Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России — страница 53 из 54

Поэтому необходимо должен быть особенный круг идей, где должны двигаться умы общества, в котором должна достигаться эта конечная цель, то есть где возбужденная мысль должна созреть и достигнуть всей полноты своей. Этот круг идей, эта нравственная сфера дают обществу особенный род существования, особенный взгляд, которые, не будучи совершенно тождественны для каждого неделимого этого общества, как в отношении нас, так и в отношении других неевропейских народов, составляют одинаковый способ их бытия: следствие огромной умственной работы осьмнадцати веков, работы, в которой участвовали все страсти, все выгоды, все страдания, все мечты, все усилия разума.

Все европейские народы проходили эти столетия рука в руку, и в настоящее время, несмотря на все случайные отклонения, они всегда будут сходиться на одной и той же дороге. Чтобы понять семейное развитие этих народов, не нужно даже изучать историю: прочтите только Тасса, и вы увидите, как все они склоняются в прах перед Иерусалимом; вспомните, что в продолжение пятнадцати веков они молились Богу на одном языке, покорялись одной нравственной власти, имели одно убеждение; вспомните, что в продолжение пятнадцати веков каждый год, в один и тот же день, в один и тот же час, одними и теми же словами все вдруг они возносили хвалебные гимны Всевышнему, торжествуя величайшее из его благодеяний: дивный концерт, в тысячу раз изящнейший, возвышеннейший всех гармоний мира физического! Итак, если эта сфера, в которой живут европейцы, сфера единственная, где человеческий род может достигнуть своего конечного предназначения, есть плод религии; если, напротив, враждебные обстоятельства отстранили нас от общего движения, в котором общественная идея христианства развилась и приняла известные формы; если эти причины отбросили нас в категорию народов, которые не могли воспользоваться всем влиянием христианства; то не очевидно ли, что должно стараться оживить в нас веру всеми возможными способами? Вот чтó я хотел сказать, говоря, что у нас должно переначать все воспитание человеческого рода.

Вся история нового общества совершается в области мнения. Следовательно, здесь настоящее воспитание. Новое общество, основанное на этом начале, двигалось вперед только мыслию. Выгоды всегда следовали за идеями, но никогда им не предшествовали. Мнения рождали выгоды, но выгоды никогда не рождали мнений. Все успехи Запада в сущности были успехи нравственные. Искали истину, и нашли благосостояние. Вот как объясняется явление нового общества и его образование; иначе оно совершенно непонятно.

Первые столетия новой истории наполняются: гонениями за веру, мученичеством, распространением христианской веры, ересями и соборами. Движение всей этой эпохи, не исключая и нашествия варваров, связано тесно с усилиями новейшего разума еще в детстве. Вторую эпоху наполняют: образование иерархии, сосредоточение духовной власти и беспрерывное распространение религии на Севере. Затем следуют: усиление религиозного чувства до высочайшей степени и упрочение духовной власти. Философическое литературное развитие ума и образование нравов под влиянием религии оканчивают эту историю, которая имеет точно такое же право на название священной, как и история древнего избранного народа. Наконец, и настоящее положение общества заимствует свой характер от религиозного противодействия, от нового направления, которое религия дала человеческому духу. Таким образом, можно сказать, что у новейших народов мнение было единственным могучим деятелем; оно поглощало все материальные, положительные и личные выгоды.

Знаю: вместо того чтобы дивиться этому дивному порыву человечества к возможному совершенству, его называли фанатизмом, суеверием. Но чтó бы ни говорили, подумайте, как сильно должно отпечатлеться на характере этих народов, как в добром, так и в дурном отношении, это развитие общественности, вполне совершенное одним чувством! Пусть поверхностная философия вопиет, чтó хочет, против войн за веру, против костров, зажженных нетерпимостию, мы можем только завидовать народам, которые в этой сшибке мнений, в этой кровопролитной борьбе за истину создали себе целый мир идей, мир, который мы не можем представить себе воображением, не только перенестись в него телом и душой, как у нас предполагают.

Повторяю еще: в Европе не все было умно, добродетельно, религиозно; но в ней все проникнуто таинственной силой, которая царила самодержавно целый ряд столетий; в ней все следствие того бесконечного сцепления идей и явлений, которые образовали настоящее общество. Из многих доказательств, вот одно. У народа, физиономия которого оттенена резче прочих, постановления которого проникнуты наиболее новейшим духом, словом, у Англичан, почти одна религиозная история. Чтó такое бурная эпоха Карла I и Кромвеля, предшествовавшая их настоящему благосостоянию, и весь этот длинный ряд происшествий, ее породивших, до самого Генриха VIII, как не развитие чисто религиозное? Во всем этом периоде, выгоды чисто политические появляются второстепенными побудителями и часто исчезают совершенно или приносятся в жертву мнению. Даже в эту самую минуту, как я пишу[795], что волнует эту привилегированную землю? Выгоды религиозные. Коротко, есть ли в Европе народ, который не нашел бы в своем национальном сознании, если б только захотел поискать, этого особенного начала, которое, под видом священной мысли, постоянно было животворящим деятелем, душою общественного бытия, во все продолжение его существования?

Действие христианства отнюдь не ограничивается его прямым и непосредственным влиянием на умы людей. Исполинское предназначение его должно быть следствием множества нравственных, умственных и общественных сопряжений, в которых человечество должно найти возможный простор для всех направлений своей деятельности. Отсюда понятно, что все свершившееся с первого дня нашей эры, или лучше с той минуты, как Спаситель сказал своим ученикам: «идите, проповедуйте Евангелие всей твари!», не исключая и самые гонения на христианство, совершенно согласуется с этим общим понятием об его влиянии. Чтоб убедиться в действительном осуществлении пророческих изречений Христа, довольно одного взгляда на повсеместное проявление его царствия в сердцах людей, проявление сознательное или бессознательное, вольное или невольное. Таким образом, несмотря на все несовершенства, на все, чтó есть дурного и порочного в настоящем европейском обществе, частное осуществление царствия Божия в нем неоспоримо, потому что оно заключает в себе начало бесконечного совершенствования и содержит в зародыше и в начальных проявлениях все нужное для конечного осуществления его на земле.

Теперь позвольте мне заключить это рассуждение о влиянии религии на общество выпискою из одной вам неизвестной статьи, написанной мною гораздо прежде.

«Нет никакого сомнения, говорил я, что тот, кто не замечает действий христианства, везде, где человеческая мысль приходит с ним в соприкосновение каким бы то ни было образом, даже противодействуя ему, тот не имеет об нем настоящего понятия. Везде, где произносится имя Христа, одно это имя увлекает людей против их воли. Ничто не обнаруживает так Божественного начала этой религии, как этот отблеск безусловной всемирности, которым она проникает в душу всеми возможными способами; овладевает умами, даже в то время, когда они, кажется, противятся ей наиболее; покоряет, сообщая разумению истины, дотоле ему неизвестные, возбуждая в сердце ощущения, до сих пор им не испытанные, вдыхая в нас чувства, которые без нашего ведения вводят нас в порядок общий. Таким образом она определяет круг действий каждого в особенности, устремляя в то же время действия всех к одной цели. При рассматривании христианства с этой точки, каждое из пророческих изречений Христа делается осязаемою истиною. Отсюда можно видеть ясно игру всех рычагов, которые приводит в движение его всемогущая рука, ведя человека к его предназначению, никак не ограничивая его деятельности, никак не подавляя ни одной из сил ему врожденных, но, напротив, удвояя их, возвышая до бесконечности. Ни одно из нравственных начал не остается бездейственным; оно пользуется всеми способностями мысли, всею пламенною расширимостию чувства, героизмом души сильной и преданностию ума покорного. Доступное всякому созданию, одаренному разумением, сливаясь с каждым биением нашего сердца, оно поглощает все, растет и даже укрепляется препятствиями, которые встречает. С гениальным человеком оно возносится на высоту, недосягаемую для других; с умом робким идет по земле мерным шагом; в уме мыслящем, безусловно, глубоко; в душе, преобладаемой воображением, эфирно, творит мириады образов; в сердце нежном, любящем, проявляется милосердием и любовью. Оно идет всегда вместе с разумением, ему предавшимся, сообщая ему силу, теплоту, ясность. Посмотрите, как разнообразны природы, как многочисленны силы, которые оно приводит в движение; сколько различных деятелей сливается воедино, сколько сердец, совершенно несходных одно с другим, бьется для одной-единственной идеи»!

«Еще удивительнее общественное действие христианства. Взгляните на картину полного развития нового общества, и вы увидите, что христианство преобразует все человеческие выгоды в свои собственные; потребность вещественную везде заменяет потребностью нравственною; возбуждает в мире мыслительном эти великие прения, которых вы не встретите в истории других эпох, других обществ; воспламеняет это ужасное борение мнений, в котором целая жизнь народов становится одною великою идеею, одним бесконечным чувствованием. Вы увидите, что все создано им, и только им: и жизнь частная и жизнь общественная, и семейство и отечество, и наука и поэзия, и ум и воображение, и воспоминания и надежды, и восторги и горести. Счастливы те, которые во глубине души сознают свои действия в этом великом движении мира, движении, возбужденном самим Богом!»

Но время обратиться к вам, сударыня. Признаюсь, мне тяжело оторваться от этих общих взглядов. Картина, которая с этой высоты представляется мне, есть для меня источник всего утешительного. Сладостное верование в будущее благоденствие человечества живит мою душу, когда, сдавленный жалкою окружающею меня существенностью, я жажду подышать воздухом чистейшим, взглянуть на небо яснейшее. Впрочем, мне кажется, что я не употребил вашего терпения во зло. Прежде всего надобно было показать вам точку зрения, с которой должно смотреть на христианский мир и на наши действия в нашем мире. Может быть, вам покажется, что я слишком нападаю на нас; нет, я говорил истину и еще не высказал ее вполне. Впрочем, дух христианства не терпит никакого ослепления, а тем более народных предрассудков, потому что они разъединяют людей более всего.