— Не знаю… Он вечером домой не вернулся. Я думала, они на рыбалку, а удочки все дома… может, вы видели?
— Кристиночка, ты не переживай, — успокоила Нина Сергеевна. — Ты что, ребят не знаешь? Убежали на реку, загулялись, погода хорошая. Болтаются где-то…
Повисла пауза.
— Из Кинешмы в Пухлому лети, лети, дирижабль…
Я оглянулся. Роман снял сапоги и тосковал вслух. Под сапогами обнаружились аутентичные портянки из толстой белой байки.
— А Глаша дома? — спросила Кристина.
— Глаша дома второй день, — ответила Нина Сергеевна. — Сидит наша Глаша. Мороженым объелась, ангину нагуляла. Представляешь, целое ведро слопала. Это мне назло! Что за дети пошли…
Я вчера видел Глашу, подумал я. На сцене. Большой поэтический успех…
— Да-да, конечно. Но вы точно не видели Костю? В городе или на реке?
— Нет, Кристиночка! Я вчера целый день на работе, потом у нас мероприятия.
Я спрошу у Глаши, может, она знает.
— Спасибо.
— Кристина, ты Феденьке позвони, — посоветовала Нина Сергеевна. — Он поможет.
Кристина убежала. Нина Сергеевна направилась к нам. Я закрыл дверь, испугался и сел на стул.
— Из Юрьевца в Кологрив по берегу осень спешит… — продолжал тосковать Роман.
В дверь деликатно постучали.
— Войдите, — сказал Роман.
Заглянула Нина Сергеевна с графином.
Кажется, на лестнице у нее графина не было…
— Здравствуйте, ребята! — жизнерадостно воскликнула Нина Сергеевна. — Как вы?
Я не знал, что ответить, поэтому сказал:
— Здравствуйте… Мы тут хотели поработать с утра, но…
— Вот и молодцы! — Нина Сергеевна вручила мне графин. — Молодцы!
— Спасибо!
Не знал, о чем говорить.
— Мы тут все приберем, — пообещал я.
— Можете не торопиться. Я водичку принесла. Или, может, вам чаю?
Разрухи в отделе Нина Сергеевна не замечала.
— Попозже, — сказал я.
— Хорошо. А где ваш друг?
Я огляделся, но увидел только Романа. Он, держась за стеллаж, поднимался с пола.
— Хазин пошел… в грязелечебницу, — нашелся я.
— Отлично! — обрадовалась Нина Сергеевна. — Там, кстати, собираются ванны возобновить.
— Это вряд ли, — сказал я. — Маловероятно.
— Почему?
— Тут радон в грязях.
— Что?
— Радон, — повторил я. — Превышение концентраций.
Я с сожалением вздохнул.
— Виктор, можно вас на минуточку? Буквально на пару слов?
Мы вышли. Нина Сергеевна выразительно поглядела на дверь отдела справочной литературы, и мы спустились на первый этаж.
Спуск по лестнице ударил по вестибулярному, на середине меня затошнило, а на последней ступеньке я ощутил мощный приступ изжоги.
Нина Сергеевна поджидала возле двери в кабинет.
— Виктор, я не очень поняла… — Нина Сергеевна напряженно смотрела на лестницу. — Про радон…
Изжога поразительной силы. Надо меньше думать. Чем короче мысли, тем меньше изжоги.
— У вас активированный уголь есть?
— Да. В аптечке.
Нина Сергеевна зашла в кабинет.
Я старался не смотреть на лестницу, тошнило от одного ее вида. Вчерашний день то и дело возникал в памяти, от него тоже тошнило. Дорогая водка, дешевые каламбуры, плюшевый дельфин. Вчера был дельфин, его забыла Аглая, а Хазин его украл… Думать короче. Пожалуй, на телевышку сегодня не решусь, мутит от одной мысли.
Появилась Нина Сергеевна с углем, протянула упаковку.
— Спасибо, — сказал я. — А…
— Берите-берите!
Уголь не повредит.
— Виктор, а я вот не очень хорошо поняла — что там насчет радона? — спросила Нина Сергеевна.
— Радон… Он в пластах… распространен в Центральной России, тут уж ничего не поделаешь…
— А уголь… он от радона помогает? — спросила Нина Сергеевна.
— Официально нет, — я взял пачку. — Но вы же понимаете…
— Две таблетки на десять килограммов веса?
— Примерно так, — я убрал уголь. — И, разумеется, чага. Спиртовый настой…
Опять затошнило, представил чагу и сказал:
— Мне пора, Нина Сергеевна. Сегодня еще на телевышку, вы меня понимаете?
— Да, безусловно… А когда…
— После обеда, — пообещал я. — Мы заберем Романа после обеда, ему надо отдохнуть перед вечерним шоу.
— А если…
— В гостинице дезинсекция, так что пока нельзя.
— Дезинсекция?
— Увы. Клопы-с. Многих покусали.
Я вышел из библиотеки.
Собирался в гостиницу — все-таки проспаться, вернуться в человеческий облик, съесть бульона… где-нибудь найти, пусть хоть кубик кипятильником заварить… однако перед библиотекой стояла «шестерка» Хазина, сам Хазин бодро менял фильтры на фотокамере. Худшая черта в Хазине — пьет и выглядит хорошо.
— Пора поработать, — сказал Хазин. — Я тут дорогу уточнил, кстати, надо поехать.
— Куда? На телевышку?
— В Заингирь. Или на Заингирь. Там жил Чичагин. На телевышку… потом.
Хазин сощурился и поглядел в объектив.
— Этот твой Пёдор мне все линзы заляпал… Своими жирными ментовскими пащелками…
— Вряд ли в Заингире хоть что-то осталось, — предположил я. — Двести лет все-таки прошло. Там пустынь.
— Да плевать, — отмахнулся Хазин. — Снимем какие-нибудь руины, снимем пустынь, все в копилку… Крыков, кстати, не объявлялся?
— Нет.
— Ну, если встал на лыжи…
Хазин поглядел на библиотеку.
— Да не, — покачал головой я. — Вряд ли. Он же не дурак. Все идет вроде ровненько, с чему ему на лыжи?
— Ровненько… — хмыкнул Хазин. — Ну да, ровней не бывает…
Хазин навел камеру на меня, сфотографировал.
— Ладно, пусть сам крутится. Поехали, Витенька, пока погода хорошая.
Хазин сфотографировал мимо меня.
— Эй! — на крыльце библиотеки показался Роман. — Эй, погодите!
— И Шмуля здесь, — ухмыльнулся Хазин. — Шмуля, а я твою саблю в ломбард отнес!
— Как?
— Шучу-шучу, — успокоил Хазин. — На заднем сиденье, забирай свою селедку.
Роман подбежал, заглянул в салон.
— Где?!
— Там, в диване… провалилась…
Роман забрался в машину и стал рыться в заднем диване.
— Вы едете в какой-то Заингирь? — спросил Роман.
— В Заингире адмирал Чичагин прожил свои лучшие годы, — сказал Хазин.
— Перед тем как отправиться на Русско-турецкую войну, адмирал приезжал сюда поклониться родной земле, — предположил я.
— Выпить воды из родного колодца, — подхватил Хазин. — Да, адмирал Чичагин рыл колодцы для крестьян и внедрял громоотводы в среде мещанства.
— Хазин! — испуганным голосом проговорил Роман. — Ты что, кота зарубил?
— С чего вдруг?
— Вся шашка в кровище…
Я обернулся. Шашка действительно была в бурых разводах, Роман держал ее брезгливо двумя пальцами.
— Ты что, Шмуля, совсем ку-ку?! Это кетчуп.
— Зачем ты измазал шашку в кетчупе? — спросил я.
— В «Растебяке» с утра был, — пояснил Хазин.
— Что? — не понял Роман.
— В жральне местной. С утра в «Чагу» сунулся — не работает. А «Растебяка» открыта. Взял пиццу с собой, а не порезали… и ножика нет в машине, пришлось саблей.
Роман вытер шашку о диван и сказал:
— Поехали.
— А ты что, с нами? — не особо удивился Хазин.
— Да, лучше я с вами, — сказал Роман. — Признаться, я не хочу здесь оставаться… Там колодцы есть, говорите?
— И громоотводы. Чичагин внедрял громоотводы…
— И вакцинацию, — добавил внезапно Роман.
Хазин повернулся и долго смотрел на Романа.
— Пожалуй, — сказал Хазин через некоторое время. — Пожалуй, и вакцинацию.
Я записал в блокнот про вакцинацию и уточнил:
— Раньше не было вакцинации, раньше была вариоляция.
— Шмуля, там вариоляция, тебе лучше не ездить!
Хазин, в сущности, сволочь. С утра мотнул в «Растебяку», и не тошнит его, здоровый.
— Здесь я не хочу оставаться… — Роман указал на библиотеку.
— Почему же?
— Эта… Женщина… заведующая… она попыталась меня закрыть в отделе.
Хазин присвистнул.
— Зачем? — спросил Роман. — Зачем она это сделала?
— Мало ли? — сказал Хазин. — Может, хотела приватный танец…
Он стал издевательски смеяться.
— Поехали, — попросил Роман. — Поехали-поехали…
— Но мы работать, — предупредил Хазин. — Если ты там плясать собираешься…
— Поехали!
Хазин завел двигатель, и мы направились в Заингирь, но не напрямую, а с заездом на РИКовский — Хазин собирался посмотреть котлован.
От библиотеки до РИКовского минут пять мимо бани, мы спустились с холма, проехали по мосту, за мостом Хазин затормозил.
— Однако…
Я тоже удивился. Работы в котловане серьезно продвинулись. Яма стала в три раза шире и глубже, пожалуй, теперь в ней легко уместились бы уже два стадиона. На другой стороне котлована синели бытовки и возвышался автокран, на дне копошились бульдозеры и экскаваторы, самосвалы вывозили песок, все гудело и двигалось.
— А Светлов неплохо развернулся, — сказал Хазин. — Умеет работать быстро.
И сделал серию снимков.
— Атомная станция, — зевнул Роман. — Тут надо быстро.
— Какая станция к чертям… — поморщился Хазин. — Тут комбинат собирались…
— Отец сказал, что станцию, — повторил Роман.
— Ну да, — согласился Хазин. — Может. Какая разница? Красиво…
И сделал еще серию.
Я вдруг увидел, что котлован похож на иллюстрацию к «Войне миров», ту, где марсиане уже плотно обосновались и мастерили летающую машину в Суссексе.
— Слушайте, а этот Светлов… Он кто?
— НЭКСТРАН, — ответил Хазин. — Эх ты, Шмуля, своего господаря надо знать в лицо!
— Он мне не господарь, — сказал Роман.
— Ну да, то-то ты вчера газырями гремел, — усмехнулся Хазин. — «Курень Большака», ага, как же… «Пахан Общака», вот и все дела. А ты еще над Воркутэном смеешься, говном его называешь, а сам такое же говно, правда, пожиже.
Роман обиженно отвернулся. Хазин дружественно подмигнул:
— Не дуйся, Шмуля, смотри на вопрос шире — мы все говно. Грошовое и бессмысленное. Это же диалектика: надел скоморошьи рейтузы — скачи, сука! Скачи!