— Богомол требует жертв?
— Он берет одного из пришедших в уплату за воду и дичь. Когда вождь хочет показать себя могучим, он отдает Цагну пленника, обычно ребенка, и пьет, охотится без страха… почти. На моей памяти увели двоих.
— Вам повезло.
— Не очень, — Фия села, обняв свои колени. — Иногда мне казалось, что лучше стать ветром, чем так жить. Словно богомол нашептывал. Я молилась, чтобы не поддаться соблазну. Это обман, мираж. Цагн берет кафров и бушменов, мы ему чужие.
— Тогда вперед.
Она спрятала лицо в коленях:
— Все равно я боюсь.
— Нас двое, мы с оружием. Юффру, я не могу ни бросить вас, ни вести силой. Пока есть ветер, можно дойти до гор, иначе будем тащить «Ягву» как бурлаки. Это такое бремя белых, что оба вымотаемся. Если кто-то идет по колесным следам, он нас догонит на открытом месте, где отстреливаться трудно. Отдыхаем еще полчаса, потом решаем, как быть.
— Едем сейчас, — решительно поднялась она, представив, каких терзаний будут стоить эти полчаса.
Здесь вода явно была близко к поверхности — на это указывали в изобилии росшие акации и пастушьи деревья, кусты дерезы и сумаха, довольно густой травянистый покров.
Но умолкнуть от восхищения Мельникова заставило другое.
То были не горы, а город.
У каменных высот ветер стих. «Ягву» пришлось катить вручную, чтобы скрыть ее в зарослях и опустить мачту, выдававшую путников с головой. И чем ближе они, запряженные парой, подходили к горам, тем явственнее виделись признаки циклопической кладки, обрушенные башни, полускрытые в наносах бастионы.
Сколько тысяч лет город ветшал и осыпался в прах? Ветры, сезонные дожди, раскаленное солнце дня и холод ночи веками медленно крошили глыбы, придавая им вид дикого камня. Но величие и мощь строений были настолько грандиозны, что стереть их с лица земли мог только Страшный суд.
Немудрено, что бушмены и кафры считали эти нагромождения горами. Они сроду не видели построек больше шалашей и хижин, а саманный крааль черного царька был в их глазах вечным Римом. Даже жалкой крепостце Зимбабве они поклонялись, словно та построена богами, а рукотворность гор Цагна не вмещалась в их сознание.
— Вы видели? — наконец вымолвил Николай.
— Оно допотопное, — тихо отозвалась Фия. — От тех времен, когда гнев Божий пал на землю.
— Держите мачту. Мне надо открутить винты… Осторожнее!.. Лет двадцать назад тут проходил американец Фарини…
— Тоже шпион?
— Авантюрист и балаганщик. Возил бушменов, как зверей, по миру напоказ. Он описал Забытый город, но с координатами ошибся. Надо поискать воду.
— На Фарини никто не напал? — спросила Фия, озираясь.
— Вроде бы, нет. Умер один из его слуг, туземец, тут его и схоронили.
«Напал», — поняла девушка.
— Менеер Николас, нам надо держаться вместе, с оружием наготове, не упуская друг друга из вида. И спать по очереди, как у колодца.
Ее не по-женски серьезный, твердый тон мало вязался с нежным обликом стройной смуглянки. Наблюдая, как Фия примкнула к «маузеру» кобуру-приклад и для пробы вскинула магазинку к плечу, он невольно залюбовался ее сосредоточенным, даже мужественным лицом.
«Настоящая казачка».
— Так и сделаем. Сперва поднимемся на ту стену и осмотрим округу. Из-за гряды к нам не сунутся, а с ровного места жди беды.
Толстая невысокая стена давала широкий обзор подступов. Справа редкие выступающие камни — отсюда напасть трудно. Слева часто стоящие купы кустарника, кое-где сливавшиеся воедино, — эта сторона опасна. За ветвями враг не виден, может подобраться близко.
— Пока никого, — опустил он бинокль.
— Они намного отстают. — По нажитой в плену привычке Фия опустилась на корточки. — Но их путь — прямой, а бегают они проворно. Как охотники тсвана умны — смекнут, куда мы могли направиться. Соленый колодец, крааль вождя и горы — ближе воды нигде нет, всюду смерть. Много у нас патронов?
— Сколько бойцов пошлет вождь?
— Две дюжины. Из них половину к Соленому, они задержатся на сутки.
— Пойдемте за водой. Нас могут отрезать от ручья.
Шагая к зарослям с канистрой, Николай мельком пожалел, что не захватил фотографического аппарата. Хотя — сложно будет доказать ученым археологам, что на пластинках запечатлен именно Забытый город. Злое время потрудилось над строениями допотопных жителей, уже мало похожими на следы цивилизации. Их надо наблюдать воочию, а не фотографировать. То-то снимкам Фарини никто не поверил!..
«Зарисую, нанесу на карту, и достаточно. Я был прав, взяв патронов с лишком вместо коробки стекляшек».
— Мы идем по мощеной улице, — донесся сзади голос Фии.
Под ногами она разглядела стыки плит, на которых за бессчетные столетия из пыли и отмерших трав образовался тощий слой земли.
Вслед за ней и Николай стал различать, как из окружавшего их хаоса, подобно теням, проступают черты сгинувшего города — скошенные ограды, вогнутая мостовая с канавкой стока посредине. Рядом утопленные в землю наклонные мегалиты — то ли алтари, то ли надгробия.
Стоило оглянуться — на поросшей камнеломками скале заметен барельеф в виде громадной головы, увенчанной подобием короны. Но лик напоминает муравья или медведку под увеличительным стеклом. Выпуклые глаза, торчащие вперед челюсти…
— Не люди жили здесь, — вырвалось у него.
— Как тихо… — прошептала Фия. — Птиц не слышно, а ведь на кустах полно ягод.
В безветрии мертвого города каждый шаг был неуместным звуком, чуждым гнетущей тишине. Словно весь каменный оазис терпеливо ждал, когда они уйдут. Даже журчание ручейка в тени акаций было слабым, приглушенным. Вода струилась боязливо и старалась побыстрее исчезнуть между обомшелых валунов.
— Я начинаю понимать бушменов, — поделился мыслями поручик, набирая воду. — Даже если это священное место, как писал Фарини, я воздержусь гадать, кому тут поклонялись.
Фия напилась с колен, низко склонившись к ручью. Утерлась и молвила:
— На обратном пути к «Ягве» я покажу камень. Там что-то нарисовано, но мы шли рядом, отойти я побоялась. Приближаться к камню — тоже.
«Такой глазастой — верный путь в медички, — убедился Николай, когда дошли до названного камня. — Даже искоса любую мелочь заприметит. Но отдают ли буры дочерей в учебу? Кажется, только замуж».
Уродливый рисунок на боку камня изображал черный силуэт, весьма отдаленно схожий с человеком, склоненный к маленьким фигуркам цвета охры, с луками в ручонках. Словно длинный, худущий нагнулся над малыми детьми, один из которых лежит ничком.
Сверху на камне Мельников увидел высохшие черно-красные потеки. Большей частью они были смыты дождем и сметены ветром, сохранившись в лунках и выщерблинах. Позади монолита лежал череп газели, объеденный жуками и крысами.
Как сговорившись, Николай и Фия дружно промолчали о том, что пришло на ум.
Хлопоты с яхтой и блуждание по вымершему городу заняли немало времени. Запасшись водой, сделали вылазку за ползучими дикими дынями цамма — те местами разрослись как на бахче, их сладковатая сочная мякоть стала добавкой к ужину.
Восточный склон колоссальной стены-гряды покрылся тенью. Она сгустилась и поползла от подножия к ним, сидящим у «Ягвы», — тяжелая, бесшумно движущаяся. Фия едва успела прожевать билтонг и отвлечься от тревожных дум чтением «Таймс», когда темнота накрыла стоянку.
В забытый всеми Бечуаналенд не долетали ни дирижабли, ни пули — лишь смутные пугающие слухи. Пока Фия делянки мотыжила, важные господа перекроили мир. Те, кто проиграл, винили во всем Россию.
«Груды винтовок Мосина, тонны патронов, пулеметные орудия — и так называемые волонтеры, закаленные головорезы Туркестана во главе с раскосым калмыком Лавром Корниловым. Континентальные державы нанесли нам подлый удар по-азиатски, направив силы флотов к берегам Англии и Индии…»
Какой-то Черчилль из Палаты общин крыл почем зря пруссаков и казаков, именовал Корнилова кровавым Чингисханом, усеявшим вельд костями храбрых «томми». Досталось и кайзеру Генриху, и Александру III, что сообща свели в гроб королеву Викторию.
— Так королева умерла?..
— Да уж давненько, пятый год пошел. Как раз мы взяли Дурбан и поставили условие по перемирию — убрать войска из всех земель севернее Оранжевой реки, иначе пойдем на Кейптаун. Тут бабушка и окочурилась.
— И вы все эти годы воюете в Африке?
— Только дважды дома побывал. На побывку ехать — долог путь. Туда, обратно — весь отпуск проведешь на пароходе.
Фия поджала губы, чтобы не сказать: «А вы помолвлены или женаты?» Нескромно так спрашивать. Даже в краале тсвана есть приличия, а уж среди белых тем более.
«Ну и что, если мы вместе? Он только исполняет долг мужчины — беречь и уважать девушку. Отец отблагодарит его. Я — кальвинистка, он — греческой веры, и еще… А дома спросят: «Дочь, ты сохранила себя в чистоте?» А я отвечу: «Он царский офицер и дворянин. Мама, какие могут быть сомнения в его порядочности?» Боже, о чем я думаю?.. Почему он ко мне равнодушен? Неужели чувствует, что я солгала?»
От мучительных сомнений ее оторвал шорох в кустах. Мгновение спустя они оба были на ногах. Он с карабином, она с «маузером». Щелчок взведенного курка и клацанье затвора раздались почти одновременно.
— Должно быть, медоед, — после затишья молвил Николай. — Пчелы есть, значит, и он будет.
Ночь обступила их. Полнеба закрывала темная громада каменного гребня. Со стороны довременной стены веяло теплом и близкой бесплотной угрозой.
«На нас смотрят», — собиралась сказать Фия, но с языка слетело совсем иное:
— Хотите проложить сюда железную дорогу?
— Хм… Она оживит пустыню. Пробурят скважины, появится вода, посевы, пастбища. Придет конец разбою бечуанов. Всюду так происходит, это к лучшему.
— Здесь угодье нечистого. Мы в его городе. Я была в Кимберли, он построен по-другому. Эти улицы, — она провела рукой по воздуху, — слишком широкие… тут все изогнутое, перекошенное. Ни одной прямой стези и линии. На здешние ступени еле ногу вскинешь… Можете представить, кто по ним ходил?