– Нет, но…
– Просто ответь на вопрос. У тебя когда-нибудь была собака?
– Нет.
Надя пожала плечами.
– У меня всё.
Однако Ноа сдаваться не собирался.
– У тебя когда-нибудь была аллергия, из-за которой тебе нельзя было заводить собаку? – спро-сил он.
– Нет.
– У тебя когда-нибудь был брат, у которого была аллергия, из-за которой тебе нельзя было заводить собаку?
– Нет, но и у тебя тоже.
– У тебя вообще когда-нибудь был брат?
– Нет.
– У меня…
Но он не успел сказать «всё», так как Итан его перебил:
– Итак, возвращаясь к Джинджер. Надя, ты должна отвести её на прослушивание.
Надя сказала:
– Я отведу. И она получит роль, и они там все будут считать, что им неимоверно повезло, и будут правы, потому что Джинджер – гений.
Пререкания между Надей и Ноа перестали вызывать у меня чувство неловкости. Больше того, я получал от них удовольствие. Как и все мы, включая Ноа и Надю.
Когда Надя приняла решение повести Джинджер на прослушивание, я рассказал, что в те времена, когда я плавал с родителями на круизном судне, я видел там несколько представлений с дрессированными животными. Совсем немного, потому что держать животных на борту корабля – дело нелёгкое. Я объяснил, что о диких зверях даже речи идти не могло, как и о крупных домашних животных вроде коровы или лошади. Однажды на корабле жила обезьяна, но она была – вернее, он был – ужасным воришкой. Сапфир – это имя он получил благодаря своим ярко-синим ягодицам – любил свешиваться с флагштока или с реи и утаскивать блестящие, яркие вещицы: ручки, или береты, или, хуже того, драгоценности. Нельзя было оставить чашку или бокал без присмотра – Сапфир допивал всё. Как результат, он частенько бывал пьян и не контролировал свой мочевой пузырь. Пассажиров это не слишком-то радовало, и капитан высадил Сапфира и его хозяина в первом же порту.
– В основном участниками представлений были собаки, – добавил я. – Я внимательно смотрел и запоминал, что делают дрессировщики.
Так и вышло, что Души приступили к дрессировке Джинджер задолго до прослушивания.
Я научил всех тайком подсовывать Джинджер угощение так, чтобы никто из зрителей не заметил. Сначала мы научили Джинджер реагировать только на Надю, потом Надя стала давать ей печенье не одна, а вместе с Итаном, Итан – с Ноа, а Ноа – со мной, до тех пор пока Джинджер не научилась реагировать на лакомство, а не на человека. Потом мы научили её брать угощение, не пуская слюни. Те, у кого нет собаки (и даже некоторые собаководы), не очень-то любят, когда их обслюнявливают.
Итан раздобыл экземпляр сценария. В пьесе полицейский спрашивает: «Девочка, это твоя собака?» – и Джинджер должна гавкнуть. Мы научили Джинджер гавкать по условному знаку, и чем больше она это делала, тем больше получалось похоже на «гафф».
Джинджер выучила свою роль. Джинджер выучила все условные знаки. Джинджер – гениальная собака.
На собачье прослушивание явились: восемь собак, их хозяева, весь актёрский состав спектакля и все Души. Я думал взять с собой Алису, но папа меня отговорил. Он сказал, дочь не должна состязаться с матерью. Хотя, скорее всего, он просто боялся, что станет сильно скучать по Алисе, пока она будет на репетициях. Алиса и папа были не разлей вода и поддерживали друг друга, пока я был в школе. Алиса у нас превратилась в систему раннего оповещения. Каждый раз, когда кто-то ступал на дорожку, ведущую к Силлингтон-хаузу, Алиса заливалась лаем, сообщая нам эту новость. Мы немножко беспокоились, что это может стать проблемой, когда в пансионе появятся жильцы – то есть уже скоро.
Одну из восьми собак сразу исключили из прослушивания по причине крайней невоспитанности и дурного поведения. У второй случилось несварение, и миссис Рейнолдс всё это сильно не понравилось: и грязь на сцене, и смешки в зале. Ещё две собачки оказались чрезвычайно нервными маленькими существами, больше похожими на плюшевые игрушки на батарейках. Вместо того чтобы бежать в определённом направлении, они метались зигзагами, оглушительно тявкая. Собаки номер пять и шесть – кобели – вскакивали на задние лапы, а передними обхватывали коленки всех, кому случилось быть на сцене, – неважно, женские это были коленки или мужские, – и вели себя неприлично, чем всех изрядно смущали. Таким образом, претендентов на роль Сэнди осталось всего двое: Джинджер – и Арнольд, пёс Майкла Фролиха. Арнольд, очень воспитанный рыжий лабрадор-ретривер, был крупнее Джинджер. К тому же он со всей очевидностью был кобель.
Я хотел, чтобы роль досталась Джинджер, не только потому, что она Надина собака, и не только потому, что она Алисина мама; я ещё и не хотел, чтобы эта честь выпала псу Майкла Фролиха. С первого дня учёбы я всячески старался держаться подальше от Фролиха и его приятеля Хэмилтона Кнаппа.
Арнольд проходил прослушивание предпоследним. Девочка, которой предстояло играть Энни, встала в центре сцены и похлопала себя по коленкам. Арнольд в прыжке бросился к ней через всю сцену и забросил ей лапы на плечи, да так, что она чуть не упала. Фролих тоже бросился через сцену, торопливо пристегнул к ошейнику Арнольда поводок и сказал этой Сценической Энни:
– Он больше не будет, обещаю! Но ты на всякий случай покрепче упирайся пятками в пол.
Миссис Рейнолдс, руководительница драмкружка и режиссёр-постановщик, сказала:
– Следующий.
Следующей была Джинджер, и Сценическая Энни снова похлопала себя по коленкам. Надя тихонько шепнула: «Джинджер, давай», – и легонько подтолкнула её сзади, а сама пробежала за кулисами и встала в другом конце сцены, так, чтобы её видела только Джинджер. А между Надей и Джинджер была Сценическая Энни с печеньицем в руке.
Честно говоря, перед началом прослушивания я пробрался за кулисы и научил Сценическую Энни давать собакам угощение незаметно для публики. Джинджер с готовностью и достоинством прошествовала по сцене, тихонько ткнулась носом в руку Сценической Энни и села у её ног.
Было совершенно очевидно, что Джинджер во всех отношениях превосходит остальных собак. Даже то, что она помесь, подходило к роли гораздо лучше, чем чистопородность и ухоженность Арнольда. Джинджер была высший класс. Джинджер была суперзвезда. Джинджер получила роль.
Миссис Рейнолдс сказала:
– Джинджер будет Сэнди, а Арнольд – её дублёром.
Мы, Души, сидя в зале, зааплодировали, а Итан вскочил и завопил:
– Браво, миссис Рейнолдс! Браво!
Итану всегда хотелось вскочить в театре и завопить «Браво!».
– Кто это тут голосит? – спросила миссис Рейнолдс.
Итан помахал рукой и выкрикнул:
– Это я, миссис Рейнолдс! Я тут. Итан Поттер.
Миссис Рейнолдз заслонила глаза от огней рампы и вгляделась в зал.
– Итан Поттер? – Она улыбнулась, по-прежнему прикрывая глаза ладонью. – Я тебя не узнала.
Я поверил, что она действительно его не узнала, потому что человек, выкрикнувший «браво!», был Итан-Душа, а не Итан-Молчун.
– Как поживает твоя бабушка, Итан?
– Хорошо, миссис Рейнолдс. Она летом вышла замуж.
– Я слыхала об этом, – ответила миссис Рейнолдс. – А как поживает твой старший брат Лукас?
– Хорошо, миссис Рейнолдс.
– Передавай от меня привет!
– Хорошо. Я передам.
– Когда ты с ним увидишься?
– Он приезжает домой на Рождество.
– Надеюсь, он придёт на наш спектакль! Ты передашь ему приглашение?
– Да. Передам.
И пока мы не вышли из зала, Итан не произнёс больше ни слова.
Джинджер научилась говорить «гафф» по условному знаку и быстро завоевала сердца всей труппы, не говоря уж о сердце миссис Рейнолдс. Надя сияла.
Надя любезно поделилась хитростями дрессировки с Фролихом и со Сценической Энни, и у Арнольда стало хорошо получаться, но до Джинджер ему по-прежнему было далеко. Лучше бы Арнольда вообще не взяли в дублёры. Иногда прийти вторым даже хуже, чем быть не допущенным к забегу. Кто знает, что творилось в голове у Фролиха, когда он дрессировал Арнольда? Кто знает, что творилось в голове у Фролиха, когда он ходил на репетиции – а он обязан был на них ходить – и при этом вынужден был сидеть без дела и наблюдать из-за кулис, как на Джинджер изливаются всеобщие восторги и обожание? Столько усилий, а славы – ноль. И ведь это всего лишь репетиции; во время настоящих спектаклей Арнольду тоже предстояло оставаться за сценой, в тени, невидимкой – если только ничего не случится с Джинджер. Что, если из-за всего этого и сам Фролих чувствовал себя неудачником?
Я не мог не тревожиться.
На премьеру – она была назначена на вечер субботы, первого дня зимних каникул – приглашались друзья и родственники. Мы с папой очень волновались, потому что это был дебют не только Алисиной мамы Джинджер – это был ещё и дебют Силлингтон-хауза. Мистер и миссис Даймондстейн, которые прилетали из Флориды, чтобы отметить Рождество с Поттерами, должны были стать первыми гостями нашего пансиона. Они собирались прилететь заранее, чтобы успеть к спектаклю и увидеть Джинджер в роли Сэнди.
У папы пока была готова только одна гостевая комната, но он весьма ею гордился, и я тоже. На заднем дворе он натянул верёвку и развесил постельное бельё, чтобы оно проветрилось на чистом, свежем ветерке с озера. Он приобрёл красивый хрустальный графин со стаканом и поставил на прикроватную тумбочку. Он купил красивый цветок пуансеттии в горшке и поставил на туалетный столик. Вешалки в стенном шкафу были не пластмассовые, как в дешёвых мотелях, и не проволочные, на каких забираешь одежду из химчистки, а деревянные, полированные, тяжёлые – папа привёз их из Англии. И висели они все одинаково, повёрнутые в одну и ту же сторону, так что их тени на стене походили на чертёж какого-то архитектурного сооружения. Белизна ванны и раковины слепила глаза, словно снег под ярким солнцем. Краны тоже блестели – в них можно было смотреться, как в зеркало.
Даймондстейны прибыли в пятницу, перед официальным началом каникул. В тот день я и все остальные ученики начальной и средней школ Эпифании должны были прийти на специальный дневной показ «Энни». Для актёров это был очень важный день: не просто генеральная репетиция в костюмах, но полный зал зрителей.