Души тренировались на большом перерыве – с одиннадцати тридцати до тринадцати ноль-ноль, минус время на ланч. Миссис Олински зачитывала вопросы с карточек: одна карточка – один вопрос. У неё было три комплекта карточек.
В первом были вопросы, ответы на которые шестиклассники обязаны были знать. А поскольку им предстояло сражаться с семиклассниками, миссис Олински добавила сюда же и вопросы для седьмого класса. Во втором комплекте были вопросы из предыдущих турниров. Некоторые из них были на скорость: сколько квотеров в двадцати долларах? Некоторые – на сообразительность: если один маляр красит стену площадью восемь футов на двенадцать за полчаса, сколько времени понадобится трём малярам, чтобы покрасить стену площадью восемь футов на двадцать четыре? А в третьем наборе карточек были вопросы, которые миссис Олински придумывала сама, выуживая факты из новостей и привязывая их к географии, или к истории, или к тому и другому. Недавно из музея был похищен шедевр Рембрандта. Музей находится в стране, где родился этот великий художник. Что это за страна? Какая у неё столица? Миссис Олински требовала показать ей эту страну на карте. Потом просила назвать ещё двух великих художников. А из каких они стран? А какие там столицы?
Семиклассников они разгромили, набрав чуть ли не вдвое больше очков. Факт: ещё никогда команда шестиклассников не выигрывала у команды семиклассников. Дальше им предстояло сразиться с восьмым классом. Ещё факт: никогда раньше команда шестиклассников не состязалась с командой восьмиклассников, потому что никогда раньше шестиклассникам не удавалось продвинуться так далеко.
Когда разнёсся слух, что команда миссис Олински имеет все шансы победить восьмиклассников, ученики двух других шестых классов, видя в коридоре игроков команды, одобрительно их приветствовали, высоко поднимая руки и выставляя большие пальцы вверх – получался целый лес восклицательных знаков.
Всю неделю напряжение нарастало. Шестиклассники миссис Олински против восьмиклассников были как Давид против Голиафа, но они хорошо умели пользоваться пращой. Проигравшие семиклассники, выбирая, за кого им теперь болеть, вставали на сторону шестого класса. В четверг, накануне решающего сражения, шести- и семиклассники выстроились вдоль стен коридоров и устроили овацию миссис Олински и Душам, когда те после ланча возвращались из столовой в класс на тренировку. Миссис Олински благодарила и улыбалась, проезжая между рядами этого почётного караула.
Когда перерыв закончился и в класс вернулись остальные ученики, на лице миссис Олински ещё оставались следы этой улыбки. Миссис Олински сидела за столом и разбирала проверенные работы, которые предстояло раздать.
В классе было тихо, но тут из-за последнего стола донесся очень громкий звук отрыжки, а следом неискреннее «извините».
Миссис Олински закончила раскладывать листки и только потом подняла взгляд.
– Хэмилтон Кнапп?
– Да, мэм, – ответил Хэм.
– Выйдите, пожалуйста, к доске.
Кнапп двинулся медленно, следя за миссис Олински с полуулыбкой. Миссис Олински его не торопила. Не успел он приблизиться, как кто-то издал ещё одну отрыжку. Её звук прокатился из конца класса в начало, после чего в том же направлении прокатился смех. Миссис Олински дождалась, пока Хэм дойдёт до её стола, и только потом сказала:
– Джаред Лорд, присоединитесь, пожалуйста, к мистеру Кнаппу.
Джаред тоже шёл не спеша, и его миссис Олински тоже не торопила. Пока он вразвалочку шагал вдоль своего ряда, смеющиеся лица поднимались и поворачивались к нему, точно головки подсолнухов к солнцу. Этому миссис Олински тоже не препятствовала.
– А теперь, мистер Кнапп и мистер Лорд, – сказала она, – будьте любезны, научите класс издавать отрыжку по команде. Опишите, пожалуйста, весь процесс. – Она взяла кусочек мела с полочки под доской. – Кто из вас готов написать нам инструкцию? – Ни один из двоих не выразил желания, и тогда она вложила мел в руку Кнаппа. – Мне кажется, вам нравится писать на доске, мистер Кнапп.
Хэм взял мел. Класс выразил своё одобрение жестами, изображающими беззвучные аплодисменты.
Все ждали.
– Если у вас возникнут сложности с правописанием каких-то слов, я помогу, – сказала миссис Олински.
Хэм, паясничая, закатил глаза:
– Ну, это… во-первых, надо…
Остальные в классе втягивали животы и открывали рты, раздумывая, как бы описать процесс произвольной отрыжки. Джаред – длинный, неловкий – переминался у доски, тоже подыскивая слова. Кнапп сделал вторую попытку:
– Ну, во-первых…
Ещё одна длинная, неловкая пауза.
– Во-первых, короче…
Миссис Олински молча выжидала, пока три минуты, которые Кнапп и Лорд проторчали у доски, не покажутся им вечностью. Наконец она произнесла:
– Поскольку вы не в состоянии описать то, что сделали, я полагаю, что громкую отрыжку с целью сорвать урок следует назвать неописуемым поступком. Неописуемым. А поскольку вы не в состоянии объяснить, как вы это сделали, я полагаю, что вы не можете никого ничему научить. – Она сделала паузу, посмотрела в глаза Кнаппу, затем Лорду и добавила: – А я могу. Если я захочу, то смогу объяснить, как издавать отрыжку по заказу, и смогу обучить этому вас. Если захочу. – Она снова посмотрела на Кнаппа и Лорда, ноздри её при этом слегка раздулись и затрепетали, потом медленно повернула голову к классу и добавила: – Но я не хочу.
– Место у доски, – продолжила она, – это привилегированная территория. Находиться здесь можно ровно в двух случаях. Первый – если вы чему-то учите остальных. Второй – если вас сюда пригласили. С этой минуты я согласна мириться только с теми из ваших выходок, которые вы способны внятно описать, а затем научить им остальных.
Она посмотрела на Джареда Лорда и спросила:
– Вы понимаете меня, мистер Лорд?
Джаред попытался выдавить из себя улыбку. Попытка провалилась, и он просто кивнул.
– В таком случае давайте больше не срывать уроки неописуемыми поступками. И не срывать спектакли громкими «Гафф!». Вы меня поняли, мистер Кнапп?
Хэм кивнул.
– Мистер Лорд?
– Да, мэм.
Когда Хэм возвращался на место, никто не улыбался ему и не пытался встретиться с ним взглядом.
Внезапно Надя Даймондстейн выставила левую ногу в проход параллельно полу. Ноа Гершом, сидевший тремя рядами дальше неё, выставил правую ногу. Итан Поттер, увидев это, высоко поднял правую руку, сжатую в кулак. Джулиан Сингх – левую. На какой-то миг все четыре конечности, две верхние и две нижние, застыли в воздухе, после чего одновременно исчезли. Души отлично удержали это равновесие.
На бой шестиклассников с восьмиклассниками миссис Лорансен созвала всю школу. Вопросы задавала она сама. Если команда не могла ответить, право ответа переходило к соперникам. В случае ничьей команда, последней давшая верный ответ, должна была верно ответить ещё на один дополнительный вопрос.
Последний вопрос, на который восьмиклассники ответить не смогли, зато Ноа смог, был такой: перечислите структуры человеческого глаза в том порядке, в каком в них поступает свет.
А дополнительный вопрос из четырёх частей, на который они ответили правильно и победили, – назовите имена знаменитых отцов: английской королевы Елизаветы I; Исава и Иакова; Александра Македонского; Соединённых Штатов.
Миссис Лорансен была впечатлена. Шестиклассники ликовали. Мисс Мазолино сказала, что не сомневалась в их победе, а миссис Шарки даже вспомнила выражения «мал, да удал» и «невелик, а грозен».
Теперь Души официально стали командой, представляющей Эпифанию. Дальше шёл чемпионат округа, где им предстояло сразиться с командой Найтсбриджа.
7
Любая другая команда на планете Земля напряглась бы, когда Джулиан вздумал возражать чиновнику суверенного штата Нью-Йорк. Но только не Души. Души доверяли Джулиану и позволяли идти на любой риск.
Уполномоченный был – мягко выражаясь – раздосадован. Он глянул на табличку рассадки игроков.
– Мистер Сингх? – осведомился он. – Джулиан Сингх – это вы?
– Да, сэр, это я.
– Напомню вам, мистер Сингх, что мы договорились подчиняться решениям экспертного совета.
– У экспертного совета неполная информация, сэр.
– Мистер Сингх, мы обязаны подчиняться решениям экспертного совета.
– Сэр, – сказал Джулиан, – это испанская компания, производящая леденцы на палочке, и…
– Я не засчитываю ответ.
– При всём моём уважении, сэр, вы заблуждаетесь.
На этом месте уполномоченный вполне мог дисквалифицировать команду Эпифании – и, скорее всего, он так бы и сделал, если бы от возмущения не лишился дара речи.
В преддверии сражения с Найтсбриджем миссис Олински продолжала муштровать свою команду. Всю неделю они, все пятеро, в начале большого перерыва спешили в столовую, забирали ланч с собой в класс и ели прямо во время тренировки, чтобы не терять ни минуты. Пачки карточек у миссис Олински толстели с каждым днём. Она доставала вопросы наугад, из разных наборов. Некоторые из них Души уже выучили наизусть, и стоило ей начать: «Что написал Мартин Лю…», как четыре руки взлетали вверх и четыре голоса хором выкрикивали: «Девяносто пять тезисов!»
Это никуда не годилось. Отвечать, не дослушав вопрос, отвечать хором – всё это были нарушения, за которые снимались очки. Миссис Олински предупредила: если они будут продолжать в том же духе, то запросто могут проиграть на одних только штрафных очках.
Похоже, у её команды был некий тайный общий язык, что-то вроде передачи мыслей на расстоянии. Стоило ей один раз предупредить – и они прекратили перебивать и отвечать хором. Раз. И. Всё.
Чем лучше выступала команда, тем чаще у миссис Олински спрашивали, как ей удалось эту команду собрать, и она продолжала давать свои убедительные ответы, тасуя их по мере надобности. Они слаженно работают. Они с удовольствием подолгу тренируются. Они хорошо понимают правила. Они быстро соображают. Это была правда, но не вся. Вся правда состояла в том, что всей правды миссис Олински пока не знала.