Что бы оно ни было!
Но, пожалуй, заявить об этом вслух будет перебором даже для дерзкой и резкой попаданки... По крайней мере, до тех пор, пока на ее месте выступаю я: у меня-то инстинкт самосохранения работает!
Я вспомнила сцену с богатырями.
Ну… пунктирно, но работает!
Только делать-то мне теперь что?
И как ответ на этот вопрос, ниспосланный небесами (хотя на самом деле — одной чересчур мудрой каргой, затащившей меня в этот мир), на площадь, где собрались селяне, вылетел пес.
Знакомый пес песочной масти вылетел с той стороны, откуда мы пришли с Булатом и моим проводником, заставив толпу шарахнуться в стороны и зашушукаться, остановился, вывалив язык и тяжело поводя боками — но при этом все равно настороженно зыркая по сторонам и чутко ловя ушами звуки вокруг…
Пса было впору пожалеть, и я пообещала себе, что непременно пожалею, но позже, а сейчас…
— Вот тебя-то мне и надо! — обрадовалась я. — Есть работа!
Пес ошалело присел и попятился — словно не он только что мчался ко мне, не жалея лап.
Н-да, рабочий энтузиазм налицо…
Поманив кобеля пальцем (и пусть не притворяется, что не понимает, я прекрасно помню, что он не только человеческую речь понимает, но и читать умеет — не зря же старуха в том сне ему книгу показывала?), я развернулась, и пошла к сараю, где и состоялись переговоры высоких сторон: Елены и.о. Премудрой и чуды-юды лесной.
Пес притворяться не стал — потрусил за мной и в сарай послушно зашел.
Я прикрыла дверь и присела перед песьей мордой и вполголоса, чтобы точно не услышали за толстыми бревенчатыми стенами, обрисовала ситуацию в общих чертах:
— Пару дней назад кто-то из местных притащил в деревню что-то, принадлежащее лесной нечисти, и теперь нечисть пытается вернуть это обратно, попутно причиняя ущерб благосостоянию жителей Малых Елей. Настроена она решительно: несмотря на боязнь петушиного крика, упорно возвращается в деревню. Изгнать ее я не могу: во-первых, я и близко не ваша прошлая ведьма, во-вторых, я её попросту боюсь! Поэтому остается один вариант: найти то, что у нее умыкнули, и вернуть.
Убедившись, вводная часть псу понятна, я перешла непосредственно к постановке задачи:
— Сейчас я покажу тебе место, где оно стояло. Ты запомнишь запах и попробуешь найти что-то, что пахнет похоже. Начнем с тех дворов, где кто-то накануне ходил в лес, если не поможет — будем проверять всплошную. И не кривись так, это твоя работа!
Укоризненный взгляд стал мне ответом, как бы говоря: “Моя работа — тебя оберегать!”, но я уже увидела способ решить проблему, которая казалась нерешаемой, и не собиралась так легко сдаваться:
— А думаешь, если меня на вилы поднимать придут, легче придется? Вот и не доводи до этого!
Пес одарил меня еще одним укоризненным взглядом, но все же встал, и не дожидаясь моих указаний, принялся вдумчиво обнюхивать земляной пол там, где его взрыхлили копыта жуткого существа.
То-то же! Будешь знать, как фейспалмы мне тут демонстрировать...
— Будем искать с собаками! — объявила я местным, когда пес наконец-то счел, что снюхал весь след, и изъявил готовность приступить к оперативно-розыскным мероприятиям. — Начнем с уважаемого гончара Демьяна.
— Матушка Премудрая, — подал голос староста, — А может, просто изгнать?
— Могу и изгнать. — Я нехорошо улыбнулась. — Вам идти-то есть куда, люди добрые?
Жители Малых Елок смолкли, услышав мой вопрос.
Староста понятливо подсказал:
— Подворье Демьяна там!
Не то чтобы я так уж прониклась добрыми чувствами к нечисти за эти два дня — просто уж лучше пусть они меня побаиваются, чем поймут, что никого никуда изгнать я не смогу по техническим причинам.
Первое время пес шел по следу неуверенно — видно, раньше ему носом работать не доводилось. Но освоился быстро, не отнять, и шустро припустил вперед.
Обежал подворье гончара по кругу, прочесал двор, нырнул в дом (оттуда, вопреки моим ожиданиям, не раздался истошный женский визг — видно, хозяйка была здесь же, снаружи). Минут через десять выскочив из избы (мне показалось, или он при этом и впрямь облизнулся?) и исчез в сарае. Сарай проверил и, вернувшись ко мне, отрицательно мотнул головой: чудой-юдой не пахнет.
Порядок проверки я решила не менять — вот как рассказывали, в таком порядке и дворы проверять станем. А то я ведь в местных политесах и иерархии мало понимаю, нанесу еще смертельную обиду кому ненароком...
Не нанесла: ни у одного из заявленных подозреваемых не было обнаружено вещественных (вернее сказать, ольфакторных) доказательств вины.
Что ж, переходим к плану “Б”!
Первым делом мой четвероногий безымянный друг обежал деревню по периметру. Вид имел деловой, сосредоточенный. Производил при этом сильное впечатление: собака с нахмуренным лбом — зрелище не рядовое.
Понимая, что оборжать союзника в присутствии множества зрителей — так себе решение, я старательно удерживала серьезное лицо, и даже немножечко хмурилась: пусть местные видят, что я девушка суровая, к легкомыслию не склонная и к проблемам вверенного моей опеке населения отношусь со всей серьезностью.
К тому же, насколько я помню из уроков истории, а больше из художественных источников, скот для средневекового деревенского жителя — это и есть серьезно, и утрата приплода от него если и не грозит хозяйской семье голодом, то пробивает серьезную брешь в ее годовом-полугодовом бюджете…
К сараю, который пристроился как раз примерно посреди деревни и очевидно считался общественным достоянием, потому что староста за всех счел нужным пояснить: “а тута у нас хранится… всякое!”, — пес подошел тогда, когда я уже начала думать, что затея была дурацкая и не пора ли отступать огородами на Булат-экспресс до избушки. Там Гостемил Искрыч, он меня в обиду не даст.
Подошел, обнюхал, поскреб лапой дверь.
Староста любезно откинул для него щеколду, а потом мудро отошел на безопасное расстояние.
Сначала изнутри не доносилось ни звука. А потом…
Визг, рычание, грохот, снова визг!..
Шум нарастал, а потом оборвался на самой напряженной ноте.
Все замерли, не зная что делать.
— Заглянуть бы… — нерешительно предложил староста, неловко переступив с ноги на ногу.
Я шевельнула бровью: мол, инициатива наказуема — делай!
Но он только вздохнул тяжело, и не двинулся с места.
А потом в повисшей тишине зловеще скрипнула, отворяясь, дверь общинного склада, и оттуда вышел… вышло…
Вышел мой пес с добычей.
У добычи было нелепое тело — прямостоячее, но как-то неуверенно, будто коза на задние ноги встала, разве что чуть покрупнее. А еще у добычи были огромные желтые глаза в пушистых ресницах, розовый пятачок и два развесистых уха, как и полагается всякому поросенку.
Вот прихватив зубами одно из этих роскошных, удобнейших ушей, пес его из склада и вывел.
Чудо-юдыш шел скособочившись в сторону сурового поводыря и выглядел потрепанным, взъерошенным и бесконечно несчастным.
— Эт-то что еще за… Батюшки-святы, ох и образина! Да что ж это деется, люди добрые! — загомонили селяне, как-то нехорошо, недобро надвинувшись вперед.
— А ну, цыц!
Это я вспомнила, кто тут вообще-то и.о. Премудрой, и, как следствие, отвечает за разумное поведение (правда, не очень уверенно и не всегда… словом, насколько может — настолько и отвечает).
— Ну и чего тебе, неслух, дома не сиделось? — я неторопливо и уверенно пошла вперед, всем своим видом показывая, что уж я-то точно детей не боюсь, и не важно, какой они видовой принадлежности (на самом деле, очень даже боюсь — но справедливости ради, и впрямь не важно, какой они видовой принадлежности).
Остановилась, сверху вниз глядя на чудо-юдыша:
— Отчего не вышел, когда мать звала?
— Му-у-у! — неожиданно отозвалось дитятко.
С его общим видом (и поведением) я ожидала бы скорее “Хрю!”, и оно уж точно не прозвучало бы так жалобно.
А пес метнул на меня выразительный взгляд.
Но промолчал: пасть-то занята — добычи своей он из строгих воспитующих зубов так и не выпустил.
— Потом дом расскажешь! — утешила я пса.
Взгляд стал еще выразительней, но с нотками укоризны. Я спохватилась — говорящий же у меня конь, а не пес и не кот! Но кто бы на моем месте не запутался, кто из это братии разумный, а кто — просто говорящий? Впрочем, извиняться и расшаркиваться было некогда.
Подойдя к чуду-юдышу, я с потрясшей саму меня решительностью протянула ему руку:
— Пойдем. Отведу тебя к матери.
— Хрю-у-у-у!
Вот теперь он завопил, сообразно своему облику, оглушив этой сообразностью не только меня, а, наверное, и всё село, и рванулся ко мне так, что чуть не оставил ухо в пасти пса, не ожидавшего такой резвости, а оттого не успевшего разжать челюсти.
К выходу из деревни я пошла уверенной, плавной походкой, высоко подняв голову — чтобы кокошник гордо смотрел в небеса, а сарафан царственно плыл…
На мне, правда, не было ни кокошника, ни сарафана — но кого волнуют такие мелочи при наличии тренированного воображения?
Я была уверена, что чудо-юдыш прыснет в сторону, стоит лишь нам выйти за ворота, и даже готовилась поберечь руку и вовремя выпустить его, когда дернется. Но нет, лесной ребенок шел рядом со мной, как пришитый, еще и поглядывал на меня пугливо, дурошлеп… Пес, кстати, его поймавший и рысивший рядом, эту святую наивность совершенно не пугал.
Все же, в Премудром урочище у местных хозяек репутация жесткая.
Она появилась, когда мы подошли уже к самой опушке.
Возникла из кустов, в которых казалось бы, и собаке не спрятаться, не то что эдакой туше — а вот поди ж ты!
Появилась, и замерла, настороженно глядя на меня желтыми глазищами.
Детеныш тоже замер испуганным сусликом, но я отчетливо чувствовала, как подрагивает в моей руке его лапа.
Разжав ладонь, я подтолкнула его вперед — и тот скакнул с места, размазавшись в воздухе неясной тенью, а снова возник уже за надежной материнской спиной.