— Нестор Вольгович, — пятясь назад, спросил Волынский. — Где мы?
Начавшиеся было разговоры стихли.
— А вот это, — я выпрямился и отряхнул руки, — очень хороший вопрос.
— Господа? — требовательно спросила Вера Никандровна, — Что происходит?
— Здесь нет дороги, — начал перечислять Волынский. — Нет каменных складов, которые должны стоять к югу. Выше по течению не видно причалов. Вот этот лесок, господа, был вырублен три года тому назад. На его месте я лично строил времянки и бараки для рабочих. Которых здесь тоже нет.
Вот теперь их, кажется, проняло. Вера Никандровна медленно обернулась вокруг своей оси. Попыталась разглядеть покинутый нами противоположный берег. Тщетно.
— Такое ощущение, — тихо сказала она, — что ранее здесь не ступала нога человека.
— Ну, если верить местным преданиям, все же ступала, — педантично поправил я. — Возвращались обратно, правда, отнюдь не всегда.
— Где мы?
— По туземным поверьям — в мире духов. Согласно моим предположениям — просто в другом мире. Через русло реки проходит пространственная аномалия. Вызванная, суда по всему, преломлением мощнейшего на континенте энергетического и водного потока. Всплески активности коррелируют с солярными циклами. Хотя, полагаю, проход можно будет закрепить с помощью правильно настроенных преобразователей энергии. Естественным образом путь открывался во время солнцестояний. Но и мелких энергетических пиков, в сочетании с ледовыми заторами, оказалось достаточно, чтоб раздавить между реальностями все, что мы тут понастроили.
— То есть мы сейчас… Мы ступили… Мы находимся в новой, никому в нашем мире не известной колонии? — Вот она, достойная дщерь казначейства. Мгновенно оценила открывающиеся перспективы.
— Не обязательно, — предупредил я. — По легендам, место это не слишком дружелюбно. И не сказать, чтоб так уж необитаемо.
Илья Павлович поправил висящий на плече карабин. Военные, с самого начала удерживавшие вокруг дамы защитное построение, подтянулись поближе.
— У нас около пяти часов, чтобы осмотреться. — Я кивнул геодезистам и, запрокинув голову, стал изучать кажущееся таким знакомым небо. — Можно взять образцы пород и растений. Далеко не отходите. Не теряйте друг друга из виду.
Я снял с шеи бинокль, поднес к глазам. Парящая в небе птица оказалась не птицей, а вовсе даже ящером. И размах крыльев там был не менее четырех метров.
Я несколько ошарашенно потер глаза. Однако.
Илья Павлович отобрал бинокль. Всмотрелся.
— Мы отправляемся назад, — вынес он свой вердикт. — Немедленно. Подобные экспедиции так не организовываются.
После недолгих переговоров геодезисты с геологами, строителями и военным решили все-таки задержаться. А вот нас с Верой Никандровной под конвоем хмурого Ильи Павловича отправили обратно. Во избежание.
Дама была необычно молчалива. Опираясь на мою руку, осторожно вышагивала по мокрым доскам и о чем-то сосредоточенно размышляла. Мне, в принципе, тоже было о чем подумать.
Вдруг, примерно на середине пути, Вера Никандровна остановилась. Обернулась. Требовательно сжала пальцы на моем запястье.
— А как же мост? — спросила. — Нестор Вольгович, если русло реки — это пространственная аномалия, не позволяющая на ней строить, как нам возвести мост? Ведущий на тот, на наш берег?
Это был интересный вопрос.
— Ну, — вслух задумался я, — всегда можно построить тоннель.
Хотя тут тоже надо считать.
А то мало ли куда он выведет.
ВОРУ ТРЕБУЕТСЯ СУДЬЯЭлеонора Раткевич
— Да, я разграбил свою гробницу! — склочным тоном заявил фараон. — В конце концов, жить на что-то надо!
Патрик глаз не мог отвести от этого субчика.
Когда Тэлбот сказал Патрику, что собирается познакомить его со старейшим вампиром Лондона, да вдобавок еще и фараоном, ирландец ожидал увидеть нечто если и не величественное, то хотя бы благовоспитанное. Напрасно ожидал. Фараон оказался обладателем оттопыренных ушей, тощей физиономии, подвижной, как у актера варьете, и пары великолепных черных глаз, в которых читалась радостная готовность уязвить собеседника в любую минуту.
— Патрик Шенахан, — представился детектив, смутно предощущая какую-нибудь выходку.
Что ж, на сей раз его ожидания не были обмануты.
— Ну зачем так официально, джентльмены! — возгласил фараон, картинно отмахнувшись. — К чему все эти сложности, право? Какие между нами могут быть церемонии! Ведь я не могу оказать вам ответную любезность. Какая вам разница, как меня зовут, Хотепсехемуи или Несубанебджед — да хоть бы и Неферерикара! — вы ведь все равно не сможете этого выговорить.
Тэлбот ответил на эту тираду невозмутимой улыбкой.
— Впрочем, если вам так уж необходимо, — пошел на уступки фараон, — вы можете называть меня мистер Кинг. Рекс Кинг, эсквайр.
Патрик нахмурился. Во-первых, он был уверен, что его собственная фамилия может составить непроизносимому Хотепсехемуи достойную конкуренцию. В конце концов, ирландец он или нет? А во-вторых, он решительно не понимал, с какой стати он должен называть наглого фараона этим дважды царственным именем, если на бронзовой дверной табличке честь-честью значится: «Мистер Дональд Дикинсон. Антиквар. Древности и редкости».
— Не паясничайте, Досси, — небрежно промолвил Тэлбот. — Вам не идет. С тех пор, как вы разграбили свою гробницу, у вас было достаточно веков научиться прилично себя вести.
В ответ фараон воздел руки к небесам. Вероятно, при древних регалиях он бы выглядел величественно и устрашающе. Однако облачен он был в твидовый пиджак, и казалось, что фараон-антиквар пытается снять со стены невидимую картину. Как и подобает антиквару, картины, пусть и несуществующей, он не выпустил из рук в течение всего дальнейшего монолога. Длилось это действо около получаса, и Патрик узнал много нового о несчастной участи фараонов вообще и вампиров в частности. Мало того, что нужно заранее объяснить бальзамировщику его задачу, надо ведь и пройти через эту малоприятную медицинскую процедуру — риск, джентльмены, риск-то какой! — а потом приходишь в себя один-одинешенек, рядом ни души, закусить и то некем… ох, простите, нечем… да пока найдешь тайный выход из гробницы, пока его размуруешь… а тут еще некоторые, не будем показывать пальцем, отказывают многострадальному фараону в священном праве разграбить собственную гробницу!
Закончив пламенную речь, фараон задрал голову, посмотрел на свои воздетые руки так, словно никогда ничего подобного раньше не видел, опустил их и скучным тоном осведомился:
— Чаю, джентльмены?
— Благодарю, — учтиво отозвался Тэлбот, — с удовольствием.
— Неужели все так страшно? — украдкой спросил его Патрик.
— Ну, не совсем, — тихо ответил Тэлбот. — Вообще-то бальзамирование полностью снимает жажду крови недели примерно на две после пробуждения. Но Досси любит преувеличивать.
— Итак, джентльмены, чему обязан честью вашего визита? — благовоспитанно осведомился фараон, хрустя печеньем.
— Проклятию, — сообщил Тэлбот, отпив глоток чаю.
Фараон неодобрительно поджал губы.
— Ай-яй-яй, мистер Тэлбот, — вздохнул он. — Как вам не стыдно! Вы же современный человек! Я еще понимаю — какой-нибудь невежественный издольщик из глухого захолустья… но вы! Никогда бы не заподозрил вас в склонности к суевериям. Неужели вы и в самом деле верите в проклятия?
— Нет, конечно, — невозмутимо отозвался Тэлбот. — А разве вы, Досси, верите в то, что дважды два — четыре? Я не верю. Я знаю.
События, которые привели Шенахана и Тэлбота на чаепитие к склочному фараону, начались некоторое время тому назад вполне прозаически — просьбой о помощи. Во всяком случае, для частного детектива это не экзотика, а самая что ни на есть проза жизни. Единственное, что выделяло эту просьбу из множества других — изложена она была не лично, а письменно, и передана с нарочным. Впрочем, и в этом нельзя усмотреть чего-то совсем уж необычного. Случается. Может, клиент напуган, боится слежки и не рискует прийти в открытую. Может, клиент сноб и дурак и считает, что навеки запятнает свое достоинство, снизойдя до посещения какого-то там частного сыщика лично. А может, клиент как раз умный и вызывает сыщика прямиком на место преступления, покуда след не остыл. Хотя на подобную удачу рассчитывать трудно.
Письмо было написано на очень хорошей, очень дорогой бумаге. Рукой, несомненно, мужской — решительной и властной. Ничего общего с безликой правильностью и разборчивостью, отличающей профессиональный почерк секретарей и мелких клерков. Иной раз Патрик сердито думал, что нет на свете никаких секретарей, есть только один секретарь, размноженный типографским способом, как утренний номер «Таймс». Неизменная улыбка, неизменный поклон, интонации, почерк… нет, это написано никак не Секретарем Вездесущим. Прибыть в особняк Эшвудов как можно скорее частного детектива Шенахана призывал не наемный служащий, а явно сам лорд Эшвуд. Почему? Не доверяет секретарю? Или дело настолько срочное, что не до диктовки? В обоих случаях Патрику следует поторапливаться. Неизвестно, что стряслось в особняке Эшвудов, но можно смело голову прозакладывать — речь пойдет никак уж не о пропавшей болонке и не об усах, пририсованных на фамильном портрете прабабушки неведомым оскорбителем.
Предположения Патрика переросли в уверенность, когда оказалось, что добираться до особняка своим ходом ему не придется. Его ожидал экипаж. Похоже, дело предстоит и впрямь скверное.
Патрик еще не догадывался, насколько.
Он думал, что его проведут в кабинет хозяина особняка — и ошибся. Лорд и леди Эшвуд встретили мистера Шенахана в гостиной — как если бы он просто явился со светским визитом. В девять часов утра, ну кто бы мог подумать! Патрику поневоле сделалось не по себе: что, во имя всего святого, стряслось в этом доме, если Эшвуды пускаются на такие нелепые ухищрения?
Лорд Генри Эшвуд старался выглядеть невозмутимым, и у него почти получалось — если бы пальцы не дрожали. Эта мелкая нервическая дрожь до странного не вязалась с его внешностью. Высокий лоб, густые дуги бровей, надменный даже и сейчас взгляд из-под тяжелых век, крупный нос, отчего-то вызывающий из глубин памяти слово «бушприт», а следом и мысли об абордаже, а затем и морской мощи Великобритании. Сухопутную мощь олицетворяли собой усы военного образца. Жесткий рот и округлый подбородок довершали облик хладнокровного и сдержанного джентльмена. Вот только проклятые пальцы…