– Мы рады, что вы приехали, миссис Олински.
– Почему? – спросила она.
– Потому что Силлингтон-хауз – особое место, миссис Олински. Вы скоро сами убедитесь.
Он провёз её через холл в столовую, где, выстроившись за столом у дальней стены, стояли Души.
За двумя другими столами сидели постояльцы пансиона. Они подбадривающе улыбались миссис Олински, как обычно бывает, когда люди видят людей в инвалидных колясках.
Мистер Сингх подвёз миссис Олински к столу, за которым стояли Души. Они поприветствовали её. Тихо. В унисон. Всего двумя словами. Они сказали: «Добро пожаловать». Для неё было накрыто место не у стены, а с противоположной стороны стола. Парковка для инвалидов, подумала она.
Джулиан сказал:
– Мы пока не наливали вам чай, миссис Олински. Чтобы он не остыл.
Итан налил чай. Миссис Олински подняла чашку в безмолвном тосте, медленно поднесла к губам и сделала глоток. Ещё не успев поставить чашку на блюдце, она снова ощутила облегчение, будто с плеч её сняли что-то тяжёлое. Она ела маленькие бутерброды без корочек, с нежным паштетом, и деликатно откусывала крошечные кусочки крошечных пирожных. Ощущение, которое миссис Олински при этом испытывала, было таким странным и непривычным, что она не сразу вспомнила подходящее слово. Слово было – беззаботность. С момента аварии – а может, и раньше – миссис Олински всегда, всегда усилием воли заставляла себя не обращать внимания на то, что люди обращают на неё внимание. Однако сейчас эти дети смотрели, как она ест пирожные и пьёт чай, и её это совсем-совсем не напрягало. Она прикончила последний миниатюрный профитроль, деликатно промокнула уголки рта салфеткой, сложила её и положила на стол рядом с блюдцем, потом подняла взгляд и увидела напротив четыре лица, озарённые улыбками. И ответила им улыбкой – широкой, большой.
Появились другие постояльцы, и Души, извинившись, принялись курсировать из столовой в кухню и обратно, разнося чай и подносы с бутербродами и пирожными. Потом они вернулись к миссис Олински и дождались, пока складка между её бровями разгладится и совсем исчезнет. Затем, когда последний из гостей заплатил по счёту, Ноа сказал:
– Сейчас всё приберём и начнём тренировку.
На столах, из-за которых только что встали едоки, под краями блюдец лежали чаевые. Души складывали их в картонную коробку на подоконнике. Коробка была от чупа-чупсов.
Когда Души скрылись в кухне, в столовую вышел мистер Сингх. Он положил на стол несколько пачек каталожных карточек и сел напротив миссис Олински. Спина его была пряма, как спинка стула.
– Они уже было забеспокоились, миссис Олински, – сказал он.
– Кто – они?
– Души, миссис Олински.
– Души? – повторила она. – Какие души?
– Правильнее было бы спросить, что такое Души.
– Да, верно. Что такое души?
– Души, миссис Олински, – это то, чем стали теперь Ноа, Надя, Итан и Джулиан. Понимаете?
– Нет, мистер Сингх, боюсь, не понимаю. Это какая-то особенная философия? Реинкарнация и всё такое?
Он улыбнулся. Улыбка была такая же белоснежная, как тюрбан, и почти такой же ширины.
– Не реинкарнация, нет. Скорее инкарнация. Воплощение. Это Надя придумала название «Души».
– А почему они забеспокоились?
– Они забеспокоились, миссис Олински, потому что вы чуть было не выбрали другого игрока. И этот выбор стал бы роковой ошибкой.
Миссис Олински никогда никому не говорила – никому вообще, – что чуть было не выбрала другого игрока. Ей стало не по себе. Зачем этот мистер Сингх разрушает блаженную беззаботность, в которой она пребывала ещё минуту назад? Она нервно кашлянула.
– Но я же не выбрала, – возразила она, уходя в оборону.
– Да. И это было в высшей степени удачное решение. Они ждали, миссис Олински.
– И всё-таки я не понимаю. Ждали чего? Что вы хотите сказать, мистер Сингх?
Он улыбнулся. И снова улыбка ослепительно белой линией подчеркнула белизну тюрбана.
– Просто подумайте об этом, хорошо? Вы ведь так и не смогли объяснить, как набирали команду. Вы давали ответы, но не объяснения.
Откуда он знает?!
– Представьте себе атом, миссис Олински. Энергия, таящаяся в этом крошечном мире, незрима, но она даёт зримые результаты. – Мистер Сингх медленно покачал головой. – Не тревожьтесь, миссис Олински. Вы поступили правильно, выбрать Хэмилтона Кнаппа было бы ужасной ошибкой.
Миссис Олински никогда никому не говорила – вообще никому, – что чуть было не выбрала Хэмилтона Кнаппа. Как может мистер Сингх говорить, чтобы она не тревожилась, если от всего, что он говорит, ей делается тревожно?
Мистер Сингх встал.
– Позже, – сказал он. – Позже вы поймёте. А пока просто спасибо за то, что вы поняли: Джулиан – та самая душа, что была вам необходима.
Она кивнула.
– Хорошо, – сказала она. – Позже так позже.
Он подвинул к ней стопки карточек.
– Хотите сегодня взять на себя проведение викторины?
– Почему бы и нет?
– Сейчас я их пришлю. Они готовы.
Она рассеянно перевернула карточки. На каждой было по одному вопросу, как и на её собственных карточках, но только вопросы были не напечатаны, а написаны от руки. Почерк был каллиграфический, бумага – белая, чернила – чёрные, как душа Гекаты. Она углубилась в вопросы – они были хороши – и не сразу заметила, что дети вышли из кухни и уселись за стол напротив неё.[8]
– Кто это писал таким красивым почерком? – спросила она.
Ноа ответил:
– Мы все. В нашу первую субботу я подарил Джулиану набор для каллиграфического письма и всех научил.
– А кто сочинял вопросы?
– Некоторые – вы, – ответил Джулиан. – А некоторые – мы. Все мы.
– И вы тоже, мистер Сингх?
Мистер Сингх легко поклонился.
– Большинство моих вопросов – про языки, а также про меры и веса. Я ведь повар, я обязан разбираться в мерах и весах.
– И то верно. – Миссис Олински рассмеялась. – А как получилось, что вы начали придумывать вопросы?
– Я большой поклонник телевизионной «Своей игры». Когда мы с Джулианом жили на круизном судне, там часто проводились викторины для развлечения пассажиров. Особенно в плохую погоду. – Он снова поклонился. – Если вы согласны быть ведущей, миссис Олински, то меня ждёт моя кухня. Я пробую новые рецепты маффинов из отрубей. Американцы обожают отруби. Я узнал об этом на круизном судне. – Он улыбнулся. – Мы с вами непременно ещё побеседуем, миссис Олински.
– Миссис Олински, – заговорил Ноа, – у нас есть пробелы в знаниях. Их надо заполнить.
– Какие же? – спросила она.
– Музыка и Библия, – сказал Джулиан.
– Я сто раз говорил Джулиану, что Библию можно и пропустить, – заметил Ноа.
А Джулиан возразил:
– Когда мы с папой смотрим «Свою игру», там очень часто попадается категория «Библия». Полагаю, она нам нужна.
– Факт, – сказал Ноа, – мы в штате Нью-Йорк. Не в Индии, не в Англии и уж точно не на круизном судне. И второй факт: есть закон, по которому в штате Нью-Йорк в школе, существующей на деньги налогоплательщиков, учителя не имеют права задавать детям вопросы по Библии. Если они так сделают, их забросают судебными исками – мы и на кнопку нажать не успеем. Ведь это же факт, миссис Олински?
Миссис Олински не думала о фактах. Она думала об их названии – «Души».
– А мне нравится, – сказала она вслух.
– Вам нравится Библия?
– Вообще-то да, – ответила она. – Мне нравится Библия. Как литературное произведение, как исторический источник. Я считаю, это вполне подходящая категория.
Ноа вздохнул.
– Что, и Новый Завет, и Ветхий?
– Не повредит, – ответила миссис Олински.
– И Коран?
– Не повредит, – ответила миссис Олински.
– А «Упанишады»? – спросил Джулиан.
– Что, и их тоже? – ужаснулся Ноа.
– Не повредит, – ответили все они хором и засмеялись, и Ноа через пару секунд засмеялся тоже.
Когда миссис Олински покидала Силлингтон-хауз, уже стемнело, и она была этому рада. Темнота окутала её, точно уютная шаль. Силлингтон-хауз – особое место. Она оторвала одну руку от руля, щёлкнула пальцами – и засмеялась. Никаких сомнений: Озёра Фингер выиграют чемпионат штата.
9
Уполномоченный по вопросам образования, придя в себя после потрясения – подумать только, школьник посмел возражать экспертам! – вновь обрёл дар речи, оштрафовал Джулиана и передал право ответа Максвеллу. Те назвали слово «унитаз».
Но тут дама из экспертного совета, сидевшая перед экраном компьютера, обернулась, жестом поманила к себе уполномоченного, и он направился к ней. Вернувшись, уполномоченный сказал:
– У нас поправка. Счёт изменился. Действительно, «Чупа-Чупс» – название компании. Мы возвращаем Эпифании пять очков, которые отняли как штрафные, и добавляем очко за правильный ответ.
И тогда Джулиан сказал:
– Спасибо, сэр.
Аплодировать никто не посмел, но слева от миссис Олински все улыбались так, что эти улыбки было прямо-таки слышны, а за спиной у неё Нейт и Зейди, Иззи и Марджи подсунули ладони под себя, чтобы не было соблазна захлопать. Да, даже Марджи, всегда такая уравновешенная.
В промежутке между чемпионатом округа и поездкой в Олбани разнёсся слух, что в Эпифании происходит нечто необычное. Миссис Лорансен позвонила в местную газету – и тут же в ней, прямо над прогнозом погоды, появилась статья о миссис Олински и Душах, и наутро они проснулись знаменитыми.
Эта молниеносная вспышка славы озарила и доктора Роя Клейтона Ромера, против чего он отнюдь не возражал, поскольку жаждал «позитивной обратной связи со стороны налогоплательщиков». Доктор Ромер созвал пресс-конференцию. Когда его приглашение приняла сама Холли Блэкуэлл, ведущая программы «Глазами очевидца» на третьем канале, он позвал на эту встречу миссис Олински, Душ, миссис Лорансен и мистера Гомера Фэрбейна.
По распоряжению Холли Блэкуэлл Души выстроились за спиной у доктора Ромера, как почётный караул. Холли наставила микрофон на Надю и голосом на целую октаву выше, чем её обычный телевизионный голос, пропела: