Матушка быстро записывала и качала головой. Кто же с первого этажа-то выбрасывается? Точно сыскники возьмутся. И точно колдовство заподозрят. И точно к ней заглянут. Надо быть готовой. Даже без призрака.
– Получается, все несчастные – пожилые люди, – подытожила она. – И лишь один в тяжёлом состоянии, который, к несчастью, ночевал на четвёртом этаже.
– Да и остальные тоже, – возразила служанка. – Кости-то старые. Молодые вон со стульев падают – ломаются. А тут…
– Твоя правда, – согласилась матушка Шанэ, разворачивая карту.
Так, где тут Двадцать Второй и прочие?..
– Ой… – выдохнула Ийрэ.
Матушка дочертила круг и встала, чтобы посмотреть на карту издали. И было отчего ойкать. Между названными островами, конечно, «вмешивались» неназванные, но если провести линию от первого (Двадцать Девятого) до пятого (Шестьдесят Восьмого) через три острова с «самоубийцами», то получался круг. А если ещё немного почиркать, просто так…
– Ой-ой… – служанка прижала ладошки ко рту.
…то пять островов можно было соединить ещё и чёткой звездой.
– Не выдумывай лишнего, – строго заметила матушка, опуская перо. – Если пофантазировать да потрудиться, между многими островами Семиречья появятся фигуры.
– То есть знаки? – встревожилась Ийрэ. – Колдовские? А у нас на Юге между оазисами тоже такие есть? А если Семиречье… это одно древнее капище? Вон, кости-то нашли. И остатки храма. Ну, тогда…
Матушка Шанэ села на стул и снова посмотрела в окно.
– Давай не будем о плохом, – вздохнула она. – Пусть это будет нашей фантазией и разыгравшимся по осени воображением. Молчок об этом, дочка. Не сей панику там, где для неё пока нет причин. Да и если появятся. Принеси-ка чаю лучше. И посуду убери.
– Конечно, – служанка шустро подхватила поднос с остатками завтрака и умчалась.
А матушка Шанэ начала сворачивать карту, да не успела.
– Доброе утро, – в чайную заглянул Рьен. – Можно? – и, конечно, заметил и карту, и записи. – А ну-ка покажите! Это же по делу самоубийц, верно?
– Дурные фантазии, сынок, – покраснела матушка. – И тебе утра. Но вряд ли доброго.
– Какое дело – такие и фантазии, – заметил он, снимая шляпу. И, мельком глянув на карту, сел на стул и хмуро спросил: – Странная нынче осень, не находите? Вместо обычных убийц и грабителей – то охотники за призраками, то призраки-охотники, то… самоубийцы эти. Что происходит, матушка?
– Я очень надеюсь, сынок, что это всё-таки обычные грабители, – беспомощно пожала плечами матушка Шанэ. – И даже до убийц они – или он, или она, – не дотянут.
– Может, вы и правы, – задумчиво произнёс Рьен. – Может, это просто… маскировка. Нам забрасывают наживкой древний ритуал, надеясь, что мы клюнем, а на самом деле один-единственный грабитель хочет обнести один-единственный особняк и не попасться, поэтому устраивает такие… представления. Или не в краже дело, а в мести или в наследстве. И тот, кто это устроил, прячется за несколькими случаями, чтобы усложнить дело.
– Как это жестоко… – покачала головой матушка.
– Значит, и предполагаемая цель того стоит, – он встал. – Думаю, интересоваться цифрами, выбором времени и прочими знаками бессмысленно. У вас ведь нет ритуалов, привязанных к определённым дням, времени, небесным светилам или месту?
– Нет, сынок, нет. Только создание помощников – их появление, если ты помнишь, желательно привязать к началу или концу определённого сезона. Желательно – но необязательно. И такого, как в пять часов пятьдесят пять минут да пять человек… Нет. И ни с луной, ни со звёздами у нас тоже ничего не связано.
– Пара странных случаев – и везде древнее колдовство искать начинаешь… – мрачно посетовал Рьен. – Хотя наверняка всё куда как проще. Не окажете услугу?
– Проверить с помощниками дома наших несчастных? – прозорливо уточнила матушка Шанэ. – Конечно. Сама предложить хотела.
– И мы должны уложиться в два-три дня, – предупредил он. – Не отпускает меня такой следующий шаг преступника как «четыре человека в четыре сорок четыре утра». Не факт, исходя из последнего предположения, что нужная жертва – именно среди той пятёрки… И очень надеюсь, что это не какой-нибудь сердобольный… Оконщик. Или очередной проклятый призрак, по доброте душевной «спасающий» от чего-то стариков.
– Никаких Оконщиков нет, – улыбнулась матушка. – У вас вообще мало духов-хранителей, у нас на Юге больше. И все северные такие застенчивые… Не знаю, почему. Наши вот любят поболтать с колдунами. И не проклятый это точно. Есть здесь парочка, отбывающая наказание, но срок их прощения наступит нескоро.
– Вы что… пообщались? – изумился Рьен. – С кем-то из наших?
– Мне… написали, – смутилась матушка. – Духи не хотят, чтобы о них думали плохо. Того же Мостовика считают злобным убийцей, а он всего лишь… каратель. И хранитель. Забирает самую погань, защищая хороших людей. Нет, их следов в деле «самоубийц» нет. Живых ищем, сынок. Мне как, с тобой за компанию?..
– Нет, разойдёмся, – он снова посмотрел на карту. – Мне надо заскочить в пару мест, а вы начинайте прямо сейчас… если есть время.
– Для правды я его найду всегда.
Двадцать Девятый остров встретил матушку Шанэ мрачной тишиной. Люди здесь жили обеспеченные, но скромные – в основном одноэтажные домики, небольшие участки, беспорядочная «гнездовая» застройка. Единственная широкая мощёная улица – набережная, а остальные дороги – узкие утоптанные тропки, укреплённые колдовской каменной крошкой и усыпанные палой листвой. И очень много мощных старых деревьев – вдоль набережной, вдоль троп, вокруг домов.
Дом кожевника Цьёха – один из немногих двухэтажных – терялся в красно-золотой листве старых деревьев, и матушка медленно побрела к нему, не слишком хорошо понимая, что именно искать. Во-первых, кожевник жив, а её помощники находят лишь вещи убийцы или мёртвых. А во-вторых, туманы. Шесть утра – самое их время, и, конечно, они давным-давно всё смыли.
Однако поиски в старом особняке Ру лишний раз напомнили, что помощники чуют и древнюю магию. Когда матушка между делом спросила у Мьёла, как он нашёл тайник, колдун честно признался – по стене. Древнее, тонкое, хитрое и износившееся колдовство он едва ощущал и совсем не мог распознать. Оно от него, как и от большинства современных колдунов, пряталось за незримой стеной. Натыкаясь на которую он и понимал, что здесь замешаны старые заклятья. А вот призрачные помощники и ощущали их, и даже распознать могли.
Есть ли что-то древнее здесь? Пока не обыщешь, не поймёшь.
И пока помощники искали, матушка гуляла. Дышала прелой горечью осени. Слушала шорох листвы и далёкий плеск реки Кипучей. Любовалась скромными, но аккуратными домиками – каменными, пузатыми, с высокими покатыми крышами, багряными коврами плюща на стенах и очень низкими, скорее для красоты, ажурными оградами. И думала.
Кому, забери его пески, помешали пять безобидных стариков?.. Ведь права Ийрэ: что для молодого синяк, то для пожилого – серьёзная травма. Вряд ли это «самоубийство» – злая шутка. Даже падение с первого этажа – это переломы и боли на всю оставшуюся жизнь. Кому?..
Помощники предсказуемо ничего не нашли. Явного колдовства в домах – тоже.
– Ничего, – матушка Шанэ потрепала недовольного пса по ушам. – Может, на следующем острове повезёт. К сожалению, вы не всесильны. И не всякую гнусь найти способны.
У причала дежурил, покуривая трубку, одинокий лодочник – невысокий парень с рассеянным взглядом. Над красноватыми водами Кипучей до сих пор вилась светло-алая дымка; в густых ивовых ветвях, сползавших почти до воды, заблудилось одинокое туманное облачко. Да, если бы не местные речные туманы…
– На Двадцать Второй, любезный, – попросила матушка Шанэ, когда парень помог ей перебраться в лодку.
Он понимающе хмыкнул:
– Вас тоже самоубийцы интересуют?
– Конечно, – охотно ответила матушка. – У нас на Юге такого колдовства нет, а я же, сынок, колдунья. Век живи, знаешь ли.
Засим разговор заглох. Обычно лодочники были народом болтливым и охочим до сплетен, но этому парню явно больше нравилось молчать. Матушка не возражала – она снова задумалась, где искать зацепки. И, поглядывая на рваную красноватую речную дымку, понимала: если где-то что-то есть, то на дне реки. Призрачным помощникам вода не преграда, но… Без следа они найдут лишь уйму хлама. В котором ни за что не опознать нужное.
Двадцать Второй остров оказался крошечным – узкая набережная и с десяток старинных особняков, утопающих в красном золоте древних деревьев. Едва высадившись, матушка Шанэ первым делом восхищённо посмотрела вверх – туда, где низкие рваные тучи цеплялись за древесные макушки, норовя сползти на остров новым туманом.
– Это колдовские деревья, – неожиданно подал голос лодочник, который тоже выбрался на причал и снова достал трубку. – Говорят, самые старые во всём Семиречье. И они столько силы от рек вобрали, что зимой не облетают, а к лету не зеленеют. И всегда одного цвета – чёрная кора, красная листва. Вы не были здесь зимой? Побывайте обязательно.
Действительно, красное и чёрное… Двадцать Второй остров лежал на перекрестье двух рек – красноватой Кипучей и темноводной Чёрной. И жухлая трава здесь тоже была тёмно-багряной, и подстриженные кусты вдоль дорог. А среди красно-чёрного буйства – светлые старинные особняки, светлые мосты, песочного цвета широкие тропы, резные деревянные скамейки. И ни одного опавшего листа.
И, как и на предыдущем острове, ни следа людей. Словно обитатели островов «самоубийц» резко и одновременно отбыли в гости. Может, и правильно. Кто знает, а вдруг проклятие?..
И, как и на предыдущем острове, помощники ничего не нашли – ни у дома «самоубийцы», ни вообще.
– Зато прогуляемся, – прошептала матушка Шанэ, когда сердитые псы вернулись и гневно зафыркали, – и побываем там, где давненько не были. Возвращаемся.
Но, шагая по ухоженной дорожке к набережной и причалу, матушка то и дело оглядывалась на лес, застывший в вечной осени. И сюда она тоже обязательно вернётся – просто так, без дела, погулять. Зимой. Зимы в Семиречье спокойнее осени.