— Булат, — тихо и спокойно сказала я. — Сгинь-ка ты на пару часов, а то на колбасу пущу.
Вряд ли конь богатырский знал что такое колбаса, но посыл уловил верно. Попятился, присел на задние ноги, прянул ушами и был таков.
После этого глобально-разрушительного осознания мир, кружащийся вокруг меня, закружился как-то еще быстрее, но при этом воспринимался словно в тумане. Настасья откланялась, но за ней появились богатыри, они потянулись ко мне по цепочке, снимали шапки, кланялись, благодарили. На полном серьезе!
Я сидела с каменным лицом (потому что стоять с ним все еще пока что не могла) и офигевала.
То есть моя предшественница Илью заколдовала, потом заставила мне служить, потом мы разругались, потому что я его брата в птичку превратила, и он в одну каску (да, в одну! ничего не знаю ни про какую богатырскую рать!) отправился по моей вине ведьму рубить, чудом не погиб, я его насильно женив на себе все таки спасла и…
Все, из всех этих событий в богатырских головах отложилось только как-то последнее, так что я не разрушительница, а спасительница, и надо меня чествовать.
На самом деле за этим бубубу скрывалось острое чувство неловкости и я просто не знала, куда себя день и что делать, чтобы от него (и желательно от богатырей!) избавиться.
А потому сбежала к Илье под предлогом того, что приглядывать за спасенным все еще надо.
С ним у меня тоже чувство неловкости, но оно все как-то роднее!
Однако и тут меня ждал подвох. Теперь уже к нам, а не ко мне потянулись побратимы с дарами. Я смотрела на растущую возле лавок горку и кручинилась. А потом они и вовсе волхва притащили.
Он ходил по комнате в медвежьей шкуре, когти которой волочились по полу, бубнел что-то сквозь деревянну маску, размахивал слабо курящимися травами. И что-то мерещилось мне на грани ощущений, какие-то движения сил, но иных, ведьме неподвластных…
И от усталости, напряжения, непонимания того, что будет дальше, уже хотелось то ли орать на всех, то ли плакать.
Но я держалась. Кажется.
Только невольно жалась к Илье, который уже давно поднялся с лавки, да все дары и слова принимал поклонами и, словно что-то почувствовав, полностью взял на себя все формальности связанные с нашим скоростным бракосочетанием, как будто все оно так и планировалось.
А потом меня посетила гениальная мысль: раз он во всем этом куда лучше меня разбирается, вот пусть и разбирается, как мне от всего этого сейчас избавиться, ибо сил у ведьмы больше нет.
И, воспользовавшись кратковременной передышкой, я тронула богатыря за рукав и прошептала так, чтобы услышал только он:
— Илья, а можно нам… домой?
Мужчина в ответ сжал мою ладонь и зычно произнес:
— Благодарю вас братья, за поздравления да за дары щедрые. Но пора нам и честь знать.
Так просто! — мысленно восхитилась я.
Богатыри переглянулись да заулыбались.
И тут до меня дошло, что ни фига не просто.
Впереди меня ожидала первая брачная ночь.
Копыта Булата грохнули о подворье, зажглись черепа на частоколе, признавая хозяйку. Интересно, это энергосбережение работает и в мое отсутствие почем зря не светит, или что?..
Илья соскочил с конской спины, протянул ко мне руки.
В мгновение, когда мои ладони уперлись в богатырские плечи, а его — стиснули мою талию, и я ненадолго взлетела в воздух, у меня перехватило дыхание, внутри сладко екнуло и больше всего на свете хотелось, чтобы Илья меня больше не отпускал.
Он и не отпускал.
Понятливый Булат бесшумно испарился будто он не конь, а дух лесной, а мы остались на темном, холодном дворе перед избой.
Плечи щипало холодом, а вот щеки горели.
И тянуть было уже больше совсем никак нельзя, но отчаянно хотелось.
— Илья…
— Елена…
Мы заговорили одновременно и одновременно замолкли. Мне отчаянно хотелось узнать, что именно он собирался сказать, но просить озвучить первым казалось нечестным. Я все же должна ему сначала все объяснить, что произошло, а дальше будь, что будет.
Я сглотнула, не выпуская мужскую рубашку из пальцев. Впрочем и он мою талию выпускать не торопился.
— Илья, я тебя обманула, — собрав волю в кулак призналась я, решительно вскидывая глаза. Слово мне не нравилось. Но другого я находила. — Мне нужно было, чтобы ты на мне женился, чтобы я могла тебя спасти. Призвать духов-защитниц к моему мужу. У меня не было другого выхода.
Мой голос дрогнул, Илья открыл рот, но я не дала ему ничего сказать, и затараторила дальше, торопясь избавиться от деталей и, хорошо бы, закрыть эту тему.
— Но ты не переживай, тебя это ни к чему не обязывает. Ну почти. Нам нужно сегодня подле друг друга ночь провести, пока духи присматривают, а потом тебе год нельзя будет с другими женщинами… ну… нельзя, — сила воли меня покинула, и я опустила глаза, очень стараясь не жмуриться. — А через год договор развеется и все… я не хотела тебя обманывать, но мне важно было, чтобы ты жил, понимаешь? И нужно было, чтобы ты ради меня согласился, а не ради спасения. Не сердись, ладно? Вернее, нет, ты сердись, конечно, имеешь полное право, только можно не прямо тут, а в доме и чтобы я села? А то если ты меня отпустишь, то я упаду, а очень не хотелось бы, знаешь на сырой земле валяться, пока ты сердишься…
— Ты думаешь я совсем дурак, Еленушка? — вопросил в ответ на мою пламенную речь богатырь.
Выпускать он меня не стал, а голос звучал совсем не сердито, а тепло. И еще горько как-то.
— Я это сразу понял. Ну… как в себя пришел, так и понял. А до, конечно, задурила ты мне голову, но мне ли на это обиду держать?
Я почувствовала как у меня дрожат губы и торопливо вскинула глаза, чтобы проморгаться.
— Я очень за тебя испугалась.
— Все позади, Премудрая.
Ночь. Лес шумит, но это привычный шум, родной, совсем не страшный. Я, кажется, уже и различаю, где какая птица крикнет, а где совсем не птица и даже не зверь. Но на моем подворье спокойно. Черепа на частоколе отсвечивают зеленым.
Губы Ильи так близко. А от рук на талии так горячо.
Но я все же нахожу в себе силы сказать:
— Я собираюсь вернуться домой, Илья.
— Разве ты не дома? — богатырь обернулся на избу.
В сердце как-то тоскливо екнуло.
— Нет, я вернусь в свой мир. Может быть, даже прямо завтра. Узнаю только у Ивана, согласится ли он меня на месте Премудрой подменить.
— Ивана?
— Он справится, я знаю.
Чуйка подсказывала — верно, справится. Но и разве что подменить, не заменить. Но… я не отсюда, не моя это судьба, я этого не просила, у меня была другая жизнь и она мне нравилась! Я никому здесь ничего не должна, чай, разберутся!
А потому сама наконец нашла в себе силы отстраниться от богатырской груди.
— Пойдем в дом. Холодно.
Там было тепло и пахло так, что кружилась голова и текли слюни.
— Я уж думал вы там насмерть околеть решили, — ворчливо суетился Гостемил Искрыч, — у меня все готово, извольте уж откушать, молодожены!
В горнице наверху царил полумрак, разгоняемый только парой лучин. Сундуки темнели по углам неоформленными глыбами, с потолка свисали травы вперемешку с бусами и прочий ведьминский инвентарь. Комната была насквозь знакома и привычна, и вместе с тем…
Домовой расстелил перины прямо на полу. И то верно, на сундуках мы с Ильей вряд ли бы как-то умостились, вернее, я то бы да, а на богатыря у нас столько сундуков не наберется!
…надо было его еще раньше запрячь кровать смастерить, а то пока я сообразила…
…не то, чтобы мне раньше думалось, что нам с ним придется ее делить!
…хотя будем честны пару раз немножко думалось…
…но не с практической точки зрения, а исключительно фантастической!
…а чего он бедной девушке психику своим голым торсом раскачивает?!
Не знаю, какие мысли варились в светлой богатырской головушке, но на разложенное по полу ложе он, по-моему, тоже взирал без особой уверенности, что теперь со всем этим делать.
А, была не была, будем действовать дерзко и решительно, сейчас как разденусь и как лягу спать!
И, стеснительно отвернувшись, я стянула с себя сапоги, а следом и джинсы, оставшись только в родной уже рубашке, едва прикрывающей самое дорогое. После чего нырнула под одеяло и отвернулась к стене.
— Спокойной ночи, Илья.
Нам ведь действительно надо просто проспать рядом ночь.
Зажмурившись я слышала шорох. Раздевается. Шаги. Дуновение. Задул лучины. Снова шаги. Движение одеяла. Холодный воздух, цапнувший за пятки, но не успевший ничего откусить. Вздох. Укладывается.
Тишина.
Ну как — тишина.
Какая уж тут тишина, когда за окном шелестит, шуршит, иногда воет. Лес спит, но дышит…
И Илья рядом дышит.
И спине от его присутствия горячо и щекотно, хотя он меня даже не касается.
И я лежу, зажмурившись, сжимая в руках кусок одеяла.
И почему-то очень хочется плакать.
От напряжения? От облегчения?
Все хорошо, Василису — победила. Илью — спасла. Дорогу домой — нашла.
Радоваться надо, а не реветь.
Но радоваться почему-то не получается, а вот реветь — хочется невыносимо.
Я так испугалась. Я так устала.
Зачем, ну зачем старая ведьма втянула меня во все это?
Зачем связала наши судьбы?
А если я вернусь и договор, заключенный с хранительницами разорвется?
В глубине души я прекрасно понимала, что нет, но голова упорно твердила — а вдруг да? Как ты можешь его тут бросить?
Дура-дура, вот кроме тебя будто некому богатыря защищать. Нашлась воительница. Он, наверное, вообще с облегчением вздохнет, когда наконец не нужно уже будет дурную иномирную девицу опекать.
Впечатавшиееся в память ощущение ненасытных, безнадежных поцелуев на губах, навязчиво перебивало — не вздохнет.
Я не выдержала и перевернулась на другой бок, рискнув приоткрыть глаз. Илья тоже лежал ко мне спиной. В лунной темноте светилась рубашка и светлый ежик.