Я выждал некоторое время, потом быстро выглянул в коридор. Никого. Я достал вторую дискету и сунул ее в карман Кондырина. После чего, стараясь не шуметь, покинул редакцию «Чагинского вестника», быстро пошагал к дому.
Теперь еще Маргарита Николаевна. Сначала подбросила Хазину клопа, теперь украла дискету.
А может, она ее просто так украла. То есть сугубо с криминальными целями. Шмонала Кондырина, увидела дискету. Возможно, она и не знает, что такое дискета, увидела незнакомую вещь — и не удержалась. Сейчас сидит дома, думает, что же это такое.
Вряд ли так. Тогда бы и деньги взяла. То есть наверняка.
А может, Кондырин свои компроматы как раз на дискетах хранит и Маргарита Николаевна пыталась их изъять. Однако.
Со стороны РИКовского моста проехал тягач. На платформе стоял желтый японский экскаватор, густо перепачканный глиной. Экскаватор был без ковша и напоминал краба с оторванной клешней. Слишком старался. Я тоже слишком стараюсь. Написал идиотскую статью. Ладно идиотскую, все статьи идиотские, никому не нужную, это гораздо хуже. Кристина мне никто. И сын ее никто. Мне здесь все никто, мне здесь больше нечего делать, пора собираться. И вообще собираться, в широком смысле. Поближе к теплу и морю. Или…
Ну да, появилось «или».
Это «или» не так уж бестолково…
Проехал второй тягач, тоже с экскаватором и тоже без ковша. Обо что они эти ковши пообрывали…
И почему, собственно, нет? Напишу. «НЭКСТРАН: архитекторы послезавтра», как-нибудь так. Передовые технологии, фундаментальная наука, новая социальная парадигма. Наверняка писать книгу про компанию НЭКСТРАН легко и приятно. Тебя повозят по стране, познакомят с объектами, поселят в гостинице… Или лучше в Доме творчества, давно хотел в Дом творчества. Хотя к черту Дом творчества, смотреть на этих мудаков нет никаких сил, лучше пансионат. У НЭКСТРАНа, безусловно, имеется ведомственный пансионат где-нибудь в Светлогорске, в песке и соснах, где тишина, янтарь и хорошая кухня. Полгода можно жить, ни о чем не думая, к черту остров Врангеля. И перспективы… Перспективы это да, связи с общественностью в НЭКСТРАНе поставлены плохо, работы много.
Я шагал к дому. Чувствовал усталость. После больницы я стал часто ее ощущать, сил хватает на одно большое действие, а сегодня я совершил их два: написал материал и отнес его в редакцию. Усталость — это из-за дождя. В солнечную погоду я чувствую себя гораздо лучше. Пожалуй, еще пару дней поживу. Подумаю. Куда торопиться…
Теперь моя статья в руках Маргариты Николаевны. А кто стоит за Маргаритой Николаевной? Недаром Хазин ей не доверял, у него чутье, этого не отнять, днем Маргарита Николаевна работает коридорной в гостинице, а вечером…
Эта мысль показалась мне необычайно жалкой, и додумывать ее я не стал.
К тому же навстречу по улице Советской быстро шагала Снаткина с велосипедом.
Я хотел спросить, не знает ли она что-нибудь про Маргариту Николаевну, но Снаткина целеустремленно проследовала мимо, меня не заметив. Я обернулся ей вслед — это действительно была Снаткина.
Дождь опять начался, я ускорил шаг и скоро вернулся домой.
Роман, кажется, отсутствовал, дверь в его комнату была закрыта. Я прошел в свою и лег в койку.
Буду лежать весь день и никуда не пойду. До вечера. И завтра лежать, размышляя о перспективах сотрудничества с компанией НЭКСТРАН. Отличные перспективы, более того, надо признаться, я в последнее время ждал этих перспектив, и вот, пожалуйста. Надо быть идиотом, чтобы отказываться. Я не как Роман, я не идиот. НЭКСТРАН — это будущее, я хочу слышать его шаги. Ведь на самом деле — новое тысячелетие начинается, а я сижу здесь, думая о ерунде. Например, о том, где Маргарита Николаевна добыла бобра? Почему в моей комнате пахнет мокрым войлоком? Последние пять лет я с умеренным увлечением занимался ерундой. Прославлял железнодорожные трудовые династии, воспевал марциальные санатории, закрывал белые пятна волостной истории, а меня предупреждали. Говорили, что тороплюсь, «Пчелиный хлеб» был хорош, но написал его я слишком рано. Точнее, опубликовал. Надо было подождать, молодой автор почти никогда не может вынести величины собственной книги. Да, подождать годик-другой, доработать. Но я не хотел ждать, я хотел стать писателем — и стал. «Чагинск: город-труженик». Впрочем, уже не Чагинск, уже Корпорация НЭКСТРАН, это…
— А знаете, что я больше всего хочу? На рыбалку! Сесть на лодку, поплыть вниз по реке… Я двадцать лет не был на рыбалке, последний раз на Галичском озере, мы ловили на личинку…
Мне приснился быстрый сон про Галич. Когда-то я был там с бабушкой, мы ездили за пленкой для теплиц, из Галича я запомнил только озеро и вокзал, похожий на теремок. Приснившийся мне Галич заметно отличался; в нем, как и в настоящем, имелось озеро, и вокруг этого озера тянулась узкоколейная дорога, и по ней за пятьсот рублей катали всех желающих, а другие желающие могли пройтись на катере, осмотреть шлюзы. Необычные шлюзы, открывающие водный путь в каналы, по которым легко можно было доплыть хоть до Вологды, хоть до Архангельска…
— …Я не хотел идти, честно не хотел! У меня пенсия давно, я в горячем цеху работал, мог бы отдыхать давно…
Говорили в соседней комнате, у Романа. Гости. То есть гость. Стена искажала голос, но слышно, что мужской. Я попробовал накрыть голову подушкой, но голос все равно проникал, больше того, мне казалось, что подушка его усиливает.
— Я не личинка, — отчетливо сказал Роман. — Я отдельно…
Сон продолжался.
— …А в Чухломе какие водились?! В ведро пять штук умещалось стоя, это как?
А сейчас пескаря паршивого не поймать, все сдохли…
— Каждый человек, в сущности, личинка, — возразил Роман сам себе. — Сначала джикает, потом джакает, дальше залезает в нору, жрет и гадит, а вокруг этого нарастает мир.
Голос Романа, но Роман не склонен к таким сложным построениям.
Сон.
Голос стих, в коридоре послышались шаги, остановились за моей дверью. Явившийся прислушивался, стараясь понять — сплю я или нет, наверняка слушал, приложившись к двери; я решил притвориться, зря.
Механошин.
Он вошел, пошатываясь, остановился посреди комнаты.
— Виктор! — громко прошептал Механошин. — Виктор, вы спите?!
Я открыл глаза, Механошин обрадовался.
— Нам надо кое-что обсудить, — сообщил Механошин. — Это важно.
Он долго оглядывал комнату, упорно не замечая табуретки.
— Я нехорошо себя чувствую, — я честно предпринял попытку.
Безнадежную.
— Вас опять кто-то укусил? — сочувственно спросил Механошин, указав на мою руку.
— Нет… Это я оцарапался.
Механошин заметил табуретку и сел.
— Я могу дать вам отпугиватель, — предложил он. — Немецкий, мне внучка привезла. Он отпугивает всех — мышей, собак, комаров. Издает такой писк…
Александр Федорович изобразил писк сквозь сжатые зубы.
— Только он неслышимый. То есть людям, а мыши все слышат.
Беззвучный писк.
— Меня ведь тоже кусали, — признался Механошин.
Беззвучный писк стал определенно громче.
Александр Федорович был обряжен в камуфляжный костюм и высокие резиновые сапоги.
— А как иначе? — спросил Механошин. — В такое время живем, что поделаешь… Кстати, Виктор, почему вы отказались?
— От чего отказался?
— От работы. Мы так ждали эту книгу… Вы же помните, какие надежды я лично возлагал! Чагинску не хватает истории…
— Не переживайте, Хазин ее закончит, — заверил я. — У него все материалы есть.
— Да… Но вы все-таки человек опытный. Может, мне поговорить с Хазиным?
— Не стоит, — оборвал я. — К тому же у меня есть другое предложение.
Механошин улыбнулся с обидой.
— Понимаю, — плаксиво сказал он. — Наши возможности не столь велики…
Я проигнорировал. Помолчали. Механошин снова разглядывал комнату, цепляясь взглядом за ноутбук.
— Статью разместить не получилось, — сказал я.
— Да-да, Кондырин пьян, — поморщился Александр Федорович. — В последнее время он себя не контролирует. Тяжело выглядит. А ваша статья, она…
— Про поиски, — ответил я. — Я хотел привлечь внимание к поискам.
— Это очень хорошо! — сказал Механошин. — Сегодня, кстати, сводки прислали, завтра погода налаживается, так что можем поиски возобновить. Я договорился, людей выделят из леспромхоза.
— Отлично.
— Да…
— Алексей Степанович в этом весьма заинтересован, — сказал я.
— Мы понимаем…
— Он сам в детстве терялся. Три дня по лесу блуждал, пока не нашли. Так что Алексей Степанович эту ситуацию очень хорошо себе представляет.
— Да я и сам… и много раз…
Механошин поднялся с табуретки.
— У нас такой дебрянск — хоть кто заблудится, — вздохнул Механошин. — А пацаны и подавно. Они же лезут везде, разве их удержишь?
Александр Федорович достал платок, высморкался, протер глаза.
— А еще и воспитания нет… — Механошин покачал головой. — За детьми догляд нужен, а если они как сорняки растут? Кто тогда виноват? Раньше мне бюджет давали — лесник свои квадраты каждый день мог объезжать. А сейчас?!
— Думаю, скоро все изменится. Алексей Степанович уже отдал распоряжения.
Механошин поглядел на меня с испугом.
— Распоряжение ускорить строительство сотовых вышек, — ответил я. — Примерно через месяц Чагинский район будет покрыт сетью. И тогда определить местоположение любого обладателя телефона будет несложно.
— Но сами телефоны… Не думаю, что они доступны жителям…
— Компания НЭКСТРАН запустила программу «Доступная связь», — сказал я. — Недорогие сотовые телефоны молодежи, государственным служащим, медикам и учителям.
— Алексей Степанович — поразительный человек, — согласился Механошин. — Широко мыслит, очень широко…
Механошин взмахнул рукой и ушиб ее о стену, поморщился от боли.
— Мы со своей стороны приветствуем подобные инициативы, — сказал он. — И всеми силами…
— Алексей Степанович решительно намерен сделать Чагинск первым в области городом, полностью охваченным сотовой связью, — сказал я.