Продолжая выглядеть как угодно, Патрик приступил к завтраку. Это оказалось неожиданно нелегким делом, и не потому, что ирландец не знал, чем это все едят — вилкой, ясное дело, вот же она! — а потому, что не всегда мог понять, какие из этих блюд съедобны. Пришлось довольствоваться чашкой риса и парой маринованных слив: все остальное выглядело слишком странно. В реальности Патрик, вероятно, все же попробовал бы неведомую снедь, но во сне он не хотел рисковать.
Впрочем, настоящие мытарства наступили, когда Патрик принялся облачаться в одежды китайского судьи. Он ведь понятия не имел, как это все надевается и затягивается! По счастью, на стене обнаружился свиток с изображением какого-то божества, одетого, как чиновник. Сообразуясь с этой картиной, Патрик и придал себе подобающий вид. Упихивая волосы под черную шапку с «крылышками», он едва удержался от смеха: Тэлбот рассказывал вчера, что какой-то из императоров повелел сделать эти «крылышки» чуть ли не в пару футов длиной, чтобы не давать чиновникам перешептываться между собой. Мол, нечего болтать о постороннем, когда должно слушать императорскую речь с надлежащим тщанием.
— Ваша светлость, кэб подан!
Кэбом, разумеется, оказался паланкин. Сопровождающий его стражник, в противоположность служанке, с лица был китаец китайцем, зато сон обрядил его в форму британского «бобби», только при алебарде. Патрика так и подмывало назвать его констеблем.
Вздохнув, Шенахан полез в переносную коробку. О, теперь он в полной мере понимал несчастных чертиков на пружинке, которых упрятывают в шкатулки с сюрпризом! И неудивительно, что бедолаги выскакивают прямо в нос неосторожному, который откроет шкатулку. Патрик бы тоже выскочил из своего заключения — вот только крышку никто открывать не собирался. Единственное отличие от чертика, которое отчасти утешало Патрика, — он хотя бы мог смотреть в окошко.
А посмотреть было на что.
Лондонский Биг-Бен горделиво вздымался над облепившими его домиками-фанзами. Одинокая пагода, приткнувшаяся у дороги, выглядела и вполовину не так импозантно. Буддийский бонза учтиво поклонился проезжающему мимо судье, приподняв котелок и зажав под мышкой зонтик.
Мимо сновал разнообразный люд в совершенно невероятных одеяниях. Из-под расшитого утками-мандаринками халата вызывающе торчали белоснежные манжеты с запонками и крахмальный воротничок. Дама в бальном платье с турнюром и шлейфом семенила, покачиваясь, кокетливо выставляя то и дело крохотную ножку в «лотосовой» туфельке. Рыжий парень с мрачной физиономией лондонского докера щеголял огромной туго заплетенной косой.
Постепенно встречных становилось все меньше; городские виды сменились прямоугольниками рисовых полей. Кое-где на них трудились люди, но Патрик издалека не мог разглядеть, как они выглядят и что делают.
Внезапно где-то совсем рядом раздались вопли и звуки ударов. Патрик высунулся из паланкина едва ли не до пояса, опасно накренив переносной короб. Носильщики мигом остановились и опустили паланкин на землю.
— Что здесь происходит? — спросил Патрик.
— Дорожные работы, — с готовностью пояснил стражник-констебль.
Дорожные работы? Здесь? На рисовом поле?! И все же стражник был прав. Присмотревшись, Шенахан увидел, что в руках у работников не рассада, не серпы для жатвы, а шпалы. Люди сноровисто укладывали их прямо посреди поля. Шпалы приминали собой не только нежные ростки риса, но и воду, она прогибалась под их тяжестью.
— Кто распорядился? — отрывисто спросил Патрик, вылезая из паланкина.
Стражник принялся докладывать, но Патрик понял, что ему нет никакого дела до имени идиота, мановением кисти проложившего рельсовый путь через поле.
— Убрать все это, — распорядился он. — Нечего Небеса гневить. Проведите путь вдоль дороги.
Люди заголосили хвалы мудрому судье, кланяясь с привычной сноровкой. Патрику сделалось нехорошо. Да что же тут за безобразия творятся…
Снова послышались крики и удары, перемежаемые бранью. Патрик обернулся. На краю поля стояли на коленях двое тощих работников. Дюжий надсмотрщик поочередно лупил их палкой.
— Прекратить бесчинство! — рявкнул Патрик. — Немедленно!
Надсмотрщик, до этой минуты слишком поглощенный своим занятием, чтобы обращать внимание еще на что-нибудь, оглянулся, ахнул и заторопился к паланкину, старательно кланяясь на ходу.
— Что это значит? — сурово вопросил Патрик, дернув подбородком в сторону тощих парней. — В чем они провинились?
— Так что сбежать хотели, ваш-свесссь, — ответил надсмотрщик с таким густым простонародным выговором, что Патрик понимал его с трудом. — Лодыри как есть, лежебоки. А сегодня еще и сбежать хотели. А дорожная повинность, она на всех дадена…
— Ко мне, — перебил его Патрик, не дослушав. — Обоих.
Надсмотрщик развернулся с поклоном и быстро зарысил обратно.
— Эй, вы, двое! К судье, оба! Да поторапливайтесь, черепашьи головы!
Несчастные кое-как встали и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелись к паланкину.
— Кланяйтесь господину судье! Кланяйтесь, недоумки! — злобно шипел им вслед надсмотрщик.
Тощие парни послушно завалились носом в землю, явив Патрику голые спины, сплошь покрытые кровоподтеками.
— Поднимитесь, — велел Патрик.
Парни выполнили распоряжение, испуганно глядя на высокое начальство — уж оно-то может обрушить на них такие кары, о каких обычный надсмотрщик и помыслить не смеет.
— Кто такие? — спросил Патрик — и не успел еще вопрос слететь с его уст, как он с несомненностью понял ответ.
Они могут выглядеть как угодно?
Разумеется.
Но в соответствии с логикой сна.
А она оказалась безжалостной.
Морок не пощадил юных Эшвудов.
В их лицах не было ничего английского. Самые настоящие китайцы. А вот выражение этих лиц выдавало в них чужаков. Они исполнены страха и отчаяния — но не того, что въедается в плоть и кровь сызмала от жизни в нищете и унижении, а свежего, острого. Руки, непривычные к труду, содраны до голого мяса. Нежная кожа до волдырей обгорела на палящем солнце. Щеки запали, губы обветрились и потрескались.
Патрик знал, что не ошибается.
— М-ммое ничтожное имя… — начал было неверным голосом старший из двоих.
— Рональд, — тихо, почти шепотом произнес Патрик, и юноша вздрогнул. — Алек.
Опуская голову на фарфоровое изголовье, Шенахан еще не знал, что он будет делать, когда найдет затерянных в сновидении Эшвудов. А теперь, когда он отыскал их, догадка вела его единственно верным путем.
Он положил руки на плечи Рональда и Алека.
— Просыпайтесь, — велел он.
И открыл глаза.
В спальне было темно. На каминной полке горела свеча, зажженная фараоном незадолго до того, как Тэлбот начал петь. А сейчас он заканчивал колыбельную — и Патрик вновь не понимал ни слова.
Он лежал на кровати, ощущая щекой твердый холод фарфора.
А на полу возле постели сидели Рональд и Алек — чумазые, заплаканные, всклокоченные.
— Три минуты, — констатировал фараон. — Вы всегда так быстро спите, Шенахан?
Трудно верить в сверхъестественное, когда о нем разглагольствует светский хлыщ, помахивая тросточкой. Но когда оно оставляет следы на теле исчезнувших и чудом возвращенных сыновей, приходится поверить.
Лорд Эшвуд поверил.
— Что же мне теперь делать? — тихо и безнадежно спросил он.
— Вернуть украденное, — без колебаний ответил Патрик. — И я не только об изголовье говорю.
Единственным свидетелем разговора был Досси. Леди Фрэнсис под присмотром Тэлбота увезла наспех умытых и накормленных сыновей к доктору Мортимеру: хотя и измученные донельзя, Рональд и Алек до нервического припадка боялись уснуть, и уж точно никакая сила не заставила бы их сомкнуть глаза в ставшем ловушкой родном доме.
— Отослать вашу коллекцию назад, и немедленно. Иначе Бобби станет следующим, а потом и вы.
— Имейте в виду, — скучным голосом произнес фараон, — попытка покинуть дом вам не поможет. Теперь уже не поможет. У ваших старших сыновей в запасе разве что несколько дней. У вас и того нет.
Прежний лорд Эшвуд разнес бы Патрика и Досси в пух и прах. Нынешний смолчал.
— Вы сказали, что это подарок, — напомнил Патрик, кончиками пальцев коснувшись темно-красных маков на изголовье. — Но это в лучшем случае взятка. А после того, как вы увезли эти вещи в Англию, — кража.
— Вы никогда не слышали об истреблении девяти поколений? — буднично осведомился фараон. — Казнили всех родственников по вертикальной линии — родителей, дедов, всю их родню, даже двоюродную, — с семьями, заметьте. Всех по нисходящей линии, кроме совсем уж сущих младенцев. Всех по боковой линии — братьев, сестер, и опять-таки с семьями. Ну, и самого виновника, разумеется. Такой казни подвергали за десять тягчайших преступлений. Ущерб императорским храмам и святыням считается вторым по степени тяжести. Он вредит императору и нарушает гармонию Земли и Неба, а это подвергает опасности всю страну. Кража ритуальной утвари нарушает эту гармонию, не сомневайтесь. Я вижу в вашей коллекции много таких предметов. И в особенности это изголовье. Оно ведь не могло принадлежать кому попало. Слишком страшной силой оно обладает. Что вы сделали, чтобы его заполучить?
Лорд Эшвуд опустил голову.
— Но ведь ученые иногда… — бормотнул он беспомощно и жалко.
— Ученые? — жестко переспросил Патрик. — Разве вы привезли эти вещи в дар музею или университету?
— Вы привезли их для себя, — вздохнул фараон. — И проклятие настигло вас. Не огорчайтесь, милорд, не вы первый, не вы последний. Просто вам не повезло. Вы нарвались на древнее волшебство — а оно не желает знать ни отговорок, ни оправданий.
— Я отошлю коллекцию, — хрипло сказал сэр Генри. — Это поможет?
— Да, — ответил Патрик. — А теперь разрешите откланяться.
— Просто не понимаю, чем некоторые люди думают, — бухтел фараон по обратной дороге. — Это же догадаться надо — красть ритуальные предметы!
— А как насчет ритуальных предметов из вашей гробницы? — поддел его Патрик.