А на выдохе — выплеснулась из меня вовне, растеклась, разлилась вокруг. Но это уже была моя сила, родная, ощущаемая как часть себя.
И, затопив с головой всё вокруг, она неостановимо разливалась дальше, укрывая мой лес, мою деревню, с каждым вдохом умножаясь во мне, с каждым выдохом — прибывая снаружи …
И можно было бы больше никуда не идти — я и так уже ощущала всё окрест, как саму себя. Но мне просто нравилось идти по моему лесу.
Чужака я ощутила издали. Да не простого чужака — от него тоже тянуло силой. Колдун.
Не желая ни рисковать здоровьем хоть своим, хоть Ильи, ни дать незванному гостю сбежать, я просто окутала его силой, спеленала одеялом, как младенца. И только затем позвала богатыря:
— Илюш, гость у нас. — И, опережая движение, которым он потянулся к мечу, призналась. — Я связала его, но все равно, надо поспешить. Как бы я его своими вязанками не угробила…
Илья молча оттер меня плечом, вынул-таки меч (видно, к моим вязальным способностям у него доверия было еще меньше, чем у меня), и попер вперед танком.
А я что? Я сзади побрела: все равно мне с мужиками не драться, а если здраво рассудить, так это грамотная стратегическая расстановка сил нашего маленького отряда: танк впереди, маг за его спиной…
Но мыслишка о том, что зря, зря я Алешу с хвоста сбросила, в голове все же крутилась. Сейчас бы за милую душу выпнула его если не перед Ильей (а то бы Илья мне такое позволил!), то плечом к плечу с моим богатырем. Глядишь, враг бы Алешей и соблазнился!
И с этими кровожадными мыслями я и шла за Ильей — цепко держа чужака своей силой.
Ему это, конечно, вряд ли добавляло комфорта, а вот мне спокойствия — так вполне.
Сквозь древесные стволы забрезжил свет, и из-под древесных сводов мы вышли на поляну — так себе, не то что поляна, скорее, проплешина, только и хватает на то чтобы кроны соседних деревьев над ней не смыкались.
А чужак оказался и впрямь чужаком, не чужачкой. Лежал себе на траве ровно по центру поляны, вытянувшись во весь рост, спеленутый зеленоватым облаком моей силы, как куколка диковинного насекомого.
Ну и что с ним делать? Брать кокон и к Настасье тащить? Да так себе идея, честно говоря: если слишком часто просить у соседей помощи, то либо так им надоешь, что в самый важный момент останешься без помощи, либо однажды соседи перестанут считать себя соседями, и сочтут хозяевами.
Хотя, казалось бы, мне до этого дела быть не должно, я же все равно отсюда свалю, как только найду способ, но мысль эта была неприятна. Царапала.
Так что к Искуснице я не пойду. Сперва сама разобраться попробую.
Подумала так, да и придавила его силу — своей. И только после этого потянула на себя спеленавший незнакомца кокон.
Само как-то получилось, но получилось отменно!
Вон, и чужак это отметил: дернулся, затрепыхался. Наверное, это тяжело, всю жизнь чувствовать свою силу, знать ее, срастись с ней — и в один миг понять, что дотянуться до нее не можешь. Вряд ли кому-то такое понравилось бы — но мне тоже не нравились чужаки, гуляющие по моей территории без спроса, не нравилось, что мог бы сделать с неумехой вроде меня опытный и хитрый колдун, а больше всего мне не нравилось, что сила моя, отозванная, растеклась по поляне, завихрилась, заклубилась — и собралась в одном месте, подсветив его зеленью.
Видимо, это и имела в виду настасья, когда писала в своей инструктаже “сила тебе покажет, где творилась волшба, которую найти хочешь”.
И надо же, как интересно вышло: именно рядом с этим местом я и застукала чужака.
А он, между тем, совсем в себя пришел, поднялся, отряхнулся. Красавец нарядный оказался — глаз не оторвать: золотистые кудри, голубые глаза, кафтан (если это, конечно, кафтан называется, а не как-то иначе) красный, золотом вышит, и шапка ему подстать. Сапоги, слава богу, просто красные, без золота.
Сложен тоже неплохо: высокий, кость тонкая, плечи широкие. Черты лица правильные — как на картинке.
На мой взгляд и Илье, с его тяжеловесным спокойствием, и даже Алеше, похожему на поджарого волка-переростка, чужак проигрывал, очень уж сахарный. Но тут уж дела вкуса.
— Вы кто такие?
Можно было бы подумать, что этот вопрос задала я — но нет, у меня только что, прямо на глазах, прямо из-под носа, украли реплику.
Вместо ответа я чуть приподняла брови. Ладно, вру — брови сами приподнялись. Спасибо большому опыту покер-фейса, что на лоб не полезли!
Илья потянул из ножен меч, взмахнул им, и я вздрогнула: как-так? Убить просто за хамство? Но… а допросить?!
Но Илья, рыкнуы “Шапку долой, сопляк! На колени”, виртуозно сбил ее с головы наглеца мечом, не дожидаясь, пока тот исполнит требование. А потом плашмя шлепнув чужака клинком по плечу, опустил его на землю — в прямом смысле слова.
— А. Хозяйка! — язвительно кривя рот, сделал правильные выводы чужак.
До чего интересный парень!
Я обошла его по кругу, с любопытством разглядывая.
— И как? Хорош?
Насмешки у него в голосе было хоть отбавляй. Не похоже, что Илюшин педагогический прием пошел гостю впрок.
Жалостливо взглянув, уточнила:
— Тебе как? Честно или чтобы не обидно?
Он в ответ губы покривил в усмешке, самоуверенный до крайности молодой мужчина, привыкший ронять женщин в обморок одни своим присутствием.
Наверное, чуть раньше и я бы вполне могла урониться — красивый, гордый, в глазах читается ум и харктер. Но всё, поздно, у меня иммунитет. Спасибо Настасье, и, не думала, что когда-нибудь это скажу, Мирославе.
— Кто таков? — перешла я к допросу.
Раз уж Илья его не пришиб, хе-хе!
— А что, ведьма, сама разве вызнать не можешь? Премудрости не хватает? — по-волчьи ощерился чужак.
Хэк! — кулак Ильи смачно впечатался хаму в солнечное сплетение.
— Не мочь хулить матушку Премудрую!
Назидательное посыл Ильи эффекта не произвел: добытый нами пленник держался за грудь и живот, сплевывал, но смотрел по-прежнему со злобой.
— Кто таков? — повторила я ласково, как убогонькому.
Он не ответил. Хамить, правда, больше не решился.
Мне оставалось только вздохнуть и повернуться к Илье:
— Поучи его уму-разуму, что ли, — взгляд богатыря, обращенный к чужаку, сделался откровенно недобрым. — А я… прогуляюсь до того края полянки. Веночек себе сплету…
И побрела неспешно, куда сказано, демонстративно-прогулочным шагом, размышляя о том, что чего-то я в Илюше не рассмотрела. В жизни бы не подумала, что он может быть таким… таким. А с другой стороны, что я вообще знаю о жизни богатыря до грымзы-Мирославы? Он ведь на княжьей заставе — второй человек.
Был. До Мирославы.
Но ведь был же! И вряд ли среди побратимов он такой же добродушный и снисходительный, как рядом со мной. Сожрали бы давно.
— Стой, Премудрая! Не надо… Я так скажу.
Возвращалась я неохотно, и неохоту эту всеми силами выказывала: он меня тут обидел, а я из-за него буду кроссовки зазря бить?
Они у меня, между прочим, единственные, других взять мне тут негде!
Вернулась. Молча изучила натюрморт. Нет, натюрморт — это неживая природа, а этот пока вполне себе жив-здоров. Так что — пейзаж. Ладно, ладно, портрет!
Илья тоже разглядывал “портрет”, но так он обычно смотрит на чурбак, прикидывая, выйдет ли что дельное из него смастерить, или только в дрова?
Пленник молчал, зыркая на меня исподлобья. На Илью он демонстративно не смотрел.
— Кто такой, тебя спрашиваю! — сердечным тоном напомнила я.
— Иван я, — буркнул пленник.
— Царевич? — взыграло во мне любопытство.
— Да по всему выходит, что дурак… — мрачно буркнул он.
И я в ответ обрадовалась:
— Ты смотри-ка, он еще и самокритичный! — и глумливо предложила Илье, — Давай его себе заберем!
Иван дернулся, но волевое усилие — и моя магия снова спеленала ему руки и ноги.
— Да куда ж его денешь, такого красивого? — вздохнул Илья.
И, как мешок с зерном, взвалил красного молодца на плечо.
И то верно. А допросить мы его и дома можем. В Премудром урочище он, небось, посговорчивее станет!
А возле Булата мы встретили Алешу, который успел справиться с заданием, порыскать по округе и вернуться к лошадям, чтобы не разминуться с нами.
— Ого! Да ты, братец, я смотрю, с добычей! Придется мне Елену Премудрую к себе на седло взять!
— Что?! — сказали мы с Булатом дуэтом.
Алеша невинно вскинул бровки домиком:
— Так троих-то везти — не долго и коня надорвать!
— Нужда встанет — так и пятерых увезу, не надорвусь! — мрачно отрезал Булат.
А Илья ничего не сказал.
Просто сгрузил добытого нами Ивана вороному на седло. Алеша выдал под нос что-то досадливое, и дискуссия увяла сама собой.
Увять-то увяла, но след оставила: внутри меня бурлила злость. И всё на ту же тему.
Хозяйки здешних земель Алеша во мне не видел.
И о передачи меня с седла на седло договаривался с братом, как о безмозглой поклаже.
Когда я уже сидела верхом, и Илья надежно придерживал меня, чтобы не чебурахнулась Премудрая с верхотуры конской спины, да и не свернула себе шею, осиротив урочище, мелькнула у меня мысль — взять, да и приказать Булатику вернуть нас домой скоком.
Но… В лесу царил еще не вечер, но предчувствие его. Безумный долгий день близился к концу.
Оставить Алешу, отягощенного беспомощным пленником, в лесу, где вскоре проснется всякая жуть — пусть и соблазнительно, но чрезмерно.
Колья забора показались впереди и на душе почему-то потеплело. Даже и черепа уже не пугали.
Ворота распахнулись, не понадобилось и приказывать.
Во дворе, стоило нам спешиться, Илья повел Булата к яслям — расседлывать, кормить и что там еще положено хорошему хозяину делать с конем, которого весь день гоняли туда-сюда?
— Куда этого? — спросил Алеша, хлопнув Ивана по спине.
Я прикинула: получалось, что особо с содержанием пленников в Премудром урочище не разгуляешься.
— В баню давай. И развязать не забудь!