— Странное. Она, например, сестру свою уговорила.
— Куда уговорила? — не понял Роман.
— Под поезд. Этот дом, в котором мы живем, раньше они в нем вместе жили, а теперь Снаткина одна. А сестра ее была красивая, да только как-то раз под поезд бросилась…
— Правда, что ли? — испуганно спросил Роман.
— Нет, конечно. Но ты поверил.
— Я не совсем поверил…
— Но мог бы?
Роман кивнул.
— Это называется уездное бешенство, — пояснил я. — Рэднек-синдром.
— Что?
— Пасторальный невроз, кукуйский амок, мухосранские обсцессии, много терминов. Но суть одна. Городской житель приезжает в маленький городок, живет в нем некоторое время, а потом начинает примечать пугающие странности. Местные не так просты, как хотят казаться, местные что-то скрывают, слишком часто топят бани и вечером ходят под окнами. Местные в этом пространстве постоянно живут, у них иммунитет. А постороннего человека может жестко плющить. Вот Хазина, например, тоже накрывало. Но с тобой что-то… быстро… потек кукухой. Поздравляю…
— А сам-то ты? — спросил Роман. — Сам ты ничего упорно не замечаешь?
Вышли к островку голубики, ягод, впрочем, еще не было.
— Я устал, — сказал я. — Последние недели… не самые легкие выдались. Видимо, вспышки на солнце, я всегда на них плохо реагирую…
— Вспышек не регистрировалось, — заверил Роман. — Про вспышки в газетах предупреждают, никаких вспышек.
— Ну, может… озоновый слой… Выгорание.
Озоновый слой истончился и пропускает больше радиации, чем в состоянии переварить мой организм, от этого кипит подкорка, надо попить травки. Зверобоя или, может быть, мяты, чаги, безусловно. Выгорание, однако.
— Тебе не кажется странным, что тебя укусила мышь — и ты три дня провалялся без сознания? Разве это нормально?
Я сорвал несколько листочков голубики и пожевал. Вся польза черники, брусники и голубики в листах, а не в ягодах, но на вкус все эти листы — дрова дровами, как пенопласт.
— Меня не кусала мышь, — поправил я. — Она Хазина укусила, ты же сам видел.
— Вот именно! — подтвердил Роман. — Тебя не кусала, но в больнице тебя продержали. Зачем? Что случилось в эти три дня, пока тебя не было?!
Послышался свист. Направление то же, но сам звук чуть ближе. Ближе. Голубика хуже черники. Но если в пирог, то наоборот. Голубика с брусникой, а сверху сахаром посыпано, самый лучший пирог.
— Я не знаю, что случилось, — сказал я. — Я без сознания был.
— А я в лесу был, я тоже не знаю…
— Надо с Хазиным пообщаться, — сказал я. — Он должен лучше знать, ты говорил, что он в мэрии был.
— А еще мне кажется, что за мной следят, — не услышал Роман.
Роман огляделся. И я не удержался. В лесу было пусто, где-то наверху шумел ветер, никого.
— Зачем кому-то за тобой следить? — поинтересовался я.
С Хазиным действительно надо поговорить, куда он делся вдруг? Я хотел еще вчера с ним побеседовать, после того как к Снаткиной заселился, но вчера я на самом деле устал, ноги не мог оторвать. Вернемся, найду Хазина, он наверняка знает…
— В этом городишке происходит черт-те что. Тебе не казалось, что за тобой следят?
— Рома, тебе надо попить чаги. И с мятой. Кому нужно за тобой следить?!
— Кто знает…
Снова свистнули, теперь чуть ближе. Роман дернулся и стал всматриваться в лес.
— Что еще? — спросил я.
— Свист не такой! — прошептал Роман. — Не из свистка!
Я прислушался. Свист действительно необычный, скорее не свист, а гудение, и гудение это медленно приближалось к нам. Вроде как…
— Рома, возьми себя в руки…
Но Роман выхватил топорик, остановился и принялся озираться.
— Рома!
Свист на самом деле звучал, пожалуй, слегка угрожающе, так что мне самому захотелось вооружиться камнем.
— Рома, а ты как питаешься? — спросил я.
— В кафе…
— А у Снаткиной питаешься?
— Чай пью…
Свист приближался. Такой глиняный, будто в глиняную сопелку кто дудел. Дремучий свист.
Роман озирался, сжимая топор.
— Лучше спрятать, — посоветовал я.
— Почему это?
— Так они будут знать, что ты знаешь, и станут действовать осмотрительнее.
Роман засунул топор за пояс.
— Лучше нам не останавливаться, — сказал я.
— Да, точно…
Пошли дальше.
— А про Снаткину… ты точно пошутил? Про поезд? — спросил Роман.
— Она странная…
— Она всегда странная, — сказал я. — Не обращай внимания, скоро отпустит.
— Когда меня выселили, я по улице шел… а она навстречу…
— Я же говорю — она всегда такая. Куда бы ты ни шел — всегда встретится. Сущность такая. А на квартирантов у нее чутье, у нее все время какие-то агенты жили.
— Агенты?
— Снабженцы, — уточнил я. — Закупщики всякие, кооператоры и заготовители.
— От нее… пахнет еще…
— Ментолом, — сказал я. — У нее всегда в карманах вьетнамский бальзам.
— От всего? — иронично осведомился Роман.
— Нет, от кладбищенского.
Роман достал бутылку и стал пить.
— Снаткина похороны любит, — сказал я. — Старушки вообще это дело уважают, а Снаткина так особо. Редкие похороны пропускает.
— Зачем?
— Ненавидит местных. Приходит плюнуть на их могилы саркастической желтой слюной. Ее родственники уже много раз гоняли.
— Ты шутишь?
Я хотел сказать, что в некоторых условиях шутка может быть одновременно и шуткой, и правдой.
— Нет, — сказал я.
— А мазаться-то зачем?
— Гигиена. Если часто на кладбище ходить, начинает казаться, что от тебя… пованивает. Вот она и мажется.
Метрах в тридцати прямо перед нами из-за сосны выступил водитель автобуса. Свистнул. Свисток испорченный, похоже, в полноздри. Помахал рукой.
— Вы куда пропали? Свищу вам свищу…
Он снова свистнул.
Не похоже на прежний свист.
— Ищем, — ответил Роман.
— Ищем, — подтвердил я.
— Все, сворачивайтесь, — водитель плюнул вбок. — Дождь собирается.
И указал на небо.
— Какой дождь? — спросил Роман.
— Проливной, — ответил водитель. — По рации передали. Скоро и начнется.
— Так не похоже на дождь… — Роман понюхал воздух. — Сухо же.
— Да где сухо, Кужбал давно залило, к нам идет. Возвращаемся к автобусу, а то через полчаса не выедем, все торфы развяжет…
— Мы еще походим, — сказал Роман.
Водитель посмотрел на нас с любопытством.
— Да, мы еще походим, — повторил Роман. — Мы же на поиски приехали, вот и поищем.
— Вы чего, мужики, не слышите меня, что ли? — водитель улыбнулся. — Ливень приближается. А до города пятнадцать километров.
А от водителя пахло хлебом, наверное, умял целую буханку.
— Мы походим, — сказал я. — Поищем еще.
— А где я вас потом искать стану? — раздраженно спросил водитель.
— А чего нас искать, мы и сами выйдем, — заявил Роман.
Водитель смотрел то на меня, то на Романа. Но не с удивлением, а с досадой.
С досадой. Ему-то какая разница…
— Не пойму… — водитель облизался.
И огляделся.
И вот как он огляделся, мне не понравилось. Он оглядывался так, словно искал поддержки. У кого-то там, в глубине леса. И поэтому я сказал:
— Да все нормально, я тут все детство проходил. Чагинск ведь на юге, правильно?
Я указал на юг.
— Ну да, на юге… А дождь…
— А дождя мы не боимся, — сказал я. — Наоборот, приятно, после такой жары, освежающе.
— Я тоже дождь люблю, — заявил Роман и вышвырнул пустую бутылку в сторону. — Я из Карелии, там все время дождь.
И просвистел, как он поет и танцует под дождем и снова и снова от этого счастлив.
— Вы это точно серьезно? — водитель сунул руки в карманы. — Решили пешком обратно?
— Да все нормально, — зевнул я. — Погулять охота, а заблудиться не заблудимся, у нас же компас.
Роман показал компас.
Водитель думал. А Роман настороженно чесал левую руку.
Остальных видно не было.
Водитель не мог придумать, что ему сказать. Роман шарил глазами по сторонам. Я трогал пальцем камень в кармане и пытался понять, что сейчас про нас думает этот мужик. Что городские мудаки не знают, чем еще себя занять, лишь бы не работать. Что городские мудаки накурились в сторонке и теперь их неслабо кроет. Что городские придурки — настоящие придурки, нравится им вдоль и поперек шастать по лесу.
— Что-то я все-таки не понимаю, — водитель пожал плечами. — В чем проблема-то? Почему ехать не хотите?
Маялся чего-то водитель, объевшись хлебом.
— Да ни в чем, — сказал я. — Погулять решили. Я три дня в больнице провалялся, хочу хвоей подышать, а то голова раскалывается.
— Пятнадцать километров, — повторил водитель.
Мы промолчали.
— Ну ладно, — пожал он плечами. — Ваше дело. Тут просеки везде, не заблудитесь, наверное…
— Не заблудимся, — заверил я. — Здесь захочешь — не заблудишься.
— Правильно, — согласился водитель. — Тогда я пойду.
— Угу, — кивнул Роман.
— А то развезет дороги, не вылезем… Сейчас все трактора на стройке, автобус не вытащить. Бывайте…
— До свиданья, — сказал я.
Водитель пошагал в сторону юга.
— Валим отсюда! — процедил Роман. — Скорее! Скорее! Валим!
Роман быстро пошагал на север.
Это все напоминало сюрреалистическую настольную игру, что-то вроде «Винкеля». Мы по очереди кидали кости, нам выпадали одни шестерки, из-за чего мы то и дело проскакивали мимо финиша, начинали сначала и снова бежали по кругу.
Я утомился от этой игры, но остановиться не получалось, по какой-то причине мы бросали и бросали кости и брели через лес, через реки, заходили в «Чагу» и в «Растебяку», снова бросали и снова брели. Минут через десять мы выбрели к очередной противопожарной борозде.
— Опять канава… — поморщился Роман. — Они тут везде, что ли? Куда ни пойди, везде канава… Видел, как он знаки подавал? Водила?
— Ты думаешь, подавал?
— Точно.
Роман пристально оглядывал лес. Обычный пустой лес.
— Этот водила сразу мне не понравился, — приговаривал Роман. — Вчера дед водил, он каждый день водил, а этого я в первый раз сегодня видел, я сразу понял… Рожа у него хитрая…