вы, милорд? В конце концов, правила «cui prodest» никто не отменял. Кому выгодно исчезновение Рональда Эшвуда?
И по тому, как мгновенно сник лорд Эшвуд, Патрик понял, что попал в десятку.
— Это нелепо… так нелепо… — почти простонал сэр Генри и с силой потер лоб. — Это просто невозможно.
— Мистер Николс сам отказался от расследования, — опустив глаза, сказала леди Фрэнсис. — Мы сначала не поняли, почему. Но потом полицейский инспектор сказал, что от исчезновения Рональда выигрывает в конечном итоге только один человек. Наш второй сын Александер Эвери.
Интересно. Очень. Николс, конечно, умом не блещет, но такой очевидной версии он не заметить не мог. И не понять, что клиент такой версии не порадуется, тем более. Вот он и сбежал, пока разъяренный сэр Генри не спустил его с лестницы за клевету на младшего сына. Хотя стоп, леди Фрэнсис назвала Александера Эвери Эшвуда не младшим, а вторым. Очевидно, есть и другой сын, а то и сыновья.
— К тому же он досконально знаком с домашним распорядком, — кивнул Патрик, — чтобы подстроить таинственное исчезновение. Постороннему человеку это едва ли под силу.
— Именно, — почти с ненавистью произнес сэр Генри. — Именно так этот полицейский и сказал. Почти слово в слово. Но это же смехотворно!
— Однако вы и сами так думали, — предположил Патрик.
— Нет, — без колебаний ответила леди Фрэнсис.
— Да, — одновременно с ней вымолвил лорд Эшвуд.
Вот она, та правда, которую сэр Генри так старался скрыть. И не от сыщика, а от жены. Скрыть, что Александера подозревает не только полиция. Отступничество — вот в чем он не хотел признаваться. Карточные долги Рональда, его женитьбу на актрисе или безудержное пьянство отец не стал бы прятать от приглашенного им детектива так тщательно — в конце концов, чья репутация без пятен? К тому же Рональд еще так молод… Нет, не его грехи прикрывал лорд Эшвуд и даже не возможную вину Александера, а свою веру в эту вину.
— Это немыслимо, — с трудом проговорил сэр Генри. — Я не мог так думать… и не мог не думать. Это сводило меня с ума.
Его пальцы были не просто сплетены — сжаты до костяной белизны. И он непонимающе уставился на свои руки, когда узкая ладонь леди Фрэнсис легла сверху, пряча его стиснутые пальцы, защищая, прощая…
— И вы решили, наконец, развеять ваши подозрения — или даже подтвердить, чтобы не мучиться сомнениями? — спросил Патрик.
Лорд Эшвуд покачал головой.
— Нет, — очень тихо и очень просто произнес он. — Я боялся. Но сегодня… Алек просил разбудить его утром в семь часов. На стук в дверь никто не ответил. Ее пришлось взломать. И там… понимаете, там никого не было.
— Полицию уже известили? — коротко спросил Патрик.
— Пока нет.
— Распорядитесь известить. А я тем временем осмотрю спальню. Может, что-нибудь удастся понять.
…До того, как взломали дверь, спальня Алека Эшвуда была полностью заперта изнутри. Это не вызывало никаких сомнений — как и то, что ее обитатель не прячется в шкафу, чтобы выскочить оттуда в самый неподходящий момент. Он и вообще нигде не прятался. Он не вставал с постели, чтобы уйти. Он просто исчез. Одеяло еще хранило очертания спавшего под ним человека — но самого человека не было. Словно оболочка куколки сброшена бабочкой за ненадобностью — вот только где сама бабочка?
Опустевшая постель производила жуткое впечатление. Куда более жуткое, чем, к примеру, окровавленный труп. В конце концов, покойник — явление обыденное, тем более для частного детектива. А кровать, откуда исчез спящий… если это инсценировка — то чей извращенный ум придумал и воплотил ее? А если нет…
— Вы будете снимать отпечатки пальцев? — спросил сэр Генри.
Патрик покачал головой.
— Нет. В этом нет нужды. Оставьте это полиции. Уверяю вас, они откатают отпечатки ничуть не хуже, чем я. И ни одного не упустят.
— В спальне Рональда было много отпечатков, — не без язвительности произнес сэр Генри. — И ни одного постороннего. Сплошь домочадцы.
— Не думаю, что предоставить в качестве посторонних отпечатков мои — это хорошая идея, — почти отсутствующим тоном отозвался Патрик. — И предъявлять полиции залапанное место происшествия я бы не стал. В лучшем случае это помешает следствию. А в худшем еще и вызовет подозрения.
— Какие еще подозрения? — возмутился сэр Генри.
— Ну, например, — бесстрастно произнес Патрик, — что мистер Алек действительно виновен в исчезновении старшего брата и скрывается от правосудия, а вы ему помогаете и нарочно наследили в его спальне, чтобы скрыть улики. И не просто так, а под руководством частного сыщика.
Лорд Эшвуд гневно засопел, но Патрика его переживания не интересовали. Равно как и отпечатки пальцев. Во всяком случае, сейчас. Потом, после ухода полиции, он еще раз осмотрит и эту спальню, и комнату Рональда — скорее для очистки совести, нежели надеясь что-то найти. Он смутно ощущал, что никакие отпечатки не помогут ему обнаружить, как именно покинули свои постели сыновья лорда Эшвуда. А предчувствиям своим Патрик умел доверять. Пускай мистики сомневаются, какая сила ниспослала им прозрение и не лживо ли оно. Практики, к которым ирландец причислял себя не без оснований, знают твердо: предчувствие — дитя опыта. А к опыту следует прислушиваться. Не папиллярные узоры в эту минуту нужны Патрику — другое, совсем другое. Ему нужно понять, что за человек обитал в этой спальне. Понять, почувствовать. Найти не отпечатки пальцев — отпечатки души. Те, что остаются на самых обыденных вещах. Сброшенный перед сном халат, домашние туфли, недочитанная книга со старым конвертом вместо закладки, смешные фарфоровые фигурки на каминной полке, небрежно раздвинутые занавески, тяжелый ключ в дверном замке…
Ключ.
— Сэр Генри, — спросил Патрик, — а почему в обоих случаях двери были закрыты? Ваши сыновья опасались кого-то?
— Не то, чтобы… — смущенно произнес лорд Эшвуд. — Не в том смысле, который… понимаете, между Рональдом и Алеком два года разницы, и они… знаете, как между братьями водится? — почти умоляюще вымолвил он. — Каких только они друг другу каверз не устраивали! Щетку в постель подложить или там лягушку подсунуть… стоило зазеваться и оставить дверь открытой, и уж точно жди сюрприза! Так что они сызмала привыкли запирать двери. Уже и выросли, и давно никаких проделок не было, а привычка осталась. Понимаете?
Патрик кивнул.
— Но вы не подумайте, — спохватился сэр Генри, запоздало сообразив, как можно истолковать его откровения, — это все дело давнее. И это было… ну, не всерьез. Дети есть дети.
Не всерьез? Очень может быть. А может, и нет. В конечном итоге дети всегда вырастают — но не всегда забывают…
— Мистер Шенахан, — окликнула Патрика леди Фрэнсис, — что именно вы собираетесь предпринять?
— Выяснить, что успел узнать Джон Николс, а по возможности, и полиция. Чтобы не идти второй раз по уже отработанному следу. Времени и так в обрез.
— Боюсь, вы даже не представляете, насколько в обрез, — сказала леди Фрэнсис. — Через десять дней на пасхальные каникулы приезжает наш третий сын, Бобби.
Прямая спина, ровный голос — настолько ровный, что нельзя не понять: леди вне себя от ужаса.
— Мне страшно, Шенахан, — признался сэр Генри. — Неужели кто-то ополчился на моих детей? Но почему?
— Это нам и предстоит выяснить, — ответил Патрик. — И как можно скорее.
Казалось бы, нет никаких разумных оснований считать, что юному Бобби тоже непременно грозит опасность. Умом Патрик это понимал. Но согласен был не с умом, а с Эшвудами. Он был уверен, рассудку вопреки, что если Рональд и Алек не будут найдены до приезда младшего брата, то и Бобби исчезнет из своей постели.
— Скажите, — произнес Патрик, внимательно глядя на чету Эшвудов, — вы от меня больше ничего не утаили? Есть ли еще что-то такое, что мне следует знать?
— Нет, — без колебаний ответил лорд Эшвуд.
— Да, — одновременно с ним вымолвила леди Фрэнсис.
Лицо ее выражало спокойную решимость.
— Мистер Шенахан, — сказала она, — Генри не знает, что мне известно, что его стипендиат Артур Линдон на самом деле его внебрачный сын. И лучше вам узнать это сейчас от нас.
Лорд Эшвуд так и окаменел.
— Я давно знала. Еще до свадьбы. Мой старший брат мне рассказал, что у Генри есть ребенок и он о нем тайно заботится. Юстэс не хотел этой свадьбы, он мне это рассказал, чтобы ее расстроить, но добился как раз обратного. Я бы никогда не вышла замуж за человека, способного бросить своего ребенка. Даже внебрачного.
Она улыбнулась мужу грустной понимающей улыбкой и вновь повернулась к Патрику.
— Я хочу, мистер Шенахан, чтобы вы поняли меня правильно. Рано или поздно этот секрет был бы раскрыт. Очень вероятно, что так оно и случится. Я хочу, чтобы это не стало для вас неожиданностью. И я прошу вас, если это произойдет, защитить Артура Линдона от возможных подозрений. Уверяю вас, он не может иметь к этому несчастью никакого отношения.
Патрик испытующе поглядел на нее.
— Вы уверены, миледи?
— Да, — твердо ответила леди Фрэнсис. — Артур — хороший мальчик.
…— И, верите вы мне или нет, он и в самом деле хороший мальчик, — почти со злостью произнес Патрик.
Злился он не на Артура Линдона, а на впустую потраченное на проверку время. Даже если ты считаешь какую-то версию маловероятной, ее нельзя оставлять непроверенной.
— Ну почему же, — мягко произнес доктор Мортимер, — я вам верю. Какое впечатление он на вас произвел?
Как и подобает уважающему себя ирландцу, Патрик был упрямцем. Но он не был ослом. Там, где речь идет о спасении человеческой жизни, отступает любое упрямство и любая гордость. Остается только профессиональный долг. А если твое упрямство не позволяет тебе обратиться за помощью в его исполнении, если твоя гордость от этого пострадает, значит, ты выбрал не ту профессию. И Патрик, не колеблясь, засунул свое самолюбие в самые дальние закоулки души и попросил о помощи Роджера Мортимера и Дэвида Тэлбота. Вампир больницы Чаринг-Кросс и истребитель вампиров, забывших о законе, могут проведать то, чего частный сыщик не узнает никогда — или узнает слишком поздно. А опоздать Патрик права не имел.