — Желание настичь убийцу. Чувство долга. Очень сильная мотивация. Очень. Ему и звать не было нужды — вы бы и так вышли. Вы и в самом деле замечательный человек, Шенахан. Мы не ошиблись в выборе.
И снова — «мы»…
— Мортимер, — тихо, но твердо произнес Патрик, — почему выбирал не только Тэлбот, а вы оба? Какое вы вообще имеете к этому отношение?
Мортимер в ответ широко улыбнулся — и в лунном свете сахарно блеснули клыки.
— Самое прямое, — ответил он. — Я — вампир больницы Чаринг-Кросс и ее окрестностей. И пока это моя территория, никто не будет убивать на ней безнаказанно.
ПРОЖИГАТЕЛЬАлександр Бачило
Джек Промиси по прозвищу Посуляй, он вообще с придурью. То предлагает ограбить почтовую карету, и плевать ему на стражу, то на кладбище пойти отказывается. Нет, не сказать, что он трус или хвастун. Карету-то мы подломили ведь, лихо подломили. Посуляй сам все придумал, сам и повел нас на дорогу у цыганской кузни. Сам и опозорился. Не почтовая карета оказалась, а тюремная. Их в Бристоле часто под почту красят, чтоб народ поменьше глазел. Да и то сказать — что мешок с депешами, что мешок с костями — все государственный груз. Вот только казначейского мешка с гинеями там не оказалось. Один бедолага, по рукам-ногам цепями скованный, как тот базарный фокусник, что из сундука через заднюю стенку вылезает.
Посуляй так рассердился, когда его увидел, что и слова сказать не дал. Тот, может, поблагодарить хотел, но Посуляй его по шеяке, по шеяке — «Проваливай, — говорит, — чтоб глаза мои тебя не видели. Мне с государственными преступниками говорить не о чем, я честный вор! Встретимся под виселицей, тогда и перетрем за жизнь!»
Так и прогнал, прямо в цепях. Правда, там кузня рядом. Это я точно знаю. Посуляй еще до скачка со здоровенным цыганом-молотобойцем шептался. В долю, что ли, хотел взять?
Да, о чем я начал-то? А! Про кладбище. Хоронили в Квинсе старого лорда из Адмиралтейства. Маленький Стрига прибежал — народу, говорит! Пьяному сторожу упасть негде.
Ну, я, Посуляя не дожидаясь, дал команду нашим — чистить перья, котелки сапожной ваксой надраивать. В приличное общество выходим — лордову родню пощипать. Не каждый день такое счастье. Щипачи мои дело знают — не пожалели и штору, вчера только краденную в бродячем цирке, черную, с серебряными звездами, разодрали на галстуки. Только приоделись, прилизались, тут и Посуляй явился. «Это что, — говорит, — за гильдия трубочистов? Воскресную школу решили ограбить?»
— Почему сразу — ограбить? — обиделся я. — Джентльмены желают выразить соболезнования родным лорда Септимера и принести облегчение их исстрадавшимся кошелькам.
— Лорд Септимер умер? — Посуляй нахмурился.
— А я тебе о чем толкую! Преставился, упырь. Говорят, за морем был на излечении, а вернулся в гробу. Там сейчас полкабинета министров собралось! И у каждого — вот такой кошель с золотом! — я показал. — Не говоря уж о батистовых платках с гербами — просто на земле валяются! Собирай, отжимай слезы и неси хромому галантерейщику, по тридцать шиллингов за штуку!
Вижу — Посуляй меня и не слушает совсем. Задумался глубже утопленника.
— Ну, чего ты встал? — спрашиваю. — Айда на кладбище, пока всех пускают!
В первый раз за все наше знакомство не увидел я в глазах Посуляя радости от близкой поживы.
— Хорошо, — говорит, — идите.
— То есть как — идите?! А ты?
И тут Посуляй нам выдал — я чуть на собственный котелок не сел.
— Видишь ли, Бен, говорит, — никак нельзя мне на кладбище. Я в ту пятницу нехорошо про лорда говорил…
Я прямо растерялся.
— Да разве про лорда кто-нибудь хоть раз в жизни сказал хорошо?! Пес цепной, а не лорд, царствие ему бесово и сухих дров под сковородку!
— Напрасно ты так, брат мой, Брикс, — губки постно жмет Посуляй. — Все же и лорд — чей-то там муж, поди, отец семейства, королеве слуга.
— Ну и герб ему на спину! — отвечаю. — Нам-то какая печаль? Тебе ли не знать, Посуляй, что этот Септимер похвалялся нашего брата, честного карманного добытчика, развесить вдоль платановой аллеи вместо фонарей!
— В том-то и дело, — вздыхает Посуляй. — Я ведь так в Пьяной лавочке и сказал: раньше лорда Септимера зароют с почестями да под волынку, чем он меня поймает. Сам видишь: он условие выполнил. Явись я теперь на кладбище, старик, чего доброго, из гроба встанет и платежа потребует…
Так ведь и не пошел в тот раз Посуляй с нами. Я, грешным делом, подумал, что не пустили его дела амурные. Ведь не струсил же, в самом деле! А вернее всего — Дина свидание назначила. Крепко эта актриска ему голову заморочила, ходил за ней, как за невестой, мы уж свадьбы ждали. Да куда там! Прошло время — много разного я понял и про Посуляя, и про актрис, и про нас, чертей карманных, и про лорда Септимера, и про все королевство, про небо и землю, и лучше бы мне всего этого не знать…
Недели с той поживы не прошло — снова Стрига в нору прибегает, глаза, как блюдца.
— Идет! — кричит. — Шибко идет!
А кто идет — и выговорить, сердяга, не может — разгорелся, ноги сами коленца выписывают, чуть копытца не отбрасывают.
Ну, обратали его кое-как, усадили на мешок с рухлядью, да съездили легонько по сопатке, чтобы не дергался.
— Кто идет-то? — спрашиваю. — Облава? Фараоны? Гвардейский патруль?
— Остров, — говорит, — идет. Скоро с маяком поравняется.
— Че-его?! — ребята за столом железку катали, так забыли и про карты. — Ты не ври, припадочный, а то еще раз по сопатке получишь!
— Чтоб я честной доли не видал! — обзывается Стрига. — Чин-чинарем — остров! Скала повыше нашей Кабаньей горы! Лес густой по берегам! А волны гонит, как в шторм! Да вы вертушку-то отомкните, сами послушайте, чего в городе делается!
Высунулся я в форточку — и правда! Топот, гам, все в порт бегут, «Остров, — кричат, — остров пришел!»
Наши тоже услыхали, удивляются:
— Что же это будет? Война?
— Нет, не должно. Что за война без пушечного грома? Да и потом — у нас с островными союз. Должно быть, торговать хотят. А в этом деле без нас, «карманных расходов», как говорит господин государственный казначей, никак не обойдется. Стало быть — подъем, фартовые! Стройся в боевые порядки — строго как попало — и в порт.
Я уж и крылатку натянул, на три размера побольше той, что коню велика, — для ручного простора…
Как вдруг с улицы — свист. Гарри Пучеглаз предупреждает: чужой человек до норы прет. Ладно. В одиночку — пусть прет, чего там. Встретим.
Скоро и появился он — тощий парень, но жилистый, видно, бывал в пляске с подружкой, которая на ночь косу не расплетает, а точит.
Ну, я сижу, ручки смирно сложил, большой палец, будто ненароком, в петлю на лацкане продел.
Но этот фартового знака не понимает — не наш человек… А ведь я его где-то видел!
— Мне нужен предводитель! — говорит. Через губу этак, с презреньицем. Ну прямо королевский прокурор!
— Эх, брат мой, — вздыхаю. — Всем нам нужен предводитель на неторном жизненном пути нашем! Только это вам не сюда, а в церковь… Благочестивые отцы — вот предводители всех страждущих духовного руководства!
Он в ответ морщится, будто кислого хватил.
— Благодарю вас за совет. Но передайте предводителю, что его ожидает человек, которому он дал важное поручение… Если не верите… впрочем, я понимаю, это ваша обязанность — не верить. Но я пришел один, при мне нет оружия. Пусть меня обыщут, пусть свяжут, черт побери! Но я должен с ним говорить. Не думаете же вы, что я разорву путы и голыми руками убью вашего начальника!