Увы, помимо перемен совсем недурственных блюд к ужину прилагалась также и обязательная застольная беседа. Справа от меня, хвала Просвещению, сидел Илья Павлович, о нем можно не беспокоиться. Но место по левую руку было отведено даме, к тому же юной и впечатлительной. Даму следовало развлекать.
К великому моему счастью, напротив нас восседал бравого вида чиновник из департамента путей сообщения, а также один из группы господ, что одеты были в подчеркнуто штатские мундиры, но даже не пытались скрывать свою военную выправку. Этих двоих обычно хватало, чтобы удерживать внимание восторженного юного создания. А заодно и друг друга.
— Но как же так? — в который раз за неделю восклицала наивная дева. — Ведь этот мост столь важен для всего региона! Неужели кто-то стал бы злонамеренно мешать строительству?
Нужно ли говорить, что являлось основной темой для разговоров во время этого перелета? И у каждого, абсолютно у каждого, имелась собственная теория. Ничем, кроме пустых измышлений, не подкрепленная.
— Ох, Вера Никандровна, — многозначительно топорщил усы транспортный чиновник. — Хотелось бы верить в людскую честность! Но если строитель или поставщик увидит возможность сэкономить на материалах прямо сегодня, задумается ли он о завтрашнем дне? А местное купечество? Все те, чье состояние сделано было на контрабандных речных перевозках да незаконных шахтах? Им такой мост — самое прямое разорение.
— Вы ведь не думаете, — девушка чуть подалась вперед, доверительно понижая голос, — не думаете, что тут замешаны губернские власти?
— Как сказать, — многозначительно кивнул ее собеседник. — Как сказать, Вера Никандровна. Кто может знать, что твориться в этой глуши. Кругом лед да тайга. Здесь медведь — прокурор!
Про грозного медведя и его всеобъемлющие судебные полномочия в рамках отдельно взятой губернии я был наслышан. Честно говоря, за последние недели об этом мифическом звере я слышал уже столько, что и сам готов был зарычать. Из солидарности.
Вера Никандровна, судя по сжавшихся на ножке бокала изящных пальцах, — тоже. Я задумчиво смотрел на ее руку. На запястье можно было заметить бледное, не до конца отмытое чернильное пятно. На среднем пальце, чуть ниже ногтя, виднелся бугорок мозоли — от перьевой ручки или карандаша. Чтобы получить такую, недостаточно лишь полагающихся каждой воспитанной барышне школьных занятий — нет, эти руки сжимали перо день за днем, каждый день, в течение долгих лет.
Тут, пожалуй, следует заметить, что прелестное пустоголовое создание официально состояло в свите властной столичной дамы — императорского советника от казначейства. Соседи наши по столу с первого дня решили, что «Верочку» в штате держат исключительно за романтичные льняные локоны да красоту синих глаз. Я не был столь уверен.
Конечно, никто не стал бы подвергать девушку всем тягостям обучения менталиста. Да и не похожа Вера Никандровна на нашу косноязычную братию: слишком легка и тактична, слишком умело манипулирует окружающими. И в то же время было в ее манере держаться что-то знакомое. Не наша навязчивая цепкость к деталям и цифрам, но нечто родственное. Намекающее, что вот это пустоголовое создание считать умеет не намного хуже меня. По крайней мере, если считать приходится деньги.
Казенные, что особенно примечательно.
Тем временем дал о себе знать второй кавалер, радовавший взор дамы поистине гренадерским размахом плеч и столь же гренадерскими взглядами на жизнь.
— Не стоит видеть лишь жадность и некомпетентность там, где замешана, может быть, злая воля, — пробасил упомянутый гренадер. — Не будем забывать об иностранных агентах. Граница Запретного царства находится довольно далеко на юге, но нашему усилению в регионе при Запретном дворе не обрадуются. Новые торговые пути означают новых переселенцев, новые форпосты, новые гарнизоны. Чем плотнее мы закрепимся на этих землях, тем сложнее нас будет отсюда выбить.
— Но ведь новые торговые возможности выгодны прежде всего для самого Запретного Царства! — распахнула небесные очи ангел от казначейства.
— Зато они не выгодны тем, кто через море торгует и с Царством, и с Империей, — последовал многозначительный намек. — Островным державам куда как удобна была бы наша ссора с великим южным соседом.
— О! — выдохнула девушка, словно представляя идущие на штурм вечной мерзлоты несметные орды. И вдруг повернулась ко мне. — А каково ваше мнение, Нестор Вольгович?
Вот еще одна причина, по которой подобные застольные беседы являлись настоящей пыткой: полной и достоверной информацией по вопросу никто из присутствующих не владел. Или, по крайней мере, не желал делиться. Зато все, абсолютно все, от императорского советника до корабельной кошки, норовили сделать арбитром своих споров подвернувшегося под руку менталиста!
Илья Павлович снова пнул ножку моего стула — но в кои-то веки я следил за разговором.
— Увы, Вера Никандровна. — Я пожал плечами. В восемнадцатый раз за эту неделю. — Данных недостаточно для достоверных выводов. Это может быть естественное явление. Или саботаж местных властей. Или вражеская диверсия. Я не знаю. И именно поэтому направляюсь к месту действия.
Дама воззрилась на меня с немым укором, явно не собираясь удовлетворятся подобным ответом. Я тоскливо косился на тарелку, прикидывая, как избежать дальнейших расспросов. Ситуацию спас пронесшийся по салону низкий рокот.
Присутствовавшие встрепенулись, заоглядывались. Я покосился в сторону окна: чернильно-свинцовая туча за последние полчаса изрядно приблизилась, налилась тьмой. Вот в ее подбрюшье полыхнуло светом. Точно в ответ, свет в нашем салоне замерцал, где-то наверху натужно завыли машины. Наклон пола под ногами стал ощущаться уже совершенно отчетливо — корабль явно боролся с изрядным ветром.
Вокруг раздались встревоженные голоса, заохали дамы. Я же, напротив, удовлетворенно кивнул: рокот гидравлических систем означал, что команда запустила аварийные механизмы, призванные обеспечить стабильность. Перебои со светом намекали на дополнительную защиту от молний. Танец ветра и грома за окном был весьма впечатляющ, но разум говорил, что угрозы они не представляют.
К сожалению, немногие люди обладают способностью менталистов прислушиваться к доводам разума вопреки тому, что сообщают им органы чувств. Чиновник, сидящий напротив, нервно поправил ставший вдруг тесным галстук.
— Нестор Вольгович, — обратился он ко мне. — Ветер, похоже, совсем ураганный. Вам не кажется, что команде стоило бы приземлить корабль и переждать эту бурю?
Словно в иллюстрацию его слов за окном ослепительно полыхнуло. Свет в кают-компании потух на добрых две секунды, а затем стал разгораться — медленно, будто неохотно.
— Ни в коем случае, э-эээ… — Как же его зовут?
— Не стоит беспокоиться, Александер Каллистратович, — пришел на помощь денщик. Пнул ножку моего стула, намекая, что за неделю можно было б и выучить имена сотрапезников. — Если вы взглянете направо, то увидите, что капитан наш даже не счел нужным подняться на мостик. Будь судно в опасности, волнение проявил бы если не он, то хоть кто-нибудь из присутствующих членов команды. Однако же господа воздухоплаватели совершенно спокойны.
Корабль изрядно тряхнуло. От ударившего набатом грома задрожали бокалы. Пожалуй, с ужином следует поторопиться.
И все-таки что-то в расчете нагрузок для моста не давало покоя. Свойственное всем менталистам любопытство за время полета успело смениться отчетливо злым азартом. Ну ничего. Лететь, особенно с учетом подгонявшего нас ветра, оставалось всего ничего. Скоро я окажусь на месте. И вот тогда за расследование можно будет взяться всерьез.
Подстегиваемый накопившимся нетерпением, я готов был погрузиться в работу, едва только ступлю на твердую землю. Увы, окружающие на мое вполне логичное рвение реагировали достаточно вяло.
«Княгиня Татиана» пришвартовалась к причальному шпилю, единственному на всю округу. У трапа нас с Ильей Павловичем встречала делегация представителей родного Института. Вот как домой попал! Что ни спросишь — все-то они не в курсе, да сказать не могут, да надобно мне прежде подписать вон ту бумажку. Ну как, как можно не знать, по какой методике были откалиброваны их собственные измерительные приборы? Чем эти, с позволения сказать, инженеры здесь вообще занимались?!
— Так! Довольно. Отправляемся на стройку — прямо сейчас!
— Нестор Вольгович…
— Где ваш извозчик? Поживее, милейший. Световой день уходит.
— Нестор Вольгович, световой день в этих широтах — понятие растяжимое. А стройка наша — закрытый объект. Вам необходимо оформить пропуск…
— Что значит «необходимо оформить»? Вы хотите сказать, что его до сих пор для меня не оформили?!
— Ваше благородие, — Илья Павлович с самого утра смотрел со знакомым укором гувернера, что терпеливо сносит выходки шустрого карапуза, — выгружают ваш багаж. Не изволите проследить?
— При чем здесь… Мой багаж! — Мой именной магический барометр! Мой измеритель поля Оводова-Лелурье! Варвары, дикари и варвары! — Стоять! Не смейте швырять этот кофр! Отдайте. Нет уж, дайте сюда. Пока я вас самого куда-нибудь не вышвырнул!
Ради спасения бесценных инструментов от угрозы, которую являли собой местные грузчики, пришлось отказаться от немедленной поездки на стройплощадку. Прижимая к груди кофр, я лично проследил за доставкой багажа к снятой для нас Институтом квартире. Расположена она была в двухэтажном каменном доме. Хозяйка, немолодая купеческая вдова, с порога обрушила на квартирантов лекцию, как следует вести себя в ее доме. А как — не следует.
— …не ломать, не царапать, не двигать мебель, особенно же расписные ширмы и парадный буфет, привезенный из Запретного Царства безвременно почившим супругом…
Я несколько ошарашенно бродил меж упомянутых ширм, в третий раз соотнося объемы помещений. И в третий раз приходя к выводу, что прямо под «буфетом» находится проход в скрытое убежище. Внушительных таких объемов тайник, с укрепленными стенами, оснащенный отдельной вентиляцией, системой обогрева и вытяжкой. Прячут кого-то? Плавят золото?