«Все ж надо было самокат назвать «Шайтан-арба», как на усмирении в Коканде. Эх, и разбегались от нее кыргызы!.. Правда, та арба была снаряжена картечницей…»
— Вашей «Ягве» нужен ветер, а он слабеет. Со мною и водой машина стала тяжелее. Вы сможете завтра поехать?
— Здешние ветры я изучил. Через пару дней северо-западный окрепнет, можно будет покрывать миль семьдесят в сутки, при удаче — сотню. Значит, пока нам нужно укрытие. — Взгляд его обратился к ограждению колодца. Похоже на бруствер, но низко, ненадежно. — Спросите бушменов, вдруг дадут добрый совет. Табака не пожалею.
Выслушав Фию, голый лучник закивал и опять протянул руку — уже в другую сторону. Но после его речи девушка возмутилась, сердито зацвикала, зацокотала.
— Какую там глупость он ляпнул?
— Идти к горам Цагна! Наверное, сам бы туда не пошел!..
— Надежное место?
— Безопасней некуда. — В голосе Фии слышалась издевка. — Даже воины тсвана редко там бывают… Но мы — белые, не из их мира, нам можно. Так он считает.
— Вода там есть?
— Говорят, да. Каменная стена и… это бредни дикарей.
— Тогда бояться нечего. Переночуем здесь, с первым ветерком поставим парус. Спим по полночи, сначала вы, потом я.
Ужин был по-походному скудный — билтонг, то есть вяленая по-бурски говядина с приправами, и русские ржаные сухари. К этим черным сухарям Фия присматривалась с недоверием, потом куснула, погрызла — и увлеченно втянулась.
— Вкусно! И вся ваша армия это ест?
— В походе. Свежего ржаного тут не сыщешь — вы же рожь не сеете. Нам муку завозят пароходами — через Лоренсу-Маркиш и Дурбан, только для полковых пекарей. Дороговато везти — сперва через Каспий, потом по Персии, вдоль Аравии и Африки…
Под звездным небом Калахари в оранжевом неровном свете костерка офицер с волосами пшеничного цвета рассказывал ей о дальних странах. А она, очарованная, вся обратилась в слух, и менеер Николас отражался в ее широко открытых карих очах.
До сего вечера кругозор Фии ограничивался вельдом и пустыней, библейским Вавилоном и евангельской Святой землей. Но тут наскочил на своей «Ягве» русский — не чудовищный казак, как их описывают, а истый джентльмен, — и заговорил, словно запел…
Где-то за пределами вероятия правил царь Александр, плотный, бородатый и упрямый, почти как президент Крюгер. По небу летали дирижабли, будто ангелы.
«Вот бы их увидеть!»
— Могу я попросить вас?..
— Конечно, юффру.
— Есть у вас что-нибудь для чтения?
— О… молитвенник, но он на русском. Хотя… я брал газеты для розжига. Лондонская «Таймс» устроит? Двухмесячной давности.
— И гребень, пожалуйста.
Костер уже давал мало света. Фия поняла, что крепко помнит грамоту. После долгой разлуки вчитаться в печатные строки — словно насладиться разговором с близкими. Пусть даже газета из проклятой Англии и дышит жаждой мести.
С первой страницы ее ошарашило: «Мировая война проиграна?»
«Какая «мировая»? Наши с англичанами дрались — и все!»
«Выстрел «Авроры» разрушил твердыню британского мира. Пока дипломаты играли в политику, кайзер и царь уже делили мир. Царская база в Персидском заливе, приготовления Германии — нам следовало быть настороже! Но мы очнулись, лишь когда груз оружия под защитой «Авроры» прибыл в Мозамбик и по узкоколейке отправился к бурам…»
Со стороны донеслась непонятная песня: закончив обходить окрестности колодца, возвращался менеер Николас с карабином и охапкой сушняка в костер:
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
Я тебя не трону, ты не беспокойся.
— Холодает! Вам будет одеяло, мне — тент с машины. Стрелять умеете?
— Училась. — Для дочки фермера дело обычное, особенно в глухом краю.
— Тогда позвольте вам представить моего приятеля — пистолет-магазинка Маузера, валит лошадь за двести шагов. Отложите «Таймс», и начнем краткий курс обучения. А завтра покажу, как управляться с парусом. Мне матрос на «Ягве» ой как нужен…
«Бог свидетель — русский знает, чем прельщать девиц».
На дрова он наломал веток бушменского табака. От костра пряно запахло камфарой с примесью цветочных ароматов.
У Фии защекотало в носу, а на душе стало мирно и мягко. Пистолет в два с половиной фунта весом показался ей игрушкой. Наверно, этот куст и вправду дурманит. Снять курок с предохранителя, взвести курок, прицелиться, плавно нажать на спусковой крючок… а на уме грезы, от которых впору откреститься.
И снилось что-то упоительное, пока менеер Николас не растолкал ее посреди ночи. Вручил «маузер» и завалился в корыто. Так она и посидела до зари, сняв курок с предохранителя, завернувшись в одеяло и стуча зубами.
Напрасно она опасалась — с восходом солнца ветра хватило, чтобы «Ягва» тронулась. Тут бы Николасу взять курс на восток, к землям гриква и буров, но он решил достигнуть гор Цагна, что северней.
— Так мы потеряем время, — причесываясь, пробовала возражать она. Сладить с надоевшими мелкими косичками проще, чем с мужским упрямством.
— Если тсвана боятся тех мест, то будут стеречь нас на пути к Ваалю, а не пустятся в погоню. Дождемся хорошего ветра у гор и пролетим мимо засады в бакштаг. Один на руле и парусе, другой с карабином — пробьемся.
— Вы… настоящий сорвиголова! — в сердцах выпалила Фия, укладывая толстую косу бубликом и закалывая деревянными шпильками. — Пуститься в одиночку через Калахари, полагаясь лишь на ветер — виданное ли дело!.. Бог сжалился, послал меня — но сколько можно искушать Всевышнего?
— Торопитесь попасть домой? — спрашивая, Николас закреплял тент и не обернулся.
— Да!
— Все мы стремимся домой. Но смысл в том, чтобы познать мир. Даже ценой жизни. А еще лучше — познать и выжить, рассказать другим.
Теперь Фия совсем убедилась, что его давешние слова «Турист я, путешественник. Захотел в отпуске проехать от Виндхука до Вааля» были лукавством.
— Вы военный разведчик. Верно?.. Вчера солнце измеряли, в хронометр смотрели, а потом записывали в книжечку.
— Определял координаты, если говорить точнее. Дорогая юффру, кроме охотников и пастухов все в Калахари чьи-нибудь разведчики.
— Но что вам здесь нужно? Тут еле скотину прокормишь…
«Золото, алмазы, — подсказывал разум, пока они с Николасом смотрели друг на друга. — Пути для армий с водными источниками. Будущие железные дороги. Мировая война…»
— Учимся ставить парус. Наденьте мои перчатки — снасти могут порезать руки.
— А почему вы не на дирижабле? — сопела Фия, изо всех сил неумело управляясь с тросами и блоками.
Николай расхохотался.
— Это в сто раз дороже паровоза!.. В Виндхуке я видел цеппелин «Вильгельм Великий». Он прибыл из Берлина напоказ — с тремя поломками, чуть на стоянке в Камеруне не сгорел… Ей-богу, «Ягва» надежнее. Стоп! Снимаю яхту с тормоза… Смелее, в случае чего я помогу.
Внезапно Фии стало ясно, что она сама поймала ветер в полотнище и колеса бегут по красному грунту ее волей. Шуршал парус, свистел воздух в снастях, колеса подпрыгивали на дерновинах, с треском сшибали камфарные кустики и трехколючники. Тросики в руках пели, вибрировали.
Эх-ха! Это не мотыгой махать без роздыха, покуда пальцы не опухнут!..
Для готовности к маневру руки пришлось держать поднятыми на борта, а бока Фии сжимали ноги Николаса. Сроду бы она себе такого не позволила, но тут иначе невозможно. Да и совсем не страшно. Даже наоборот.
К полудню — где там тсвана? у колодца лаются? — она и думать позабыла о приличиях, до того руки ломило. Они чуть из плеч не вывернулись, перемахивая гик туда-сюда, а поясница одеревенела. Зато усвоила, что такое курс бейдевинд, боковой дрейф и лавирование. Николас помог ей выбраться из «Ягвы», постелил одеяло в тени корпуса и дал фляжку.
— Надеюсь, те высоты впереди и есть горы Цагна. Час пути, и мы там.
Сделав ладонь козырьком, всмотрелась и она. Над гребнем низкой розоватой дюны виднелось бурое возвышение.
— Не знаю. Я их никогда не видела. Туда почти не ходят.
— Даже поить коров? Источники здесь редкость…
— Да, и переходят к сыну от отца или вождя. Но дело не в воде. Там жить нельзя.
— За каменной стеной-то? — хмыкнул Мельников. — На месте тсвана я бы там устроил крепость и держал округу в страхе. Тем более сейчас, когда в Бечуаналенде нет закона.
— Все уже есть — и страх, и крепость, — утолив жажду, Фия с кивком вернула флягу и раздумывала, как бы попристойней вытянуться на подстилке. От вынужденной позы в «Ягве» тело ныло и просило отдыха. — Если бушменам дать миску жареного мяса, набить трубки даггой и велеть им рассказать про Цагна, они будут трещать до утра.
— А, так Цагн не что, а кто?
— Он бог… то есть дьявол, — благочестиво поправилась Фия. — Богомол, царь дюн и камня. Это у нас крест и вера, а в Калахари Христос не дошел. Есть поверье о трех реках. Оранжевая — в ней Христос омылся весь, как в Иордане. Куруман, где миссия, — там только ноги омыл, так мелко было. А в Молопо воды вовсе нет, сухое дно. Тогда Он изрек: «От воды до воды здесь угодье нечистого».
«Сказочка-то негрская, — смекнул Мельников, — и поздняя, времен английских миссий. Одичали буры в Кхейсе, повторяют байки кафров».
— …и Цагн поклонился Ему, и занял безводные земли. А для бушменов он всегда тут жил, еще при древнем народе, который ушел.
— Надеюсь, нам в его горах найдется место для стоянки.
— Вот вы шутите, — заговорила Фия с укоризной, — а я видела, что Цагн творит. Однажды делянку мотыжила, а мимо парни тсвана шли с охоты — им вздумалось бить антилоп у тех гор. Ничего не добыли, а одного парня несли с собой, накрытого плащом. Подозвали меня: «Смотри, коза белая, как богомол наказывает. Если захочешь скрыться за его камнями — в ветер обратишься, к древним улетишь». Мертвый выглядел, словно из него душу вынули. Он слишком близко подошел и не почтил Цагна.
Мельников через бинокль приглядывался к каменной гряде. Та напоминала китайскую стену, местами разрушенную землетрясением.