— Да, хорошо…
Кристина стала выжимать пододеяльник, ни я, ни Роман не кинулись помогать, стояли, как бараны.
— Постирать решила, — сказала Кристина. — Надо что-то делать, надо двигаться, я не могу ждать… Я искала по реке… там ничего… Ничего нет.
Кристина отпустила пододеяльник, он сполз в таз.
— Ничего никогда нет…
Кристина смотрела на поленницу.
— Мы вчера хотели еще зайти, — сказал я. — Но Федор сказал, что ты хочешь побыть одна…
— Да? Наверное… Он был вчера. Рассказывал… Они нашли кепку.
Кристина снова продолжила выжимать, выбирая пододеяльник из таза, словно душила упрямого белого червя.
— Они нашли кепку Кости… но он не мог быть в том месте. Зачем они туда отправились? Получается, что мы все это время искали в другом месте…
Кристина перестала выжимать, бросила пододеяльник на скамейку, поглядела на ладонь.
— Пойдемте.
Кристина направилась к дому. Мы за ней. Я не надеялся, что это закончится хорошо, и жалел, что покинул кровать. Я мог бы лежать и думать о будущем. Но я ее покинул. И Чагинск сомкнулся вокруг. Хазин, сука, когда была машина, я не чувствовал себя в углу, я мог ехать в Заингирь и в столовую доручастка, на старый РИКовский мост и на Новый, в Нельшу через Крынки, а сейчас я могу пройти от дома Снаткиной до краеведческого музея.
— Федька врет. Витя, ты же знаешь, он всегда врет. Они кровь у меня взяли, на этой кепке кровь… Федька с самого начала врал, они эту кепку с самого начала нашли, а ничего не рассказывали. Ничего не делали…
Мы поднялись на веранду, затем в дом, в большую комнату. На подоконнике стояла тарелка с недоеденными зелеными помидорами, подушка валялась на полу, пахло кислятиной.
— Они все врут… Я ко всем обращалась, они меня не слышат. Никто не слышит…
Кристина замерла, прислушалась и убежала в комнату Кости. Мы остались одни и простояли, наверное, минуты три. Кристина так и не показалась.
Я отправился за ней.
Она стояла посреди комнаты.
— Не могу отделаться от ощущения, что он у себя, — сказала Кристина. — Прихожу и будто слышу его… Будто он тут…
В комнате Кости ничего не поменялось. Кристина села на диван, мы остались стоять.
— Не могу ни о чем думать, — сказала Кристина. — Я не могу ни о чем… У меня это в голове, я чувствую.
Кристина разглядывала ладони.
— Я боюсь… Я почти уверена, что случилось нехорошее…
— Погоди…
— Глаша что-то знает, — перебила Кристина.
— В каком смысле? — спросил Роман.
— Они же дружили. Костя, Максим и Глаша…
Кристина открыла ящик стола и достала фотографию. Черно-белую.
Аглая. Очень хорошее фото, умелое. Профессиональное. Ну или очень повезло. Аглая сидела у окна и ела арбуз. На лице у нее было выражение настоящего летнего счастья, какое случается редко, — от земляники с молоком, от солнечного дня на пляже, от первого августовского арбуза, особенно если август жаркий. Аглая была счастлива, не замечала ничего, кроме арбуза, фотографа тоже явно не видела. Аглая с арбузом ничуть не напоминала библиотечную Аглаю, любительницу чтения, дрессировщицу котов и чемпионку декламации.
— Они все вместе собирались идти, — повторила Кристина. — Костя и Макс. Что-то искать в лесу… Глаша может знать куда, она часто с ними гуляла.
Могли отправиться смотреть море.
— Ты с ней не говорила?
— Нет, — она попыталась вытянуть занозу ногтями. — Меня не пустили. Нина Сергеевна сказала, что Аглая болеет, но мне кажется, что Нина Сергеевна боится…
— Чего боится? — спросил Роман.
— Не знаю чего… Аглая не выходит из дома. Или они ее не выпускают… Правильно делают, они не дураки, они понимают… Я бы сама не отпускала… Заноза…
Кристина принялась выкусывать занозу из ладони.
— Она знает что-то, знает, я не сомневаюсь… Аглая знает…
— А Федор? — спросил я. — Федор с Аглаей не пробовал побеседовать?
Кристина замолчала.
— Может, мы с ней поговорим? — предложил вдруг Роман. — Виктор хорошо знаком с Ниной Сергеевной…
— Я тоже с ней знакома. Думала, что знакома, а она меня и видеть не хочет.
Я к ней стучалась.
— Мне она не откажет, — сказал я. — Я в этом уверен. Можно попробовать прямо сейчас.
— Я с вами пойду, — тут же сказала Кристина.
И действительно пошла.
Где жили Черпаковы, я не знал, Кристина шагала первой. А я думал, не растянуть ли ногу. Роман был доволен.
— А ты не сдержал слово, — сказала Кристина. — Ты меня обманул…
— Я не обманул. Я поговорил со Светловым, они продолжат поиск. Он обещал.
— Да не, я про книгу… Он обещал свою первую книгу посвятить мне, — Кристина обернулась к Роману. — А не посвятил… И название я для его книги придумала. Помнишь, тогда? Мы соты ели… Соты — пчелиный хлеб, это я сказала. А ты забыл. Забыл, наверное?
— Не забыл…
Не забыл, правда.
Мы повернули в переулок, названия которого я не помнил, но в нем лежала ржавая кабина от «ГАЗ-66», она лежала тут и сейчас.
— Это суеверие, — сказал я. — Первую книгу нельзя никому посвящать, очень плохая примета. Я только потом узнал, так что вот… Я тебе следующую книгу посвящу обязательно.
Кристина покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Нет, не надо. Этого не надо…
Через Пионерскую, мимо садика к железной дороге, это раньше был садик.
— Они там, — махнула рукой Кристина. — На той стороне живут.
По пешеходному мосту не стали подниматься, двинулись поперек линии, полезли через угольный порожняк.
— Федька говорит, что они сбежали, — сказала Кристина. — Куда-то уехали…
— Вполне может быть, — подхватил я. — Такое часто происходит, очень часто.
В детстве мы частенько пробирались под поездами, при этом каждый раз бабушка рассказывала про людей, погибших в таких обстоятельствах.
— Они не могли так, — сказала Кристина. — Они не могли никуда уехать. Зачем им уезжать?
— У меня сосед два раза бегал, — сказал Роман. — Пацану шестнадцать, как лето, так с поезда снимают. Семья непростая, мама в прокуратуре работает, отец энергетик, дом загородный. А он бегунок. Натура такая, все куда-то торопится.
Роман указал на запад.
— Зачем ему уезжать? — спросила Кристина. — Ему здесь нравилось…Тут много интересного, ты же должен знать…
— Да, — сказал я. — Здесь много интересного.
Мы спустились с железнодорожной насыпи, дальше Кристина не пошла, осталась возле кустов.
— Я здесь постою, подожду, — сказала она. — Они тут рядом… они все там живут, все Черпаковы… И Нина Сергеевна… Может, она что-нибудь расскажет…
— А может, все-таки… — начал было Роман.
Но Кристина тут же покачала головой.
— Каменный белый дом, пятый… после поворота.
Дом Черпаковых вполне обычный. Сам дом достаточно новый, лет десять от силы или меньше — заметно по широким окнам, железной крыше и железной трубе. Белый кирпич. Посеревший. А может, изначально серый. Отец Аглаи Черпаковой вместе с ее дедом добыли этот кирпич в Ракитине, там двадцать лет стояла строительная часть, щитовые бараки и кирпичная лесопилка; часть внезапно в два дня съехала, бараки растащили расторопные ракитинцы, а лесопилка досталась городским, из ее стен и крыши построили четыре дома и одну баню. Силикатный кирпич, а над ним синий чердак с небольшим фал ьии бал кончи ком и окном, в которое с трудом пролезла бы кошка.
Дом выглядел незаконченно, я не сомневался, что в обозримом будущем он пополнится пристройками и улучшениями. Они уже начались — деревянное крыльцо полуразобрано, в опалубку залит цемент, и кто-то успел оставить в растворе отпечатки ладоней и отпечатки кошачьих лап, наверняка Аглая.
Едва мы с Романом приблизились, как на крыльцо вышла Нина Сергеевна.
Я привык к несколько другой заведующей библиотекой, сейчас же она предстала в домашнем — в ситцевом халате и синих шлепанцах.
— Нина Сергеевна, здравствуйте! — сказал я. — Вы прекрасно выглядите!
Нина Сергеевна смотрела не на меня и не на Романа, а за забор.
— Мы хотели бы поговорить, — продолжал я. — У вас есть минута?
— Да, у меня есть минута, — нервно ответила Нина Сергеевна. — У меня есть даже пять. Библиотека-то закрыта.
— Почему? — не понял я.
— Это вы лучше у себя спросите! — с откровенной неприязнью заявила Нина Сергеевна. — Вашими стараниями!
Я не очень понял связь между мной и закрытием библиотеки, но выяснять не стал. Роман, кажется, попытался что-то сказать, но я опередил.
— Мы все-таки хотели бы спросить, — продолжил я. — Дело в том, что Аглая дружила с Костей…
— Глашу сюда не надо притягивать! — крикнула Нина Сергеевна. — Она ко всему этому никакого отношения не имеет! Никакого!
Нина Сергеевна моментально побагровела и окончательно утратила сходство с библиотечной работницей, глаза спрятались в щеки, губы надулись.
— И нечего разнюхивать! Нечего здесь ходить!
На меня попало определенное количество слюны. Я от такого напора отступил, Роман же, напротив, шагнул вперед.
— Нина Сергеевна, — сказал он. — Это очень серьезно! Ребята пропали, а Аглая могла бы помочь…
Почему-то от вмешательства Романа Нина Сергеевна рассвирепела сильнее, я стал опасаться, что она сейчас что-нибудь выскажет и ему, но Нина Сергеевна тяжело, словно осу проглотила, задышала. Приступ астмы. Или аллергия. Или сердце прихватило. Астма у библиотекарей часто случается. Нина Сергеевна выдохнула и вернулась в дом.
— Пойдем, — сказал я. — Она ничего не расскажет.
— Погоди, может, она вернется…
— Рома, лучше валить потихоньку.
— Да почему…
Но мы не успели — на крыльце показался отец Аглаи. Вряд ли это был какой-то посторонний мужик, да и похож. То есть Аглая на него. Бульдозерист. Комбайнер. Человек с гипертрофированными предплечьями. Возможно, дальнобойщик, точно, дальнобой — предплечья, самоуверенность, золотые часы.
— Ты кто такой?! — мужик навис над Романом.
Почему-то он выбрал Романа, не знаю. Возможно, видел, как он пляшет с саблей.