Он повёл её в центр зала и закружил в танце. Лица окружающих сливались в одно. Летти казалось, будто подошвы её туфель на невысоких каблучках вот-вот оторвутся от пола и она взлетит к высокому потолку. Но руки мужчины держали крепко – крепче, чем держат нить воздушного шарика, боясь его отпустить. Они танцевали, и пышная юбка её платья вздымалась колоколом вокруг ног.
Когда музыка стихла, князь отпустил её и вежливо поклонился.
Тяжело дыша после танца, Летиция потянулась к подносу проходящего мимо официанта за стаканом холодного лимонада и услышала невдалеке шёпот: «Тело жениха ещё не остыло, а она…» Это тут же спустило с небес на землю. Не стоило забывать о светских сплетниках, которые после случившегося с Броктонвудом никак не желали оставлять её в покое.
Жадно опустошив бокал прохладительного напитка и даже не почувствовав его вкуса, Летти покинула зал. Она не знала, куда идёт, но, наткнувшись на тяжёлую дубовую дверь, толкнула её. И очутилась в библиотеке. Тут было прохладно и тихо. Но так же, как и в зале, дымились благовония, а со стены смотрел портрет Рохана Чаудхари.
Совсем юного – таким Летиция его не знала.
А спустя несколько минут и он сам появился в дверях.
– Я чем-то вас обидел? – спросил он.
– Нет, – покачала головой Летти. Она не знала, как объяснить собственное замешательство, охватывающее её от одной мысли о непозволительных чувствах, которые она испытывала к этому человеку, чьи тёмные глаза не отпускали её даже тогда, когда он смотрел в другую сторону. – Мне просто захотелось посмотреть на вашу книжную коллекцию.
– В таком случае предлагаю вам взглянуть на кое-что, – с усмешкой заметил он и провёл её к столу, на котором лежали книги и бумаги.
Летиция раскрыла страницы внушительного с виду тома и приглушённо ахнула, увидев иллюстрации, на которых с поразительным вниманием к деталям были изображены обнажённые мужчины и женщины, слившиеся в вызывающе-непристойных позах, повторить которые наверняка не каждый акробат бы сумел.
– Перед вами один из древнейших трактатов о любви.
Летти обернулась к нему.
– Вы нарочно подсунули мне эту книгу!
– Не мог удержаться от искушения полюбоваться вашими заалевшими щёчками.
– И вам это удалось! – Летиция закрыла лицо руками, чувствуя себя донельзя смущённой всем происходящим. Они тут наедине, в интимном полумраке, а совсем рядом танцуют и веселятся его гости, разносят напитки слуги, снова звучит громкая музыка.
– Тогда – помните? – я спрашивал у вас, любили ли вы своего жениха. Сейчас спрошу по-другому. Вы любили когда-нибудь? Не родителей или других родственников, не подруг и не домашних питомцев, а иначе, – произнёс князь Чаудхари, и сердце Летиции сбилось с ритма – так, будто они снова танцевали, а не стояли на месте.
«Сейчас он прикоснётся ко мне, – с пугающей ясностью осознала Летиция. – Может быть, даже поцелует. И я… я…»
Она не станет сопротивляться. Не оттолкнёт его. Отбросит приличия, как змейка старую кожу.
Как стыдно. И… как удивительно.
Летти зажмурилась так сильно, что выступили слёзы. Не открывая глаза, она почувствовала, как до её щеки дотронулись сильные длинные пальцы. Погладили нежную, не тронутую румянами кожу и спустились ниже, задев выбившийся из причёски локон, щекотно скользнувший по лицу.
Дышать становилось всё тяжелее. Сладкий аромат благовоний туманил разум, не оставляя ни единого просвета для здравой мысли. Летиции казалось, что от жара, который исходил от князя, всё её тело плавится как свеча.
Весь он был воплощённым огнём, а ей так давно хотелось согреться.
Его губы оказались нежными и настойчивыми. Они не спрашивали позволения, а уверенно брали своё, сметая даже малейший намёк на сопротивление. Летти разомкнула губы, неумело отвечая на поцелуй, который кружил голову и заставлял чувствовать себя хрупким цветочным лепестком, подхваченным ветром.
Рохан Чаудхари зарылся пальцами в её волосы, вытаскивая из причёски шпильки одну за другой, и те с негромким звоном падали вниз.
– Моя пэри, моя рани, – горячо зашептал он, опаляя жарким дыханием её кожу, перемежая слова родного и чужого языка. Летиция не знала, что означают эти нежности, но они, как и его голос, звучали тягуче и сладко – точно мёд с корицей. И так просто оказалось поддаться соблазну, вверяя себя на милость победителя… Его ладонь легла на её талию, тонкую даже без корсета. Губы коснулись мочки уха, скользнули ниже, и девушка невольно ахнула, когда ему удалось найти особо чувствительное местечко на её шее.
Сквозь ткань платья и нижнего белья она ощущала, как её грудь тесно прижимается к его груди, как его горячие руки поглаживают её спину и снова спускаются к талии, крепко обхватывая её, заключая в нежные оковы объятий. Ничего подобного Летти никогда в жизни не испытывала. Её давно минувшая полудетская влюблённость в альда Броктонвуда теперь представала лишь бледной тенью того, что она чувствовала сейчас. Тогда не было ни обжигающей страсти, ни иссушающей губы жажды, когда кажется, что она умрёт, если князь не поцелует её снова. И он целовал, щедро делясь с ней своим теплом, которое перетекало из его тела в её, так чутко и податливо откликавшееся на каждое прикосновение.
Глава 25
Алиби на ту ночь, когда убили Джерома Эрделлина, у Саймирена Мортона не было. На вопрос, который Стефан Альберран ему задал, заехав по известному ему с недавних пор адресу, тот заявил, будто мирно почивал дома, но никто не мог этого подтвердить. Ни его почтенные родители, которые ушли спать раньше сына, ни живущая в том же доме его тётушка Пруденс, ни слуги. За завтраком он присутствовал, однако данный факт ещё не говорил о том, что не только утро, но и всю минувшую ночь кузен Летиции провёл в собственной постели. Увы, на роль подозреваемого он – с учётом того, что рассказала Шалини, – подходил идеально.
Зачитывая молодому аристократу его права, Стефан с тоской думал о том, что теперь, когда он упрятал за решётку её родственника, у него и вовсе не осталось никаких шансов завоевать сердце любимой девушки. Но что поделаешь, если у того имелся мотив? Проверка текущего финансового состояния альда Мортона не заняла много времени. Как выяснилось, он промотал почти всё фамильное состояние, да и отец его, тоже не на шутку увлёкшись азартными играми, не отставал от сына. Им обоим невыносимо оказалось смотреть, как всё, чем после смерти родителей единолично распоряжалась Летиция, уплывало в чужие руки – руки Финнеаса Броктонвуда. Пусть отцовское завещание и учитывало в первую очередь её интересы, выгоду от брака с ней сложно было переоценить. Ведь не бросила бы она семью мужа в бедственном положении?
Саймирен упорно всё отрицал. На вопрос, когда он в последний раз встречался с альдом Броктонвудом, пожал плечами и заявил, что требует адвоката. Дескать, пока тот не придёт, он больше не желает разговаривать с представителем Службы Правопорядка, который, следуя правилам, доставил его в контору – в специальную комнату для допросов, такую давящую и мрачную, что самому Альберрану тут становилось не по себе, что уж говорить об арестованных.
– Так вы утверждаете, что не являетесь тем человеком, с которым Финнеас Броктонвуд помирился незадолго до того, как его убили? – ещё раз осведомился Стефан, глядя на альда Мортона, на лице которого, несмотря на прохладу в помещении, выступили капельки пота.
– Ещё раз говорю – нет, не я! Я даже не могу припомнить, когда его видел! Мне нужен адвокат!
– Гм-м… Если не ошибаюсь, вам нечем ему заплатить. Не так ли?
– Отец что-нибудь продаст! – проворчал собеседник.
– Боюсь, вам придётся продать дом и перебраться в жилище поскромнее.
– Дом уже заложен!
Альберран невольно присвистнул.
– Прошу вас поднять рукава.
– Зачем?
– Хочу кое-что проверить.
Арестованный неохотно послушался. Стефан затаил дыхание, глядя, как Саймирен Мортон стягивает тяжёлый сюртук, как ползёт вверх ткань рубашки. На аристократически бледной коже знакомая татуировка выглядела чем-то неуместным и чужеродным.
– Почему вы мне раньше не сказали?..
– Вы не спрашивали! – буркнул в ответ кузен Летиции. – Да, она такая же, как у Джерома и Финна. Но это ведь не значит, что я убийца.
– Если не вы, то кто же тогда тот старый недруг, знакомый по школе Эрроу, что недавно встретился альду Броктонвуду?
– Думаете, только я – подходящая кандидатура? Он в школе многих доставал. Любой мог затаить на него обиду.
– Выходит, всё началось в школе, но почему же тогда преступник ждал так долго?
Альберран никак не мог окончательно утвердиться в мысли, что отравление настойкой чилибухи готовили с тех давних пор. Годы, прошедшие с окончания Эрроу, тот человек не виделся с Финнеасом, а затем вдруг помирился с ним, подобрался к нему близко и тогда же наверняка и узнал о любимом напитке бывшего однокашника. Ведь не пил же Броктонвуд золотой шнапс ещё в школьные годы, хотя кто их, богачей, знает. И всё-таки – почему именно сейчас? Убийцу должно было что-то подтолкнуть к действию.
Убийство – месть за школьные обиды? Неужели только в этом причина? Или есть что-то ещё, пока невидимое и тёмное, как скрытая под водой часть айсберга?
– Я не могу вас пока отпустить, альд Мортон, – произнёс Стефан со вздохом. – Увы. Неопровержимых доказательств вашей невиновности не имеется, но и вины тоже.
– Вот именно!
– Зато налицо мотив. Ведь сразу же после того как Финнеаса Броктонвуда отравили, вы поторопились сделать предложение его невесте. Вы же не станете это отрицать?
– Я хотел позаботиться о репутации моей кузины!
– Вы хотели позаботиться о своём кошельке! – довольно жёстко проговорил Альберран. – Вы и не думали о её чувствах, о том, каково ей приходится в такую пору! Могли бы стать для неё братом, хорошим другом, а не тащить немедленно под венец!
– Думаете, таков мой выбор?! Вы не представляете, как на меня давят родители! Называют никчёмным, бесполезным!