В начале их совместной жизни, сознавая, что Фиону может угнетать отсутствие физиологической близости, на которую он не способен, Ник предложил ей найти любовника.
– Фи, найди себе кого-нибудь, – говорил он. – Приятного человека, который подарит тебе романтический обед с вином и ласки в постели. Ты же не можешь прожить всю жизнь монахиней. Ты ведь совсем молодая.
Через несколько месяцев, убедившись, что Фиона так и не нашла любовника, Ник заговорил о психологии – новой науке, которой он интересовался. Согласно одной из недавно прочитанных им статей, Фиона попросту сублимировала свои плотские желания. Фиона ответила, что ничего не поняла из его слов и сомневается, понимает ли он сам. Тогда Ник принялся рассказывать о Зигмунде Фрейде, талантливом венском враче, и о теориях этого врача, касающихся человеческого разума. По мнению Фрейда, сублимация – это замещение плотских желаний, когда человек не может или не хочет их удовлетворить. Энергия желаний перенаправляется в другие сферы жизни. Например, в работу. Фиона выпучила глаза, но Ник продолжал утверждать, что теория Фрейда прекрасно объясняет ее необычайный успех в делах. Всю энергию, которую при иных обстоятельствах она раходовала бы в постели, она направляет в работу.
– Ник, почему бы тебе не попробовать применить эту теорию к себе? К своим делам? В своих я уж как-нибудь сама разберусь.
– Фи, не будь такой ханжой. Если ты не можешь говорить о сексе с мужем, с кем вообще ты можешь об этом говорить? – упрекнул он.
Пришлось бросить в него подушкой. Ник замолчал. Он мог думать что угодно, но Фиона знала: ее нежелание заводить интимные отношения не имело ничего общего с ханжеством. Фиона не хотела любовника. Она хотела любить. Ей встретился любовник в лице Уилла. Опытный любовник. И хотя тело откликнулось на его призыв, сердце осталось холодным. Фиона вспомнила ночь ее первой близости с Уиллом. Он быстро уснул, а она лежала, слушала его дыхание и чувствовала себя еще более одинокой, чем когда-либо. Ей хотелось испытать то же, что она испытала с Джо. За эти годы ей встречались сотни мужчин. Многие отличались умом, воспитанием и обаянием. Многие влюблялись в нее. Нескольких она попыталась всколыхнуть, ища в их глазах хотя бы проблеск того, что видела в глазах Джо. Увы!
– Хорошая книга. Берите, дорогая, не пожалеете. Эта девчонка Бронте умела одной фразой душу перевернуть.
Фиона удивленно взглянула на продавщицу, полненькую и не слишком опрятную ирландку. Та с интересом смотрела на хорошо одетую и явно богатую женщину, которую почему-то занесло на рынок.
– Дали бы мне право самой назначать цену за этот роман, я бы спросила тысячу долларов, – заявила продавщица, стуча по обложке грязным указательным пальцем. – Вы не ослышались! Тысячу долларов! И это выгодная сделка. Знаете почему? Там рассказано про две жизни. Какой мужчина нынче откроет вам дверь? Я уж не говорю про тех, кто захочет выкопать вас, мертвую, из могилы, чтобы снова обнять. Кэти и Хитклифф – они-то знали, каковы настоящие чувства. Знали, что́ есть любовь на самом деле. Болезнь – вот что! Похуже тифа, и убивает столь же быстро. Мой вам совет: держитесь подальше от любви.
– Целиком с вами согласна! – засмеялась Фиона.
Ирландка тоже улыбнулась; ответ Фионы придал ей смелости.
– Там есть и другие герои. Эдгар, Изабелла, Хиндли, но они мелковаты. Их бы я отдала задаром… если бы я продавала историю. Но вся прелесть, дорогуша, что я продаю не историю, а всего лишь книгу. Бумажные листы в кожаном переплете. И потому дорого за нее не прошу. Дешевле не найдете. Вам за полдоллара отдам.
Фиону охватило желание поторговаться. Сработал врожденный инстинкт, развитый наблюдением за матерью, которая всегда торговалась на рынках Уайтчепела. Однако Фиона подавила инстинкт и заплатила пятьдесят центов. Она зарабатывала более чем достаточно, и, хотя ирландка ждала, что покупательница начнет торговаться, Фионе было совестно выговаривать несколько центов у той, кому деньги доставались с большим трудом. Положив книгу в портфель, Фиона собралась покинуть рынок. Был восьмой час вечера, и она не хотела заставлять Ника ждать.
Она повернула к Вест-стрит, и тут ее глаза снова наткнулись на светловолосого продавца жареных каштанов. Он уговаривал нескольких грузчиков купить у него каштаны, но грузчики спешили домой, где их ждал ужин, и каштаны их не интересовали. Такая же неудача постигла его, когда он попытался продать каштаны двум фабричным работницам, а затем священнику. Его окружила стайка городских оборвышей, выпрашивая горячие орешки. И парень незаметно сунул каждому по кулечку. Фиона увидела, как маленькая девочка обхватила кулечек и, прежде чем съесть каштаны, грела озябшие пальцы. Ища новых покупателей, парень повернулся и заметил Фиону. Он сейчас же переключил все внимание на нее и затараторил, улыбаясь и кокетничая. Рот парня не закрывался. На Фиону изливался поток совершенно ненужных ей сведений о каштанах вообще и о замечательных экземплярах, предлагаемых покупателям.
– Вы только попробуйте, миссус, – зазывал парень и даже бросил Фионе каштан, а потом и второй, вынудив ее их поймать. – Налетайте, леди и джентльмены! Еще не встречал женщину, которая не хотела бы подержать в руках пару моих горячих орешков.
Малолетние оборванцы засмеялись. Женщина лет пятидесяти, с корзиной в руке, подмигнула Фионе. Покраснев, Фиона полезла в портфель за бумажником, мысленно ругая себя за то, что вновь поддалась чарам обаятельного торговца.
– Миссус, вам один кулек или два?
– Я возьму все, что у тебя есть, – ответила Фиона, доставая купюру.
Парень на несколько секунд умолк, затем удивленно спросил:
– Что? Все?
– Да, все.
Глядя на его посиневшие пальцы, Фиона подумала, что парню не помешали бы настоящие теплые перчатки.
– Сию минуту.
Парень схватил совок и начал заполнять каштанами бумажные кульки. Их набралось без малого дюжина. Фиона заплатила и раздала кульки ребятне, с завистью наблюдавшей за покупкой.
– Спасибо, миссус! – хором закричали они, ошеломленные ее щедростью.
Фиона улыбалась, глядя, как они разбегаются, унося лакомство.
Продавец каштанов полез в старую коробку из-под сигар, служившую ему кассовым ящиком, чтобы дать сдачу с пяти долларов. Когда он поднял голову, щедрой женщины рядом не было. Пошарив глазами в толпе, он заметил ее идущей в сторону Вест-стрит. Парень окликнул ее, но она не обернулась. Тогда он попросил соседнего торговца присмотреть за тележкой и бросился догонять покупательницу. Ведь она не взяла почти четыре доллара сдачи. Выскочив на тротуар, парень снова крикнул. Она посмотрела на него в окошко отъезжающего кеба. Парень помахал деньгами. Женщина отвернулась. Кеб быстро набрал скорость.
Продавец каштанов очумело глядел ей вслед. Он не понимал, почему у этой красивой, нарядно одетой женщины, явно привыкшей разбрасываться деньгами, такие пронзительно грустные глаза.
Глава 60
– Дорогой! Ну что ты там прохлаждаешься? – послышалось изнутри.
Томные, сочные интонации выбили Джо Бристоу из забытья. Его воспоминания поднялись, как туман над озером, и исчезли.
Он повернулся, не закрывая окна. Из глубины комнаты за ним наблюдала женщина, приподнявшись на локте в красивой резной кровати черного дерева.
– На звезды смотрел, – ответил Джо.
– Ах, какие у нас причуды! – засмеялась женщина. – Закрой окошко, не то я замерзну насмерть.
Она закурила сигарету, глубоко затянулась. Взгляд ее зеленых кошачьих глаз был голодным. На женщине, кроме индийских серег с драгоценными камнями, ничего не было. Ее безупречная кожа, всегда бледная, выглядела еще бледнее на фоне красно-малиновой вышивки, украшавшей балдахин кровати. Ее тело было поджарым и упругим, с маленькой грудью и узкими бедрами. Прямые черные волосы едва достигали подбородка. Она их остригла. Смелый шаг, даже для нее.
– Возвращайся в постельку, – промурлыкала женщина, выпуская облачко дыма.
– Не могу, – ответил Джо, плотно закрыв балконные двери. – Мне завтра очень рано вставать. Поеду в Камден разведать обстановку. Посмотрю, можно ли открыть там магазин компании «Монтегю».
Он прошел по комнате, поднимая с пола одежду. Он знал, что говорит слишком быстро. Названная причина была неубедительной. Но он не мог остаться. Нужно уйти отсюда раньше, чем она увидит его печаль, глубокую и мучительную. Эта печаль накрывала его всякий раз после близости с женщиной, которую он не любил.
– Камден? – щуря зеленые глаза, переспросила женщина. – От меня туда ехать ближе, чем от тебя. А то получается, сначала поедешь из Белгравии в Гринвич, а утром – назад, в этот Камден. – Женщина села на постели. – Не понимаю, что ты так приклеился к Гринвичу?
– Мне нравится мой дом, – ответил Джо, сбрасывая позаимствованный у нее халат. – Нравится сад. Нравится жить у реки.
– Причина совсем другая, – возразила она.
Глаза женщины заскользили по его телу, задержались на длинных мускулистых ногах, слегка покрытых светлыми волосами, на ягодицах совершенной формы и спине, плавно расширяющейся кверху.
– Другая?
– Конечно. Оттуда тебе удобно держать весь мир на почтительном расстоянии. И твоих любовниц тоже.
Джо хотел сказать что-нибудь примирительное, но женщина отмахнулась. Слова ей были не нужны. Он надеялся, что она не попытается удержать его.
Мод Селвин Джонс пригласила его домой на поздний ужин. Поговорить о делах – так она обставила свое приглашение. Мод была декоратором, причем лучшим в Лондоне. Джо нанял ее, чтобы придать одинаковый облик всем сорока пяти магазинам компании «Монтегю» и оформить убранство нового, в Найтсбридже. Тот магазин Джо собирался сделать центральным. Мод могла бы и не работать. Богатство позволяло. Но она не бросала работу, поскольку оформление магазинов и салонов дарило ей новые впечатления и злило ее отца. Отцовская злость всегда ее забавляла. Мод была известна не только как декоратор. Пожалуй, еще больше она прославилась экстравагантными путешествиями. Мод бродила по горным тропам Непала. На верблюде пересекла Марокко. Жила в шатрах аравийских бедуинов. Она успела побывать замужем. Ее муж, судя по рассказам человек грубый