– Хочешь помощи – не кривляйся и говори по существу. Не на ярмарке. И время дорого.
– Лады, ну, – Фьёш сел и деловито доложил: – Я, значится, перед сном принять зашёл. Чутка, мать, колдун докажет. Не пьяный был, ага. На Собачьем мосту – ну, на том, который с каменными собаками, который с Двенадцатого на Двадцать Четвёртый, через Говорливую, – меня и того. И ждали, мать, клянусь, ждали! Когда на мост поднялся, там парочка цаловалась. Я и не почуял ничё – милуются и милуются. А потом меня кто-то по спине как двинул… Я сразу кувырком с моста. И даже встать не успел. Вот чем ударился, по тому ж месту меня и камнем двинули. И ага.
– Кто ударил, видел? – спросила матушка, наливая призраку чай.
– Не-а. Клянусь, мать. В голове всё помутилось. Когда очухался, они уже того. Слиняли. Оба. И вот ещё чего, – Заноза наклонился через стол. – Они кости мои игральные спёрли. И карты. И деньгу. Но да деньга-то и карты ладно. Деньги немного, а карты – пыль. Я помер – и они помрут. Обычными станут. А вот кости опасны. Мне их колдун сделал. Я ему помог когда-то, и он ими за услугу рассчитался. Имени не знаю, не спрашивай. Они на кровь на мою завязанные. Если их чужак попользует – убьют вора. И новые руки начнут искать. И снова убьют того, кто возьмёт.
– Точно? – напряглась матушка.
– Нет, – признал Заноза. – Ток если ритуал с моей кровью провести. Так-то они в мои руки ворочаются, заговорённые. Без вредительства. Кто шарит в играх, тот про кости знает. У меня их часто стырить пытались. И пару раз даж стащили. Но кости вернулись. А сейчас чего? Я-то мёртвый, куды им воротиться? Но вот если на моей крови провести «отвязку», а на своей – «привязку»… Но они под меня сделанными всё равно останутся. И воротиться не смогут, и нового хозяина не признают, понимаешь, мать?
– И ты подозреваешь ритуал? – прищурилась матушка Шанэ.
– Мне знаки какие-то почудились, – смущённо признался он. – У тела. Но кровищи было… Надо, чтоб колдун до туманов посмотрел. Очень, мать, надо. Ведь если ритуал… Много смертей будет. И таких, знаешь… Кости так убивают, что будто бы сам помер. Их найти надо. Всё равно, даже без ритуала. Предупреждал меня тот колдун – не свети, не играй много и долго, не носи с собой… Я даж одно время их хранил там, где постоянно играл. Но, мать, возраст… да раздолбайство, чё уж. Без чужих рук кости бы померли сами со временем. Тож бы обычными стали… А так…
– То есть ты полагаешь, что из-за костей тебя и убили? – уточнила матушка. – Чтобы завладеть ими?
– Будут знаки кровью – да, – уверенно сказал Заноза. – Не будет… тож, может, и из-за них. Брать-то у меня больше нечего. Все знают, что я играю, но все ж знают, что не по-крупному. И ты знаешь, мать. Большая деньга – большой вред. Я играл так, чтоб сегодня на комнату хватило да на пожрать и рюмку настойки. Всё. Месть? Ну, может. Может, и обул кого так, что для меня – на пожрать, а для него – последние кровные. Но чует моя задница, в костях дело.
Матушка Шанэ встала:
– Тут жди. Соберусь – прогуляемся.
И, пожалуй, сначала – до дома Рьена. Мьёл своими речными протоками, то есть особыми колдовскими путями, быстрее всех до Собачьего моста доберётся. А уж если получится (и Рьен позволит) на место преступления попасть… Матушке тоже очень хотелось изучить неведомые знаки ритуала (если они, конечно же, были).
– А пирожинков ещё можно? – запросил Фьёш. – А тут остаться? Я ж всё рассказал!
– И ни словом не обмолвился, как найти кости, – напомнила матушка Шанэ.
– А никак, – развёл руками Заноза. – Иль вы очень быстро найдёте убивца и отнимете кости – ток, мать, в руки их не брать! Ни-ни! Даже колдуну! – иль… По следу из трупов искать будете. Если шустро сообразите, что кости убили, а не сам человек помер. Правду говорю. Иль так, иль так.
– Как быстро кости меняют хозяина? – матушка принесла второе блюдо с пирожными. – И убивают?
– Да кто ж их, собак, знает… – скривился призрак.
– Ладно, здесь жди.
Мьёл действительно прилетел к Собачьему мосту раньше всех и уже успел обойти окрестности. И, конечно, обнести труп преградой – и от внезапных любопытных, и от обязательных туманов.
– Знаки есть, – проворчал он и демонстративно зевнул в кулак. – Вот там, у моста, где труп. Перед ступеньками. Туманом чтоб наверняка смыло. Только за преграду не лезьте. Покалечит.
Матушка немедленно устремилась к ступенькам, а Рьен строго спросил:
– А что по делу?
– Я сваял такого же – весом, ростом – и покидал с моста, – недовольно ответил колдун. – Судя по тому, сколько он пролетел, толкал мужик. Большой и сильный. На перилах моста метка, откуда Заноза улетел. Точное место.
– И упал не насмерть? – Рьен оглянулся на мост, у которого уже суетилась матушка.
– Да не, – качнул головой Мьёл. – Ушибся – да, сознание потерял бы на полчаса-час – да, сотрясение потом – тоже да. И морда расцарапанная. Но даже если бы его под утро нашли, не умер бы. А ещё, мастер, если бы он сам споткнулся, даже на ступеньках, досюда бы не долетел. Я вот даже думаю…
– Ну-ну? – подбодрил начальник.
– Толкнуть и мелкий мужик мог, – колдун неприязненно глянул на труп. – И даже девчонка. Но ветром. Тем, бытовым. Который наши лодки разгоняет. Уж сильно далеко улетел от моста.
– Но следов колдовства нет, поэтому ты мнёшься? – прозорливо заметил Рьен.
– Вот да, мастер, нету.
– Здесь ещё знаки, – сообщила матушка Шанэ с моста. – И я знаю, чьё это колдовство.
Обойдя низкую мерцающую стену преграды, она поднялась на мост и сейчас изучала что-то у себя под ногами. А рядом сидел серый пёс, который и обнаружил то, что даже при колдовской подсветке не заметили бы зоркие глаза Мьёла.
– Опять южное что-то, да? – подозрительно сощурившись, прошипел колдун, но матушка услышала.
– Нет, сынок, ваше. Истоки бытового колдовства, – пояснила она. – Вы, поди, это уже не проходите на учёбе. Или слишком рано изучаете – что весёлой молодёжи какие-то древние знаки да после бурной ночки?
Мьёл слегка покраснел:
– Покажите, – проворчал смущённо и недовольно.
– Не могу, – развела руками матушка Шанэ. – Они под мостом. Вернее, на обратной стороне моста, у реки. У тебя час до тумана. Торопись.
Колдун не мешкая взлетел по ступенькам, взобрался на каменное ограждение и без раздумий прыгнул в сияющую голубым воду Говорливой. И исчез под мостом, точно ветром унесённый.
– То есть целующаяся парочка могла быть обычными гуляющими влюблёнными, – задумчиво заметил Рьен, остановившись у преграды со знаками. – А капкан на Занозу поставил кто-то другой. Заранее.
– Я его повадок не знаю, – матушка вытянула шею: ей было жуть как интересно взглянуть на работу Мьёла, но ничего не происходило. – И мне он о своих привычках не рассказывал.
– А вы расспросите при случае, – посоветовал Рьен и посмотрел на знаки. – Это те же, что и под мостом?
– Не те же, но той же ветви, – кивнула матушка Шанэ. – Это, сынок, предтеча северного колдовства. Сейчас воду рек разливают по склянкам, а тогда, в начале пути, ею орошали знаки. Я читала об этом, когда поняла, что останусь жить на Севере, и изучала ваше колдовство.
Так ничего не рассмотрев и не расслышав – Мьёл работал удивительно тихо, – она спустилась с моста.
– Какие-то они… незнаковые, – Рьен присел на корточки. – Мне дед-колдун как-то пытался о них рассказать, но я молодой был и глупый. И современным колдовством интересовался больше, чем древним. Я только то и запомнил, что если колдуну хотелось быстро вырастить дерево, он заключал семечко или саженец в знак и поливал речной водой. Наверное, если бы знаки имели смысл, я бы послушал. А их не запомнить, какой к чему относится – и без смысла они, и в таком количестве… Да и не колдун я.
– Неправда, смысл есть, – улыбнулась матушка. – Но скрытый. Вот, например, первый знак. Полукруг. Он означает «сделать наполовину». То есть если рядом начертить второй – водопад, он же «смерть», – то моментальной смерти не случится. Ибо «сделано наполовину».
– Но тут решётка. И вряд ли она значит то, что мы привыкли под ней понимать.
– В том-то и беда ваша, сынок, – вы привыкли. И иное значение не принимается, потому что старое удобней и понятней. Даже не буду предлагать подумать, хотя в этом случае значение угадывается проще, чем у других. Решётка означает «отделить».
– Отделить наполовину? – озадачился Рьен. – Или отделить от половины?
Матушка Шанэ вздохнула:
– Сынок, тебе на картах гадали когда-нибудь?
– Понял, – он поднялся. – Знаки имеют основное значение плюс сотни побочных, если находятся в окружении. Потому-то я и поленился их учить.
– Будет время подумать – объясню суть, – пообещала матушка. – У меня и справочник дома есть. Хотя твои колдуны быстрее разберутся.
– А скажите как колдунья, кто может пользоваться этой древностью? Место тихое и непроходное, да и туман бы все следы стёр.
– Я читала, что знаками ещё долго пользовались те, у кого было мало своей силы. Вот у твоего помощника водопад, а у кого-то капля. Мьёл же даже в склянках не нуждается, чёрная вода из него и так хлещет. Или притягивается. И может быть, сынок, кто-то пользуется ими до сих пор именно по этой причине. Если в слабом роду так и не родился сильный колдун, то из поколения в поколение передавался один и тот же способ. Или просто любители, – она пожала плечами. – Или историки. Или…
– Ну-ну? – почуял нужное Рьен.
– Или в том случае, если речная вода для нужного заклятья не годится, – медленно произнесла матушка Шанэ. – Если оно старое и его не переделать. Если оно требует капли силы, а речная вода даёт много, делая заклятье непредсказуемым и неуправляемым.
– То есть нам нужен, грубо говоря, знаток древней магии и практик. Который явно знал Занозу. Я правильно понимаю, что и для этого, и для того, что под мостом, нужна кровь жертвы? Чтобы капкан поймал нужного человека, «не заметив» случайных прохожих?