Странное воспоминание. А может, я выдумал это, это был мой предрассветный сон, ну что Снаткина могла понимать в блеснах?
Я поднялся из кресла, разбудил Романа. Он проснулся и улыбнулся. Я ему позавидовал.
— Ну и что? — спросил Роман.
— Уходим, — ответил я.
Мы осторожно заглянули в спальню.
Кристина сидела на койке. Снаткина сидела рядом. Перед ними стояла табуретка, на ней стопка блинов на тарелке и банка сметаны. Снаткина намазывала блины, резала их ножом и кормила Кристину, я не видел ее лица, она сидела боком. Снаткина приговаривала:
— Надо есть. Надо ходить. Надо помыться. Сейчас поедим и причешемся, а потом пойдем гулять.
Нас Снаткина не увидела. Мы потихоньку выбрались из дома на крыльцо.
— А как… — Роман оглянулся.
— Снаткина за ней посмотрит, — сказал я.
— Почему? Она ей родственница?
— Может быть. Неблизкая. Тут все друг другу родственники, все четвероюродные братья и сестры, племянники, в кого ни плюнь… Пойдем, сами разберутся.
Дождь продолжался. В небе ни одного просвета, низкая, чуть выше крыш облачность.
— Это надолго, — сказал я. — Если за холм туча зацепится, то может неделю висеть.
— Неделю? — поежился Роман.
— Как-то раз три было.
Роман проверил часы.
— Пора, — сказал он.
— Что пора? — не понял я.
— Скоро автобус отходит.
Какой еще автобус, мне не хотелось ни в какой автобус… Одежда за ночь не высохла, я чувствовал себя разбито, в желудке… похоже, что чертовы помидоры не переварились.
Роман спустился с крыльца. Я за ним. Роман уже шагал к калитке, перепрыгивая через налитые за ночь лужи.
— Рома, ты куда?
— Еще можем успеть, — Роман вышел на улицу. — Пойдем!
Ноги были как тряпичные, и голова каменная, я смог догнать его только на углу Любимова, Роман торопился, широкий шаг, привык скакать.
— Ром, да не будет никакого автобуса, — сказал я. — Вчера был последний автобус.
— Надо все равно проверить…
— Да никто сегодня не поедет искать, — сказал я. — Там глины, вся техника позастревает, вчера же сказали…
— А как им там? — спросил Роман. — Ты представляешь? Несколько дней в лесу, в дождь, в холод…
Я промолчал. Мне хотелось домой. То есть к Снаткиной. Поспать, что ли. У меня в дождь всегда отупение, мозг в голове не двигается, сидит, смотрит наружу.
— Не пойдешь?
— Я лучше в мэрию, — ответил я. — Поговорю там, может, чего узнаю.
Роман ничего не ответил, направился в сторону Вокзальной. Я пошагал в сторону мэрии.
Тротуары были залиты водой, приходилось шагать по обочине. Температура понизилась, я мерз, и это значительно усиливало отупение. После того как меня укусила мышь, я стал хуже думать. Или устал. Почему я пролежал в больнице…
Я не мог понять, как все это получилось. Стремительно, в реактивном помрачении сознания, от которого я не мог оттолкнуться.
Возле мэрии все так же стояли черные машины, правда, сегодня изрядно залитые грязью. Я кивнул милиционеру на посту, вошел в здание.
Здесь продолжался ремонт, шпатлевали и красили стены, пахло керосином, краской и горелой проводкой. Я направился к кабинету мэра, но Механошин показался из него первым. Александр Федорович выступил из дверей энергичной походкой и направился к выходу. Меня не замечая.
— Александр Федорович! — позвал я.
Механошин остановился, долго смотрел в мою сторону, делая вид, что вспоминает.
— А, Виктор! Здравствуйте! — Александр Федорович подошел, пожал руку, спросил: — Как ваше здоровье?
— Спасибо, гораздо лучше…
— Да-да, — Александр Федорович сочувственно покивал. — Я тоже попадал в подобную ситуацию, да… С ондатрой лучше не шутить, можно и пальцев лишиться, вы уж поверьте… А как вообще дела? Как книга?
— Книга в работе. Все идет в соответствии со сроками.
— Прекрасная новость! — обрадовался Механошин. — Знаете, в ближайшее время я собираюсь обсудить этот вопрос с Алексеем Степановичем.
— Да…
И Механошин сообщил как бы по секрету:
— Возможно, мы получим на этот проект дополнительное финансирование.
И тогда сможем издать даже двухтомник! В одной книге история города, а в другой история его граждан. Чтобы показать преемственность и непрерывность нашей традиции. Богатая полиграфия, тираж, будем дарить ее на праздники. Как вам такая идея?
— По-моему, идея отличная, — согласился я. — Но мне все же хотелось бы, Александр Федорович, обсудить с вами еще один вопрос…
Механошин нетерпеливо посмотрел на часы.
— Буквально минуту, — сказал я. — Это важно.
Механошин вздохнул.
— Дело в том, что о пропавших ребятах по-прежнему никаких вестей нет, — сказал я. — Костя Лапшин и Максим Куприянов. Поиски пока не принесли результатов, но это не значит, что они должны прекратиться…
— Да, да, — сказал Механошин. — Поиски, к сожалению, приостановлены по погодным условиям. Сами понимаете, Виктор, в такую погоду это попросту опасно, ветер, похолодание… Но мы держим ситуацию на контроле, не переживайте. Вертолет должен был прилететь еще сегодня, но опять же — погода подвела…
Грохнуло, мы разом обернулись. Маляр уронил банку с краской, по вестибюлю растеклось белое пятно. Механошин покачал головой.
— Поверьте, едва дождь прекратится, поисковая операция возобновится в полном объеме, в этом можете не сомневаться!
— Да, но, может… Может, как-то дополнительно оповестить…
— Мы уже оповестили! Через газету. Раньше у нас радио-узел еще имелся, но сами понимаете, сейчас никто не слушает…
Механошин замолчал, глядя на пятно краски.
— Знаете, Виктор, а что, если вам все-таки обратиться в газету? — спросил Механошин. — Кондырин, в принципе, вменяемый человек… И вы правы, мы не можем сказать, что сделано все. Та же милиция могла бы работать и получше, в конце концов, у них все полномочия…
Он снова замолчал, глядя, как увеличивается пятно. На Африку похоже, заметил я.
— А что, если вам написать статью? — Механошин погрозил пальцем в сторону окна. — Вы — известный писатель, человек незаинтересованный, напишите! Возможно, это их подстегнет!
— Возможно…
— А зайдите к Кондырину прямо сейчас! Обговорите это, обсудите…
— Сейчас?
— Да, сейчас. Кондырин на месте, он с утра на совещании сидел. А я ему позвоню…
Механошин еще раз пожал мне руку и быстро направился к выходу. Я хотел догнать его, поспешил следом, но в дверях на меня выскочил Хазин.
— Витя! — через порог обрадовался Хазин. — Витя! Привет!
Он втолкнул меня обратно в мэрию, схватил за руку и потащил в угол за милицейской будкой.
— Слушай, Витя, ты извини, но я не мог к тебе в больницу зайти! — боботал он. — Они мне какую-то дрянь впендюрили, я вырубился, а на следующий день… это какой-то бред, ты не представляешь, что тут происходит, сейчас тебе расскажу…
С улицы послышался автомобильный гудок.
— Такого бардака я никогда не видал! Крыков оказался не просто сукой, но еще фантастическим мудаком…
Гудок стал громче.
— Слушай, я на секунду, пару слов…
Хазин направился было к выходу, остановился.
— Кстати, Бородулин вернулся, я с ним договорился насчет архива, — сказал Хазин. — Завтра забегай в музей до обеда… а лучше с утра, там есть интересные материалы. Надо заканчивать работу…
С улицы посигналили настойчивей.
— Две минуты! Две! Не уходи, Витенька!
Хазин выбежал из вестибюля.
Маляр кое-как собирал краску с пола, однако получалось у него плохо, белое пятно становилось шире, но маляру было наплевать, он отрешенно водил по полу валиком.
Я отошел к милицейской отгородке.
Надо заканчивать работу. Если Хазин действительно договорился с музеем, то книгу можно допилить быстрее, с архивами все быстрее, обширное цитирование исторических документов — хлеб локфика. Берешь циркуляры, указы, распоряжения, представления и прочие рескрипты, суешь в сканер — и половина материала книги готова. Завтра возьму сканер, ноутбук — и в музей к Бородулину, завтра наверняка продолжится дождь: нет ничего лучше, чем сидеть в дождь в подвале краеведческого музея и сканировать донесения об истинных причинах аварийного состоянии деревянных тротуаров.
Хазин, впрочем, не появлялся. Через десять минут я окончательно понял, что он не придет.
Я отправился на стоянку. Машина Хазина стояла возле труб, Хазина в ней не было. Я подумал, что надо раздобыть велосипед или лучше мопед — передвигаться по Чагинску пешком неудобно, особенно в дождь.
По пути заглянул в хозяйственный и купил полиэтиленовый плащ.
Редакция газеты «Чагинский вестник» занимала двухэтажное здание, расположенное недалеко от почты. Редакция помещалась на втором, на первом — типография. Сейчас типография исчезла, вместо нее первый этаж занимала заготовительная фирма «Лисичка», принимавшая все, что можно: чермет, цветмет, аккумуляторы, макулатуру, грибы, живицу, шиповник, ягоды и, разумеется, чагу. «Чагинский вестник» оставался на втором этаже.
Я поднялся в редакцию. Вдоль стен валялись пачки с газетами и бумагой, поломанная мебель и обломки старинных газетных приборов, опознать которые я не сумел. Помещения были прокурены и безлюдны, впрочем, главный редактор Игорь Кондырин нашелся, он сидел в своем кабинете за монитором, и я сразу понял, что это именно он — такие борзые и одновременно вороватые лица присущи исключительно главным редакторам районных листков.
— Здравствуйте, Александр Федорович должен был позвонить…
Кондырин оторвался от монитора, уставился на меня диким взглядом и отчетливо угрожающе сказал:
— Но не позвонил.
Кондырина я не узнавал, похоже, за время пребывания в Чагинске я его не встречал. Или забыл.
Кондырин глядел с вызовом. Явно ожидал, что я начну давить, а он станет отбиваться, потом перейдет в атаку.
— Здесь какая-то ошибка, — сказал я. — Александр Федорович обещал позвонить. Он предлагает обсудить один важный вопрос…
— Я сейчас занят.