Матушка быстро всё записала и глянула на часы. Ещё полчаса до…
– А не она ли тебя убила, дружок? – спросила мягко. – Чтобы забрать кости и снова кому-то отомстить?
– Тож думал, – признался Фьёш. – Такие вещицы-то штучные. Вот она полгода делала кости, а потом, клянусь, мать, несколько лет без капли силы была. Ты артефакты делала? А я вот делал. Из-за своих кривых и слабых карт лет десять ничего сделать не мог. Даже письма вшивого. Может, она вообще силы лишилась. Не просто же сильное делала, но и слишком быстро. Такую штуку год-два потихоньку лепишь. И мне эти кости найти надо. Не уйду, пока они убивают.
– Сдаётся мне, красавицу нашу, стеснительную и мстительную, найти легче, чем кости, – матушка добавила пару пометок и сложила листы. – Пирожных хочешь?
– Нет, – содрогнулся Заноза. – Серых этих только убери, а?
Рьен внимательно прочитал письмо матушки Шанэ, отложил его и разбил склянку:
– Сьят!
– Да, мастер? – сидящий в архиве рыжий помощник, взъерошенный, в разводах пыли, поднял воспалённые глаза от жёлтой папки.
– Бросай это. Но запомни, где остановился, я тебе подкрепление скоро пришлю. Срочно поищи вот что…
Сьят внимательно слушал. Про неведомого внезапно разорившегося и самоубившегося главу отдела Речного ведомства. Про некую девицу, которая принадлежала древнему роду слабых колдунов, имела возраст от тридцати пяти и трагедию в семье. Про лодочника Дьи, который, вероятно, имел тёмное прошлое, тщательно скрытое благодаря семейным связям и (или) деньгам. И то, что он натворил, могло походить на то, что случилось в семье девицы. Да, костей при Дьи не нашли. Но раз внутренний голос требует…
– Главный городской архив? – печально уточнил Сьят.
– Верно. Умойся. Поешь. Отдохни. Как твоя смена придёт, так и приступай. И лучше лично – быстрее всё узнаем. В помощники бери кого захочешь.
А потом было совещание и раздача распоряжений. И долгий-долгий вечер, внезапно сменившийся утром. Рьен тупо посмотрел на робкую полосу рассвета, на выросшую за ночь стопку бумаг и в очередной раз вспомнил, что забыл спросить у матушки Шанэ, не навещал ли её призрак убитого (или Дьи, или кого-то другого). И снова отложил вопрос на потом, закопавшись в недочитанные отчёты. А когда кабинет залила золотом осенняя зорька и сами собой погасли ненужные светильники, Рьен понял, что очень ждёт вторую жертву. Укорял себя за тёмные мысли, говорил, что не по-людски это, а втайне ждал.
Потому что от докладов подчинённых всё лишь ещё больше запуталось.
Девиц из слабых колдовских родов в возрасте от тридцати пяти лет в Семиречье было больше сотни, и они через одну страдали трагедиями – от несчастливой любви до неопубликованных в местной газете стихов. Ничего страшнее этого с ними не происходило. И даже из зависти к более сильным колдуньям они никому не вредили. С древними же знаками умела работать каждая. Амулетов с мордой на первый взгляд ни у кого не было, а для поисков нужны реальные доказательства, а не слова призрака.
Самоубившийся глава отдела Речного ведомства давно болел игрой, не раз спускал за ночь большие суммы, и его самоубийство никого не удивило, как и проигрыш. При этом в нехороших делах он никогда замечен не был, что подтвердило, несмотря на давность дела, больше двадцати человек.
Лодочник Дьи тоже оказался на редкость порядочным. Даже удивительно, что такие люди ещё появлялись и со временем не портились. Завсегдатаи «Весёлого двора», где работал Заноза, вспомнили, что лодочник пару раз с мошенником сыграл, но больше из жалости – проиграл нарочно, чтобы дать старику заработать. И костей при нём не нашли. Мьёл всех и каждого проверил заклятьем правды – никто не видел и не брал. Зато смерть, подтвердил колдун, и верно странная. Здоровенный детина-речник утонул в илистой луже? Или река все следы смыла, или таки кости постарались.
В дверь стукнули, и Рьен поднял голову от бумаг. Глянул в окно, отметил исчезнувшее рассветное солнце и сообразил, что уснул. И вновь подумал о втором убитом (или всё-таки о первом, а Дьи кто-то другой убрал, а кости ещё даже не приступали или…), который поможет нащупать нужные концы – или запутает дело ещё больше.
– Мастер, вы тут живой? – в дверную щель заглянул взъерошенный Мьёл.
– Угу, – попытался принять бодрый вид Рьен. – Новые знаки с места убийства Занозы разобрал? С наставником поговорил? О том старом артефактном деле вспомнил?
– Когда б я всё это успел, бегая по чужим мертвецким? – ухмыльнулся колдун. – Пойдите лучше в чайную. Попросите чего бодрящего. А я пока над знаками посижу, – и нахмурился. – Или лучше в архив? Короче, мастер, если буду нужен, то я в архиве. Над знаками думаю. А наставник мой сегодня днём написать обещался. Его чем-то озарило, но он стеснительный. Пока не проверит, не скажет.
– Архив занят, – предупредил Рьен, берясь за бумаги.
– Видел, ага, – снова ухмыльнулся Мьёл. – Красиво спят. Громко.
Посмотрел на серое начальственное лицо и подбросил в воздух пригоршню чёрной воды. На свету капли заискрили белым и замерли под потолком.
– Освежит, но на час, не больше, – предупредил колдун. – А после лучше поспите.
– Спасибо, Мьёл, – выдохнул начальник, расправляя плечи. – Удачи. Нам.
Мьёл закрыл дверь, посчитал до двадцати и снова заглянул в кабинет Рьена. Доверчивый начальник незаметно для себя уснул, уютно закопавшись лицом в отчёты. Поймёт, конечно, рассердится, в архив на луну-другую (или до первого же странного убийства) дежурить сошлёт… А там симпатичная новенькая, Иххо, и он с удовольствием отсидит среди пыльных папок своё. И заодно убережёт уважаемое и обожаемое (но не приведи Чёрная, узнает…) начальство от большой беды.
А беда уже нагрянула сюда, в Семиречье. Та же самая, что и пятнадцать лет назад. Но тогда её не распознали. Или в неё не поверили. Мьёл же после истории с призрачными помощниками, про себя по-прежнему тихо недолюбливая странный южный дар, твёрдо уяснил одно: лучше переступить через себя и поверить в незримую опасность, ошибиться и быть осмеянным, чем не поверить и стать одной из причин большого несчастья.
У чайной матушки Шанэ Мьёл замялся. Он не умел говорить красиво, как начальник или Сьят, поэтому обычно молчал, хамил или ворчал. И как теперь рассказать южанке о старом зле Семиречья, в которое верит, пожалуй, лишь его бывший наставник? Которое, едва всё забудется, сразу начинает охоту? Да ещё той, кого он столько лет обходил стороной, ворча, что никакая матушка не колдунья? Да, убедился в оном недавно, но как признать?..
– Заходи, сынок, – матушка Шанэ, отдёрнув штору, выглянула в окно.
Мьёл вздрогнул, выдохнул, но покорно поднялся по ступенькам крыльца и открыл дверь. Потоптался, оценил пустые столики в прихожей и исподлобья посмотрел на хозяйку чайной. И ещё бы извиниться, конечно…
– Садись, – она отодвинула стул у дальнего столика. – Время утреннего чая кончилось. Нас не побеспокоят.
– У вас же не было убитых? – неловко начал колдун, усевшись на краешек стула. – После Занозы не было?
– Нет, – матушка Шанэ устроилась напротив него. – А должны быть?
– Двое, – сообщил Мьёл. – Один вчерашний, один после сегодняшней ночи.
– Ты что ж, опять на южное колдовство намекаешь? – встревожилась она и попыталась успокоиться привычным: – Чаю выпьешь?
– Не, спасибо, – мотнул головой колдун. – И это не вы. Это наше зло. Вы разгадали знаки с места убийства?
– Не до конца, – расстроенно поджала губы матушка Шанэ. – Мало у меня в этом практики. Ваши знаки отличаются от наших, но я старалась. Получилось вот что, – и достала из кармана фартука сильно измятый лист.
Мьёл взял, прочитал и одобрительно улыбнулся:
– Хорошо для чужачки, – и достал свои наброски. – А вот это получилось у нас с наставником.
Матушка прочитала и побледнела.
– Вам, наверное, интересно, почему на Юге видят духов, а у нас нет? – колдун потеребил край скатерти. – Испокон веков на всех землях есть духи-хранители. Вы знаете, да? Это первые жители. И материка когда-то было два. Может, и больше есть, но мы так далеко не заплываем. И когда один утоп в лаве из-за вулканов, люди бросились сюда. Тогда между материками перемычка была, которая после Северными, или Пропавшими островами стала.
– И первые, давно живущие на силе водных и песчаных рек, поняли, что им пора. Они ушли – и они остались, – подхватила матушка Шанэ. – Да, сынок, знаю. Ваш самый известный дух – Лодочник. Наши не запрещают нам видеть их и общаться с ними. А ваши, выходит, запретили?
– Когда я мелким был, у меня дед умер, – Мьёл кивнул. – Он у меня последний живой родственник был, мне все говорили, что в приют сдадут, когда… Думаю, от страха я их и увидел. Обоих – и деда, и Лодочника. И Лодочник погрозил мне пальцем и пропал вместе с дедом. И я с тех пор… боюсь, – признал честно. – Тогда испугался, что колдовство отберут, чтобы не видел неположенного, а я же потомственный… – и неловко улыбнулся: – Не судите строго. Нельзя нам… значит, нельзя. И я не очень верил, что вам, чужой… вдруг почему-то можно – и обычных наших призраков видеть, и духов-хранителей.
– И ты подозреваешь в этом, – и она снова провела ладонью по знакам, – кого-то из духов-хранителей? Который свернул не туда?
– Мостовик, – уверенно сказал колдун и начал перечислять: – Он появляется в странном обличье – и не мужчины, и не женщины. Его внешность загадка. Он убивает на мостах. Но прежде выпускает в мир живых один из своих артефактов. Кто его коснётся – на том метка, за тем Мостовик и придёт. Похоже на ваш подбор помощников, да? А когда он с артефактом, то видим людям. Ну и знаки. Наставник сказал, только они и умеют их сочинять. Лишь таким колдовством, древним и первым на этих землях, они и владеют. Ни у одного живого колдуна создать своё не получалось. Это точно.
Взгляд матушки стал встревоженным.
– Он уже приходил – больше пятнадцати лет назад. Я нашёл в архиве дело – тогда убивал браслет. А сейчас вот время костей, – Мьёл достал из кармана куртки несколько мятых листов с рисунками и один за другим выложил перед матушкой Шанэ: – Вот браслет. А вот кости Мостовика. Так наставник нарисовал, а он хорошо знает историю и легенды. Вы видели Занозу за игрой? Кости те?