– Те, – тихо призналась она.
– Никто не знает, почему он стал таким – Мостовик. А может, и не был он духом-хранителем. Наоборот, хотел извести пришлых. Он вроде как питается душами. И чем они светлее, тем ему на подольше хватит. Мостовик мог охотиться и раньше… или он всегда в охоте. А мы этого не замечаем. Браслет всплыл случайно – из-за него одна за другой погибли две внучки тогдашнего главы Колдовского ведомства, а он не поверил в самоубийство и поднял шум. И запомнил браслет, который после пропал. И смерти прекратились. Но, видать, не хватило сил, – Мьёл пожал плечами. – Вернулся.
– Или никуда не уходил, только выпустил в мир менее приметные артефакты, – согласилась матушка Шанэ.
– А теперь главное, – колдун внимательно посмотрел на матушку, – сможете изгнать? Метлой поганой до Призрачного причала, а?
– Как? – выпрямилась матушка. – Где мы его найдём, этого Мостовика?
– Я почти уверен, что он – это дух Занозы. Вернее, это он в облике духа Занозы, – пояснил Мьёл. – Раз убил, то зачем отпускать? Он ведь душами питается, помните? У вас есть способ проверить? Мостовик будет сильнее даже обычного колдуна.
– Есть, – недобро сощурилась она. – Но эта проверка должна завершиться ловушкой. А я понятия не имею, как скрутить столь сильную душу. Обычную – да, дух колдуна – да, а вот хранителя земель…
– Если он пришёл к вам как дух убитого, то, возможно, Мостовика тоже когда-то убили, – заметил колдун. – Значит, он в вашей власти. Значит, вы его поймёте… или заставите всю правду выложить.
– Если – вот ключевое слово, – возразила матушка Шанэ. – А если нет, спугнём.
– Но ведь он – если это Мостовик, – сам прибежал. Рассказал о костях и… – Мьёл задумчиво качнулся на стуле. – Я как предположил, так и думаю – зачем? Если…
– И опять «если», – нахмурилась она. – Заноза наверху. Рискнём?
– Почему бы и нет? – колдун глянул на рисунки и улыбнулся. – Мне духа тоже не одолеть – я его даже не увижу. Но вот если это Мостовик, то он тут только по одной причине. А если нет – не он… Минус один вариант.
– Жди здесь, – матушка Шанэ решительно встала. – С призраками тебе не сладить.
Уже в потайном коридоре она вызвала помощников и на минуту задумалась, замерев на полпути и вспоминая перевод знаков от Мьёла.
Под цепочкой со знакомыми знаками было криво начертано: «Кровь – река, душа – мост. Разделить – к новому пути». А под второй, с незнакомыми знаками, – «Без ветров гонимый…», а дальше шли незнакомые знаки.
«Без ветров гонимыми» на Юге называли проклятых, этими же словами с нужным уточнением насылали проклятья.
И если Мьёл всё-таки прав и Фьёш-Мостовик явился не просто так… Пятнадцать лет назад у матушки не было столько сил и опыта, как сейчас. Тогда её призрачные подопечные ждали Лодочника два-три дня, а сейчас – час-два. Чем больше она работала, тем крепче становилась их с Лодочником незримая связь. И если всё-таки…
– Зову, – в тонких смуглых пальцах пойманной бабочкой затрепетал голубой огонь. – Будь рядом, пожалуйста. И если тебе нужна ответная услуга, я всё сделаю. Слышишь?..
Когда матушка Шанэ поднялась наверх, Заноза привычно дремал, похрапывая, в её любимом кресле. Она осторожно закрыла дверь в спальню и бросила на пол горсть песка. И нарочито громко загремела чашками и тарелками.
– О, мать! Ты рано! – раздалось из комнаты басовитое.
Заноза рванул к столу сквозь дверь, привыкнув, что та всегда открыта настежь, но наружу выскочила хрупкая голубоглазая девушка в длинной ночной рубашке.
– Ой… – она прикрыла ладошкой рот.
А псы уже рычали, обступая незнакомую девицу.
– Что это значит?! – возмутилась она и оглянулась на дверь.
На оной темнел явственный отпечаток сгорбленной стариковской фигуры.
– Фьёш остался там, где и сидел, – напряжённо улыбнулась матушка Шанэ, сжимая в кулаке новую горсть песка. – Мне недавно кое-что рассказали, и я кое-что вспомнила. Таких, как ты, у нас на Юге называют Котомками. Они собирают души – кто-то светлые, кто-то тёмные – и запирают их в себе. Для разных целей. А ты, видимо, Мостовик? Очень зря ты «отпустил» ко мне только Фьёша. Зная, что кости будут убивать каждый день.
Девушка тоже улыбнулась. Человеческие глаза засияли нестерпимо-голубым – колдовским пламенем, похожим на матушкин огонь.
– Я и не надеялась, что ты, чужая, поймёшь, но, хвала рекам, нашёлся тот, кто дал тебе подсказку. А я только что дала ещё одну. Что ты видишь, глядя на меня, мать?
– Общее, – признала матушка Шанэ. – Общее пламя… и общую силу.
– Я не убиваю, – глаза вспыхнули ещё ярче. – Я спасаю. Я не питаюсь. Я очищаюсь. Я забираю тех, кому вскоре умирать мучительной смертью. Хороших людей, которых вот-вот страшно убьют. Забираю быстро – и очищаюсь. Я проклята. Я сама так убивала. Жертвы приносила. И меня заперли в мире живых искупать грехи. Я пришла к тебе, мать, чтобы ты позвала Лодочника. Ему решать, да или нет. Достойна я Причала или нет. А все, кого я спасла, здесь, – она приложила руку к груди. – Я их отпущу, когда меня простят. Они – моя плата.
– Так не М-мостовик?.. – с запинкой уточнила матушка.
– Нет, – голубоглазое нечто улыбнулось. – У вас есть храмы и их служители, и у нас они были. Когда-то. Пока тот, кто стал Лодочником, не привёл новых людей. У меня был свой храм на реке Чёрной – она вся моя была. Я не хотела уходить и отдавать её чужакам. Я не Мостовик – я выдавала себя за него. Многих обманула, чтобы обо мне не догадались, – проклятая рассмеялась. – А он так злился… А он ведь хороший. Он тоже убивает, но обычно дрянь всякую. Плохих людей. Сначала костями пометит, а потом с моста в реку. Но к тебе такие не придут. Убитые хранителями – нет. Я думала, ты знаешь. После смерти они ему служат. Грехи с душ счищают.
Матушка Шанэ отступила, нащупала стул и села.
– Я его позвала, – сообщила она нервно. Один на один с таким существом ей было, мягко говоря, не по себе. – Лодочника.
– Чаем в путь-дорогу не благословишь? – весело спросила девица, переступая босыми ногами.
– Боюсь тебя, – честно ответила матушка.
– Ты прожила в Семиречье так долго, а оно только сейчас начало тебя удивлять, да? – хихикнула проклятая. – И ещё не раз удивит, мать, не раз. Ты дозрела. Ещё лет пять назад я бы тебе не открылась, даже если бы готовая к уходу была. А сейчас… Север и Семиречье тебя ещё не раз удивят. О! – она шумно втянула носом воздух. – Он здесь!.. Спасибо, мать! За пироженки особенно!
И исчезла в спальне. А когда туда дёрнулись псы и матушка задумалась, не пойти ли следом, то как наяву увидела то, что описывал Мьёл: Лодочник погрозил ей пальцем – и исчез. Вместе с девицей.
Матушка Шанэ обмякла, сжав подвернувшееся под руку податливое пёсье ухо.
Быстро. Внезапно. И так просто…
И как всё это Рьену объяснить?.. Или он будет не против свернуть такое противное дело?..
И почему, ну почему проклятая просто не рассказала, что и зачем? К чему представление устраивать? До чего же призраки любят играть душами живых… Одно хорошо – если Лодочник забрал, значит, было за что. Значит, навсегда. А правду-неправду всегда проверить можно. В том же Городском архиве. Или у любителей древней истории. И не просто можно, а нужно. Могиле нельзя без имени.
– Вот как… – рассеянно протянул Рьен, постукивая пальцами по краю чайного стола.
Матушка с Мьёлом переглянулись, и колдун проворчал:
– Я ничего не видел. Не умею. Но своим находкам и фактам верю. Да, усыпил вас. Но ненадолго же. И вон как быстро очухались и прилетели. Как почуяли. А что бы вы призраку сделали? Да такому, которого матушка боялась? Ну, накажите за самоуправство.
– В архив хочешь? – усмехнулся Рьен. – И не мечтай. Забудь об Иххо, пока не нагуляешься. Ей серьёзный парень нужен, а не тот, у которого на каждой реке по подружке. Услышал? Не то уволю.
– Ой, напугали, мастер, – фыркнул Мьёл. – Кто вам тогда чернила варить будет?
– Уел, – хлопнул ладонью по столу начальник. – А теперь послесловие, матушка. Уверен, оно есть. Например, где искать эти проклятые кости? И остальные артефакты?
– На Тридцать Восьмом островке, – матушка протянула ему листок. – Эту карту она оставила на моём кресле. Видите, остров в знаках? Поэтому там ничего и не смогли построить. Только ту самую лодочную станцию. Она не позволила копаться в земле. Думаю, сынок, если порыться, много интересного найдём. Фундамент древнего храма. Кости неизвестной служительницы. Ларец с сакральными предметами. И игральные кости, должно быть, уже там. У вас остался кто-нибудь помнящий, кто бы мог похоронить девицу по старым обычаям?
– Наставник, – отозвался Мьёл. – Он же историк.
– А твоего наставника я ещё отдельно попрошу нам лекции почитать. Надо, – со вздохом признал Рьен. – Два-три часа по выходным. До зимы точно. Да и зимой. Мы слишком быстро забываем о том, что является частью нашего мира. Древней, незримой, редкой, но очень важной. Как думаешь, не откажет?
– Да нет, конечно, – хмыкнул колдун. – Он обожает выступать. Матушка, вы тоже приходите.
– Обязательно, – заверила она. – Проклятая сказала, что Семиречье только-только начало меня удивлять, и она права. И наверняка права, заметив, что ещё удивит. А я так мало знаю. Тридцать лет заваривала чаи, провожала до Призрачного причала убитых и думала, что в этом вся моя жизнь. А оно вон как вышло. Не вся.
– Спасибо вам за помощь, – улыбнулся Рьен, вставая. – Сворачиваемся, Мьёл. Конец рабочего дня. А нам ещё надо успокоить ребят и объяснить, почему дело Дьи, Фьёша и прочих мы закроем уже сегодня.
– Так давайте за наставником сбегаю, – предложил Мьёл, снимая куртку со спинки стула. – Пусть он легенду расскажет, факты приведёт. А там уж и мы…
– «Призраков к делу не пришивать», – процитировал Рьен бывшего начальника. – А как, если они – часть нашего мира?
А матушка Шанэ лишь улыбнулась украдкой.