— Прекрасно. Значит, я могу вам доверять, доктор Уоррингтон.
Я почувствовал, как нервически дергается левое веко.
— Доктор Уотсон.
— Безусловно, — миссис Джонсон уселась в кресло. — Как я уже говорила, у меня страшная бессонница. А теперь, когда из-за ист-эндского душегуба страшно пройти по городу… — Дама прослезилась, достала из рукава носовой платок величиною с наволочку, трубно высморкалась.
— Думаю, вам нечего бояться, — успокоил я. — Потрошитель охотится только за юными девушками.
Это было опрометчиво…
— То есть вы хотите сказать, что я слишком стара для убийцы, доктор Уоллес? — проскрипела миссис Джонсон.
Нервный тик перекинулся на правый глаз, а Захария подмигнул из-за конторки, намекая на то, что пора вывести сварливую пациентку. Но я решил уладить дело миром: моя покойная жена не одобрила бы грубости.
— Что вы, миссис Джонсон. Разумеется, вам следует беречься. Могу я прослушать ваше сердце?
Пожилая леди взглянула на меня, будто я покушался на самое святое:
— Это неприлично, доктор Уиллер. После смерти мистера Джонсона меня не касался ни один мужчина.
Теперь дергались оба глаза.
— Хорошо, миссис Джонсон. Я пропишу вам бромные капли для сна…
Наконец мне удалось выпроводить экономную даму. В кабинет снова вошла Мэри. Разговаривая с нею, я не мог не любоваться очаровательным лицом, столь похожим на лицо моей любимой супруги.
— Ваше состояние, мисс Сноуфилд, — следствие нервного расстройства и небольшой анемии, — сказал я после опроса. — Пропишу вам успокоительную настойку. Но главное — режим. Нужно больше спать, лучше питаться, тогда вы проживете счастливо еще сто лет. Уверяю, сердце у вас здоровое.
Девушка поблагодарила и вышла, а я все видел мысленным взором голубые глаза и невинную улыбку. Как же эта Мэри напоминала мою…
Прошло три дня. Все это время я работал до позднего вечера, стараясь забыться, выбросить из головы странное, фатальное сходство. Покойная Мэри была бы довольна — мне удалось справиться с собой.
С Шерлоком Холмсом я виделся только по утрам — он уходил, переодевшись рабочим, и возвращался глубокой ночью, когда я уже спал. На все расспросы сыщик отвечал невнятным хмыканьем.
На четвертые сутки, когда я, уставший, боролся во сне с очередным кошмаром, раздался звонок в дверь.
— Пришел синий человек, — доложила из коридора миссис Хадсон. — Принес мистера Холмса.
«Все же она стала очень плоха», — подумал я, накидывая халат.
Но на сей раз наша любезная домохозяйка оказалась права. Констебли втащили в дом бездыханное тело моего друга. Шерлок Холмс был смертельно бледен, по лицу текла кровь.
— Кладите сюда, — приказал я, указывая на кожаный диван в холле, и склонился над Холмсом, молясь о том, чтобы он оказался жив.
Сердце билось ровно. Слава богу, это был всего лишь обморок от удара по голове. Осмотрев рану на лбу, я сказал:
— Сейчас вернусь, только принесу все необходимое для перевязки.
— Некогда, — слабым голосом произнес Шерлок Холмс и открыл глаза. — Сколько времени?
— Скоро три.
— Я пролежал без сознания четыре часа, — простонал мой друг.
Он вскочил, пошатнулся, но удержался на ногах.
— Вам нужно лечь…
— Поехали! — выкрикнул Шерлок Холмс. — И пошлите за инспектором Хопкинсом!
Поняв, что друга не остановить, я быстро переоделся, вышел и вслед за ним уселся в кеб. Мы приехали в Ист-Энд, Холмс приказал констеблю:
— Вы направо, мы налево. И будьте осторожнее, преступник вооружен.
Он схватил полицейский фонарь, соскочил и заметался по улице, как гончая, потерявшая след. Плутал по переулкам, заглядывал в темные углы, проверял тупики…
И наконец нашел. Она лежала в подворотне дома на Корт-стрит. Глаза закрыты, на губах — слабая улыбка, руки раскинуты в стороны, грудь прикрыта шалью, словно девушка просто прилегла поспать. Луч фонаря осветил темное пятно, расплывшееся на тонкой ткани. Белокурые волосы несчастной были коротко острижены.
— Он успел! — с досадой воскликнул Шерлок Холмс.
— Ее зовут Мэри Сноуфилд, — сказал я, склоняясь над девушкой и осторожно касаясь шеи, там, где полагается биться пульсу. — Она была моей пациенткой.
— Знаю, черт возьми, — мой друг присел на корточки, принюхался. — Ее усыпили хлороформом, — он заглянул под шаль, — и вырезали сердце…
В подворотне загремели торопливые шаги. К нам подбежал Стэнли Хопкинс с тремя полицейскими. Холмс вскочил:
— Оставьте у тела одного констебля, и поехали!
— Но что…
— Некогда объяснять!
Колеса грохотали по мостовой. Кеб несся по спящему Лондону. Холмс указывал дорогу.
— Стой тут! — приказал он на Гудж-стрит.
Экипаж замер перед домом, в котором сдавались меблированные комнаты. Шерлок Холмс выхватил револьвер:
— Осторожно, джентльмены, преступник очень опасен!
Мы громко постучали и ворвались в дом, перепугав заспанного слугу.
— Где комната Захарии Стоуна? — рявкнул Холмс.
Слуга дрожащим пальцем ткнул в одну из дверей.
— Откройте, полиция! — Стэнли Хопкинс ударил кулаком по филенке.
Ответом было молчание. По знаку инспектора констебли налегли на дверь. Вскоре мы вломились в комнату.
Мой помощник лежал на полу. На рубашке, напротив сердца, алело кровавое пятно, возле руки валялся револьвер. Я пощупал пульс.
— Мертв.
Хопкинс с констеблями принялись осматривать комнату.
— Здесь записка, — сказал один из полицейских, указывая на стол.
На обрывке бумаги торопливой рукой было выведено всего два слова: «Я виноват».
— Смотрите, — произнес второй констебль, доставая из шкафа черные, похожие на дохлых зверьков, пучки волос. — Парик и накладные усы.
— Ищите, — отрывисто бросил Шерлок Холмс, отмахиваясь от чего-то невидимого. — Нам нужны еще улики.
— По-моему, уже очевидно: этот мужчина и есть Джек Потрошитель, — заметил Стэнли Хопкинс, роясь в ящике стола. Он вынул небольшой блокнот, перелистал его, прочел вслух: — Энн Смит, Эмма Боулд, Мэри Сноуфилд… здесь адреса жертв.
— Хирургические инструменты, — констебль принес из угла небольшой чемоданчик, раскрыл его.
— Для чего это, доктор Уотсон? — спросил Хопкинс.
— Скальпель применяется для разрезания мышц, вот эта пила обычно используется для вскрытия грудной клетки. Эта, покрепче, — для трепанации черепа.
— Все инструменты в крови, — торжествующе усмехнулся инспектор. — Забирайте труп, несите в кеб улики. Мы едем в участок составлять отчет. Преступление раскрыто. Мистер Холмс, мистер Уотсон, — он по очереди протянул нам руку. — Я отмечу, что Потрошитель разоблачен благодаря вам. Ваша помощь была бесценной…
— Не стоит благодарности, — задумчиво ответил Холмс. — Мы работаем не ради похвалы, а ради истины…
Я медленно шел по ночной улице, с удовольствием слушая, как эхом отдается от мостовой стук моих каблуков. Стояла тишина, город мирно спал — теперь можно было не бояться Джека Потрошителя. Наконец был спокоен и я. Спокоен и счастлив.
Добравшись пешком до своей приемной, я отпер дверь. Не зажигая света, ориентируясь по памяти, прошел в кабинет, из него — в крошечную гардеробную. Здесь, за задней стенкой одного из шкафов, пряталась потайная дверца в подвал. Я спустился по узкой лестнице. Оказавшись на месте, принялся зажигать все светильники. Снаружи их не будет видно, а мне надо много света…
Я очень устал. Приходилось тяжело работать в последнее время, но это того стоило. Мэри была бы мною довольна. Ведь все ради нее. Ради нее — и мечты…
Мечта лежала на столе, прикрытая шелковой простыней, под которой угадывались идеальные очертания. Мечту опутывали провода, подсоединенные к стоявшей в изголовье динамо-машине.
Достав из крошечного ледника в стене стеклянную емкость, наполненную питательным раствором, я поставил ее на стол, немного полюбовался воплощением жизни. Потом обернулся к своему созданию. Оно было прекрасно. И сегодня все должно было получиться.
— Стойте на месте, доктор Потрошитель, — раздался хрипловатый голос за спиной.
Похолодев от ужаса, я сунул руку в карман, резко обернулся…
На кресле в углу сидела миссис Джонсон и целилась в меня из револьвера.
— Не стоит, Уотсон, — сказала она голосом Шерлока Холмса. — Вы же знаете: я стреляю лучше.
— Вы…
Все потеряно, с отчаянием осознал я. Мечта, к которой я шел много лет, никогда не осуществится. Ничего не будет, все зря… На меня снизошло ледяное спокойствие — чувство смертника, человека, которому нечего терять.
— Вы этого не поняли? Как же еще я мог узнать о существовании Мэри Сноуфилд? Вы так ничему и не научились, Уотсон. А ведь пытались со мной тягаться…
— И это неплохо выходило, — огрызнулся я. — Ни одной улики на местах убийств вы не нашли. Я досконально изучил ваш метод.
— Да, — согласился друг, увы, теперь бывший. — Зато я вычислил вашего сообщника.
— С некоторым опозданием. Кстати, как вы на него вышли?
— Случайно, надо признать. На фабрике, где работала Энн Смит, припомнили, что однажды девушка заболела и обратилась к доктору, который проводил бесплатные благотворительные приемы. В Лондоне этим занимаетесь только вы. Я решил вас посетить, устроил маленький маскарад, а в кабинете сразу заметил: ваш помощник пишет левой рукой. Рыжие волосы легко спрятать, внешность просто изменить. Мысленно примерив на него черный парик и накладные усы, я получил портрет, который описывали очевидцы. Но ошибся, решив, что Захария Стоун и есть Потрошитель. Ведь девушек, убивали вы, Уотсон, а помощник лишь знакомился с ними и в подходящий момент завлекал в нужную подворотню.
Я кивнул.
— Почему же он стал соучастником Потрошителя? Безумие или жажда денег?
— Деньги, разумеется. Безумцы — народ ненадежный. Захария был здравомыслящим молодым человеком, мечтал о собственной практике, на это требовались средства. Но как вы поняли, что он не убийца? Мне казалось, я все так грамотно обставил…