Прекрасная скривила красивые губы, качнула головой своим мыслям — и словно вынырнула из транса.
Взглядом повела, прикрикнула грозно:
— Лушка! Отчего стол до сих пор не прибран, угощения нет?!
Серая тень заметалась совсем уж на сверхъестественных скоростях, размытым мельканием. В один миг опустел разоренный стол, чистая скатерть взмахнула бахромой по краям, как птица крыльями, а на столе возникли свежие угощения.
Властимира оглядела итог — а взгляд уже снова спокойный, взгляд холеной, уверенной в себе женщины — кивнула и заново пригласила меня к столу. Прибавив:
— Да не бери в голову дурного, не стану я тебе потраву учинять.
Усмехнулась невесело:
— Я теперь чуть не первая твоя союзница…
Да, я так и поверила. Хотя в то, что тебе Василисы под боком больше не надо — пожалуй, что и поверю.
Прекрасная мрачно разломила хлеб и приступила к трапезе.
Я тоже не стала ломаться: день сегодня выдался непростой, всё, съеденное с утра, я успела сжечь в топке беготни и переживаний.
Некоторое время мы жевали: Властимира — красиво, я — сосредоточенно. В тишине витал лишь стук ложек и наши невеселые мысли.
И только когда Премудрая взялась разливать по кубкам сбитень, сперва мне, как гостье, а после и себе, и в избе одуряюще запахло медом и малиной, а серая тень-Лушка водрузила на стол поднос с пирогами, я озвучила то, что меня беспокоило:
— Нет, не сходятся у меня в этой истории концы с концами! Василиса ко мне пришла миром договариваться, а сразу после нее и за помощью для детей их отец явился. Да только заболели-то дети еще раньше, накануне!
— Вот ведь, стервь, — вздохнула Властимира. — Уговор у нас другой был. Собиралась она тебя на честный бой выкликать, как предки повелели, коли добром место уступать откажешься. Вернее — сказывала, что собирается. А коль народишко морить она взялась прежде, чем к тебе явилась, так выходит, что и врала… И стало быть, две вас, дуры, на Премудрое-то урочище. Одна счастья своего не ведает, от силы, да власти, да долгих лет жизни отказаться готова. Другая так к силе рвется, что сама себя всякой возможности ту силу обрести, и лишила!
Будь я кошкой — у меня бы уши топориком встали и усы встопорщились в этот момент. Но спросила я равнодушно, с ленцой:
— Каким это образом она себя возможности силу обрести лишила?
Прекрасная посмотрела на меня остро, цепко. Из-под моложавой ухоженной тетки, попавшей впросак с подругой, выглянула ведьма. Хорошо пожившая, опытная. Она, эта ведьма, мгновение поколебалась (я ощутила это мгновение весьма четко, как будто весы качались, выбирая, какой чашей склониться) и решилась:
— Урочище не всякую ведьму принимает. И не в том лишь дело, что не всякая ведьма силу от урочища перенять способна, а оттого не всякая в хозяйки и годится. А в том, в первую голову, что Хозяйка-то хозяйкой зовется, да на деле больше — хранительница. А что ж это за хранительница, коли она земле своей вред учинить способна? Не бывать такому. И ведьме такой хозяйкой — не бывать.
Оу… Оу! Ого! Какие, однако, открываются подробности! Какие перспективы! Нет, эту тему, определенно, надо развить!
— А чего ж ты подруженьку свою вовремя не предупредила?
Прекрасная только руками сердито всплеснула на моё ехидство:
— Да нельзя о таком говорить! Неужто не понимаешь? Я тебе-то сказала, как хозяйка — хозяйке, да и то не след бы, своим умом должна дойти. А уж чужим-то и вовсе о том знать не надобно!
Я только хмыкнула мысленно: дружба — дружбой, а служба — службой. И какой бы подружкой Василиса Властимире не была, а всё равно — чужая.
Я задумчиво призналась:
— Всё равно не понимаю. Зачем она с мором-то связалась, если собиралась мое место на дорогу в наш мир выменять?
— А не дождалась. Всегда-то ей терпения не хватало, всегда хотелось всего и сразу. Осталась бы подле матери — сейчас бы уже, верно, место материно приняла. Так нет же, не восхотела ждать, годы свои молодые тратить, замуж выскочила. Муж-то ее любил да баловал, учил не таясь — так мало ей стало. В ученицы, в преемницы к Премудрой набиваться стала. Высмеяла ее твоя Мирослава: где ты, молодка, видала, чтобы над урочищем хозяйкой была баба мужатая? Так эта свиристелка от мужа ушла! Брачные обеты разорвала! Ох, и хлестнуло по ней тогда… У меня она здесь отлеживалась: кровь не затворялась, сила… в ней не то что сила — душа в теле не держалась. Думала, отойдет подруженька к богам, уж больно великую плату они с нее за порушенные клятвы взяли. Ан нет — опамятовалась, ожила. Да только Премудрой она ни мужатая, ни безмужняя нужна не была: погнала ее карга старая со двора, да спасибо, хоть не прокляла в сердцах, с нее сталось бы. Я и по сей день думаю, что прогадала Мирослава, не нашла бы она лучшей ученицы — уж больно обе нравом схожи да горды безмерно!
Она продолжала что-то говорить, а я… Я думала о том, что безмерно устала от всей этой истории. Я просто хочу, чтобы все закончилось.
И когда Властимира посмотрела на меня, я поймала ее взгляд. И не отпустила.
— Ее ведь больше нет в том убежище, что ты ей указала, верно?
— Верно.
— Но ты знаешь, где она может быть?
Молчание. Тягучее, густое – как лесной мед, которым кланялись мне чада Премудрого урочища.
Прекрасная молча встала и вышла из-за стола, только стукнула задетая богатым подолом лавка. Меня окатило разочарование: я ведь уверена была, что Властимира в этот раз примет мою сторону. Не простит подруге ее паскудства.
А она… выходит, ей важнее то, что я – чужая, а Василиса своя, а что подлости творит, так это Прекрасной не касается, раз не на ее землях подруженька резвится. Пусть Прекрасная с Искусницей сами и разбираются.
Кажется, мне пора. Ничего я здесь не добьюсь.
— Вот.
Клубок глухо стукнул о стол в тот самый момент, когда я, кусая губы от досады, усталости и желания сказать хозяйке много чего приятного, встала.
И пока я глядела моток, выглядящий обычной серо-бурой шерстяной пряжей, не в силах поверить, что и он тоже настоящий и существует не только в сказках, Прекрасная продолжила:
— Хоть ты и права, что на старом месте Василисы уж и след простыл, но где она нынче схоронится, мне не ведомо. Так что володей, соседушка. Как сыщешь Василиску — воротишь. Иль на зеркальце сменяешь!
Властимира улыбнулась, и я с трудом удержалась, чтобы не сглотнуть: вот и красивая она, и ухоженная, и держать себя умеет… а улыбка все равно вышла, как волчий оскал.
Кланялась я ей искренне, в пояс, с благодарностью и уважением.
— Не-е-ет! — Булат замотал гривастой башкой. — Не, хозяйка, с седла ты за ним не уследишь. Это пакость такая, что за ней только ноженьками!
Ну, я, в принципе, примерно так почему-то и думала.
Клубок с моей руке выглядел обычным и неказистым. Настолько, что еще пару дней назад я бы легко смогла поверить в то, что Прекрасная меня разыграла. Сегодня же что-то во мне изменилось. Я не думала, я просто знала: этот моток шерсти, такой заурядный, действительно способен привести меня к цели.
К любой цели.
Нужно отыскать новое убежище Василисы? Легко. Её саму? Запросто. Дорогу домой? Только поставь задачу!
Ну как, Премудрая, выдержишь? Справишься с искушением?
И, прислушавшись к себе, я с удивлением поняла — а никакого искушения и нет.
Желание вернуться домой отдалилось и поблекло на фоне беды, случившейся с Ильей.
Я хочу вернуться домой — но не ценой жизни и здоровья моего богатыря.
Так что…
Я опустила руку, пальцы разжались. Клубок упал к моим ногам на тропу — или тропа сама расстелилась от моих ног? Не знаю. Но что с ним нужно делать, я знала точно, и мысленный приказ прозвучал четко, без тени сомнений, без следа колебаний:
«Укажи мне путь к Василисе».
Фас!
Глава 14
Лес Прекрасных скрипел сердито, качал ветвями, норовил ухватить сучком за волосы — но я не забывала кланяться, уворачиваясь, и знай себе спешила за волшебным проводником. Потом вышли в лес Премудрых, но быстро миновали — то ли Василиса поспешила проскочить мои владения краем, то ли урочище заботливо толкало хозяйке под ноги короткую тропу.
Границу с землями Кащея я ощутила четко. Впервые, пожалуй, почувствовав, что она — есть, и это не воображаемая черта, проведенная соседскими договоренностями. Здесь даже дышалось иначе, чем в ведьмовских урочищах. И сила здесь была другой.
Этот лес был сер и хмур, и не было ему дело ни до меня, ни до моей противницы — и если Василиса ждала получить от него помощь, то просчиталась.
И даже если она рассчитывала не на помощь, а только на то, что здесь у нее будет выигрыш в знании местности, то и здесь она ошиблась: реализовать это преимущество я ей не дам. Не тогда, когда меня ведет волшебный клубочек.
Ну почему она не могла полюбовно договориться? Давно бы уже обе получили, чего хотели! Тропа гладко ложилась под ногами, и я все спешила по ней все скорее и скорее, желая закончить уже со всем этим, подгоняемая злостью и досадой.
Вот мелькнуло меж ветвей лазоревое платье, и я вскипела азартом, поняла: догоняю! Выдыхается, ведьма!
Не устроила бы ловушки, ведьма.
Не подловила бы на горячке погони.
Страх мазнул крылом, заставил собраться. Но даже если впереди и впрямь ловушка, если усталость Василисы — притворство, это не меняло ничего. С меня хватит. Наше противостояние должно быть закончено здесь и сейчас.
И, словно отзываясь на эти мысли, расступились в стороны деревья, и на прогалине лицом к лицу встретила меня Василиса.
Видно, она тоже устала. И тоже решила, что хватит — разберемся между собой здесь и сейчас!
От полетевшей мне в лицо черной тени я прикрылась рукавом, и тень, вместо того чтобы меня иссушить, бессильно стекла по раскрывшемуся щиту, обдав меня запахом тлена. Швырнула в ответ клубящейся, злой сырой силой, с облегчением осознавая, что не подвела защита, выстояла, радуясь: раз Василиска в врукопашную пошла, значит, нет здесь ловушки!