Посмотрел на шелковые обои, на сдержанно сияющий фарфор, на брошенную на пол полосатую шкуру. Жить мне, судя по всему, предстояло в гнезде местных контрабандистов и — с вероятностью где-то в восемьдесят шесть процентов из ста — незаконных золотодобытчиков. Под присмотром дамы, которая — вероятность семьдесят два или даже семьдесят пять из ста — своего «безвременно почившего» супруга сама же на тот свет и отправила.
Неожиданно. Это что же, в Институте новый подход к «содействию в сборе информации»?
Пока горничная с примечательной туземной внешностью и смеющимися глазами помогала разместить чемоданы, я уточнил у сопровождающего: а не перепутал ли тот адрес? Мне вполголоса объяснили: в связи с наплывом столичных гостей найти свободное жилье в городе стало изрядной проблемой.
— По крайней мере, это не прохудившаяся изба, — заключил провожатый.
Ну не изба так не изба. Буду расширять круг общения.
— Благодарю вас, э-эээ…
— Дмитрий Расулович, — представился он — кажется, в третий раз за сегодняшний день. Илья Павлович за моей спиной только вздохнул. — Саянов Дмитрий Расулович, отдел сопровождения строительства. Я геодезист. Коллега, что ожидает нас в приемной генерал-губернатора, — старший проектировщик. Уверен, он сумеет куда полнее ответить на ваши вопросы…
В общем, к губернатору все же пришлось заехать. Проектировщик действительно оказался более осведомленным, и по части вопросов наконец-то удалось услышать что-то конкретное. Ну и пропуск заодно выписали. Пришлось, правда, пообещать на следующей неделе появиться на званом ужине.
Снова придется изображать из себя фокусника-менталиста. Но это — в будущем. Пока же меня, наконец, ожидала работа!
На строительной площадке, разумеется, первым делом следовало осмотреть речной берег. Однако Илья Павлович и Дмитрий Расулович с удивительной синхронностью подхватили меня под руки и доставили к высокому срубу с табличкой «Администрация». Оказалось, чтобы подступиться к рухнувшим опорам и пролетам, мало было пропуска — следовало быть еще представленным руководителю строительства Волынскому. Но это ничего. Для этого достойного господина у меня тоже подготовлены были вопросы.
Волынский оказался изрядно издерганным и рано поседевшим инженером с тяжелым взглядом и несколько излишне крепким рукопожатием.
— Значит, вы и есть тот обещанный императорским институтом чудо-менталист?
— Совин Нестор Вольгович, — представился я, тряся онемевшей рукой.
— Совин? — Судя по опустившимся бровям, собеседник быстро сообразил, что «тем самым» Совиным я быть никак не могу — хотя бы в силу возраста. — Сын?
— Внук, — со вздохом отрекомендовался я. — Надеюсь, отсутствие высочайших орденов и дюжины академических премий не помешает мне пройти на площадку?
Волынский окинул меня пристальным взглядом: с ног до головы и обратно. Чему-то хмыкнул.
— После того, как смените обувь. И головной убор.
Только после того, как на ногах у меня оказались сапоги с железными носками, на голове — защитная каска, а на плечах — казенный жилет, нам позволено было пройти на берег.
Минут десять я просто стоял, впитывая открывшийся вид.
Река была огромна. Нет, я знал, конечно, что это самый длинный и самый полноводный поток на континенте. Знал, что пролеты моста должны были перекрывать магически активную среду «текущей воды» шириной почти в два километра. Однако реальность ударила по разуму звонкой пощечиной. Неукротимая сила несла свои воды с юга на север, буквально пронзая ткань мира. И заставляла, как никогда остро, ощущать собственную смертность. Неудивительно, что в расчетах все допуски на колебания магического потока просто зашкаливали. Бедные маги! Как они вообще способны находиться, и тем более работать, рядом с подобной энергетической вакханалией?
Ураганный северный ветер гнал с моря отнюдь не летнюю прохладу. Свинцовое небо, свинцовые волны, далекий, тающий в дымке берег. И, точно поднимающиеся из воды сгнившие зубы, — обвалившиеся опоры моста.
Я резко выдохнул. И решительно направился к воде.
Весь этот день я лазил по строительной площадке. Заставил Дмитрия Расуловича поднять команду геодезистов и перемерить заново все привязки. Вечером распаковал заботливо привезенные из столицы приборы, установил, стараясь как можно четче поймать момент заката и связанные с ним энергетические преобразования. Всю короткую сумрачную ночь колдовал над ними, пристально следя за показателями. На рассвете буквально дышать забыл, не веря, что первый солнечный луч породил такой энергетический всплеск.
Илья Павлович с намеком говорил о внимании, которое от усталости неизбежно рассеивается, и о необходимости здорового и регулярного сна. Однако я уже закусил удила. Наутро второго дня решительно направился к строителям и потребовал провести меня к опором.
Добираться нам предстояло на строительном роботе. Устройство это более всего напоминало гигантского краба, что отрастил себе огромные страусиные ноги. Повинуясь взмахам сигнальных флажков, железные ходули согнулись, опуская до уровня земли впечатляющий набор клешней, ковшей и ухватов. С тихим свистом вырвались из отверстий струи пара.
В центре, где у «краба» должна была находиться голова, примостилась круглая кабина управления. Поднялся прозрачный экран, и мне, вместе с мешком оборудования, помогли устроиться на втором кресле, расположенном позади пилота.
Илья Павлович, которому места в тесной кабине не хватило, озабочено хмурился.
— Отключите второму пилоту доступ к управлению, — инструктировал мой денщик оператора строительной машины, — Совсем отключите. То, что Нестор Вольгович не умеет этой штукой управлять, еще ничего не значит, — научиться такому делу менталист может за пару минут. А вот понять, что делать этого не следует, ему не по силам. В принципе.
Ну что за нянька, честное слово!
С плавным шелестом опустилось на место стекло. Взвыли гидравлические усилители. Кабина дрогнула и рывком поднялась вверх — примерно на высоту небольшой колокольни. Желудок мой, с абсолютной синхронностью, провалился куда-то к пяткам.
Потребовалось несколько минут, чтобы призвать к порядку бунтующий вестибулярный аппарат. Взяв себя в руки, я принялся с интересом оглядываться по сторонам. Устроил перед собой журнал наблюдений и косился на привинченный снаружи магический барометр, готовясь снимать показания.
Вот толчком ушла вперед одна лапа. Вторая. Машина сделала широкий, чуть дерганый шаг. Берег реки приближался рывками. Вот растопыренные, устойчивые «когти» зарылись в ил. Энергетика текущей реки ударила наотмашь, отозвалась звоном в ушах. Робот, высоко задирая лапы, шел по мелководью.
Я заставил водителя остановиться у каждой из опор. Затем, не веря собственным глазам и показателям прибора, потребовал вернуться назад и повторить обход, на сей раз более обстоятельно.
Мы потоптались вокруг покореженного камня с торчащими из него железными штырями. Машина присела, наполовину опуская кабину в воду. Снова поднялась.
Чертовщина какая-то.
— Так, — принял я волевое решение. — Это надо смотреть в динамике. Будем устанавливать датчики.
Пилот не хотел выпускать меня из кабины. У него, видите ли, правила безопасности и высочайшие инструкции. А за потерянного менталиста Волынский сам тут всех утопит и скажет, что так и было. Пришлось пережать несколько проводов, перехватывая управление. Зафиксировал пилота на месте, отсекая его от излишней активности, открыл кабину. Тяжкий вздох Ильи Павловича, казалось, слышно было с самого берега.
Над водой разлилась отборная ругань. Все-таки по многообразию и образности лексического запаса строители способны поспорить с кем угодно. Хотя господа морские офицеры тоже, помнится, такие идиомы разворачивали — заслушаешься.
Не обращая внимания на возмущение пилота, я подтянул поближе один из манипуляторов. Перебрался по нему на полуразрушенный камень. Зависнув над волнами, собственноручно установил датчик. Ту же операцию повторил еще семь раз — от остальных опор после половодья просто ничего не осталось. Ничего страшного, восьми точек отсчета мне хватит.
Ногу вот еще распорол арматурным штырем. Но это, право же, мелочи. Довольный собой и окружающим миром, я направил робота на твердую землю.
Пилот, которого, наконец, выпустило из-под защитной рамы, задыхался от злобы. Выволок меня из кабины, будто изгоняя из машины нечистого беса. Отшвырнул подальше от ни в чем не повинного робота и всерьез уже примерился бить морду, однако занесенную руку его со всем возможным сочувствием перехватил Илья Павлович.
Примчавшийся на берег Волынский тоже принялся орать. Громко и, пожалуй, даже непечатно. Что-то про ценнейший ресурс империи, который едва не утопили прямо у него на глазах. Я, поджимая кровоточащую ногу, только морщился. Ну не думают же они, что менталист мог не справиться с управлением?! Опыт, тем не менее, подсказывал, что озвучивать собственное недоумение сейчас не стоит. Вместо этого позволил себя усадить и обработать рану.
Погруженный в свои мысли, я почти не обращал внимания на то, как именно Илья Павлович всех успокаивал. В легком полутрансе разрешил вывести себя со стройки и погрузить в возок. Уже почти перед самым отправлением вдруг встрепенулся и вцепился в обеспокоено хмурящегося Волынского.
— А вы как считаете: почему он упал?
— Просите, что? — недружелюбно прошипел тот.
Я попытался сесть ровнее.
— Мост. У всех тут имеется собственная теория, что ж такого случилось с вашим мостом. Но при этом вы — человек, видевший всё происходящее собственными глазами. У вас информации едва ли не больше, чем у всех остальных вместе взятых. Каково ваше предположение?
Волынский выпрямился и попытался освободить зажатый в моих пальцах рукав.
— Я готов полностью разделить выводы высочайшей комиссии…
— Я сейчас не о выводах. А о ваших личных, ничем не подтвержденных, абсолютно нелогичных догадках. Почем он упал?