Гроб Ника опускали в могилу. Священник бросил горсть земли, напомнив собравшимся, что они пришли из праха и в прах обратятся. Похороны закончились. Присутствующие стали расходиться. Фиона стояла не шевелясь. В доме Майкла ее ждали поминки. Как она это выдержит? На плечи Фионы легла сильная рука. Шейми. Он поцеловал сестру в макушку. Теперь он мог. В свои пятнадцать лет он был выше ее на целых два дюйма. Внешне он напоминал их брата Чарли. Правда, Шейми превосходил старшего брата ростом, но не был таким мускулистым. Настоящий юный американский джентльмен, а не хвастливый, нагловатый парень из Восточного Лондона. Но его озорные зеленые глаза, доброе сердце, смешливость и мужской характер были точь-в-точь как у покойного старшего брата.
А Чарли сейчас было бы двадцать шесть. Взрослый мужчина. Как бы сложилась его далеко не прямая жизнь, не оборвись она десять с лишним лет назад? И какой станет взрослая жизнь Шейми после его частной школы, летних путешествий, зимних лыжных походов и множества других возможностей и привилегий, которые он получил после нищего и голодного раннего детства?
Поначалу Фиона лелеяла надежду, что брат, окончив школу, вернется в их особняк на Пятой авеню и тоже займется чайным делом. Но чем старше становился Шейми, тем больше сомнений ее обуревало. Этот мальчишка обожал жизнь на природе. Летние каникулы он проводил, лазая по горам Катскилл и Адирондак и спускаясь на каноэ по тамошним быстрым речкам. Шейми не терпелось отправиться в Скалистые горы и Большой каньон. Ничто не доставляло ему столько радости, как открытие нового растения, насекомого или животного. Его пристрастия отражались и в школьных оценках: по естественным наукам, математике, географии и истории Шейми был первым в классе, зато по английскому, французскому и латыни плелся в хвосте.
– У этого парня душа непоседы, – часто говорил ей Майкл. – Таким же был твой па, пока не встретил твою ма. Ты не удержишь его на одном месте и не заставишь торговать чаем. Улизнет он в неведомые края.
Фиона не оспаривала дядины слова. Майкл был прав. Шейми будет путешествовать по всему миру. Наследство Ника плюс фонд, который она учредила для брата, позволят ему ездить куда пожелает. Он будет писать ей из Каира, Калькутты и Катманду, иногда появляться в промежутке между путешествиями, но чайная торговля и жизнь на Пятой авеню явно не для него. А Фиона будет одна стареть в своем громадном прекрасном доме.
– Фи, пошли, – прошептал Шейми, слегка сжав ей руку. – Пора.
Она положила голову ему на плечо и позволила себя увести. Пару дней назад Шейми приехал из Гротона. Фиона обрадовалась приезду брата. Его присутствие успокаивало ее так, как ничье другое. Вместе они прошли через жуткие испытания, пересекли океан и начали новую жизнь. Узы, связывающие их, были крепкими и глубокими. Фиона знала: в эти дни ей остро понадобятся присутствие брата и его поддержка. Когда вся суета подготовки к похоронам и сами похороны останутся позади, начнется самое тяжелое. Она останется наедине со своим горем. Шейми с детства чувствовал моменты, когда ей было совсем плохо, и умел найти нужные слова. Брат знал, когда ей требуется ощутить тепло его руки.
К ней подошли Тедди Сиссонс с женой и предложили обращаться к ним по любому поводу. Затем подходили другие люди, говоря примерно те же слова. Хорошие, добрые люди, которыми двигало искреннее желание ей помочь. Они любили ее, а она любила их. Однако сейчас ей не хотелось никого видеть. Она выдерживала этот поток, кивала, благодарила, пыталась улыбаться и облегченно вздыхала, когда они отходили, направляясь к своим экипажам.
– Фиона, сегодня ты останешься у нас. Ты и Шейми, – послышался сзади голос Майкла.
Фиона обернулась. Вся ее семья была в сборе, готовая покинуть кладбище.
– Не могу, – покачала головой она. – Дядя Майкл, я…
– Не спорь! – заявила Мэри. – Это сражение тебе не выиграть. Места у нас хватит. Я не допущу, чтобы вы оба бродили по вашим бесконечным комнатам как неприкаянные.
Фиона выдавила из себя улыбку.
– Спасибо, – обняв тетку, произнесла она.
– Я посажу у надгробного камня белую розу. Из вьющихся. Нику это понравится, – сказал Алек; его подбородок дрогнул, и он отвернулся и вытер глаза. – Пойду скажу могильщикам, чтобы не закидывали это место дерном, – добавил он, направляясь к могиле.
– Шейми, Иэн, идите с дедом, – попросила Мэри. – Глаза у него уже не те. Боюсь, не упал бы.
Иэн и Шейми послушно двинулись вслед за стариком. Мэри повела свой выводок к семейному экипажу. Майкл сказал, что подойдет позже.
– Как ты держишься, девочка? – спросил он Фиону, когда они остались вдвоем.
– Нормально. Честное слово. – Дядя не поверил ей, и Фиона, увидев это, сказала другое: – Мне его очень недостает. Я жутко тоскую по нему.
– Я это знаю. Нам всем его недостает. – Он взял племянницу за руку; за все годы Майкл так и не научился выражать свои чувства. – Фиона, все будет хорошо, вот увидишь. Ушло только тело. Только тело. Но есть другая часть. Ее не закопаешь в землю. Она навсегда остается в тебе.
Фиона поцеловала дядю в щеку, благодарная за добрые слова, но, увы, она не могла им поверить. Внутри ее не было никакой частицы Ника. Только бескрайняя, щемящая пустота.
– Нам пора, – сказал Майкл. – Хочешь поехать с нами?
– Нет. Мне надо собраться. Я поеду одна. Возьмите Шейми с собой.
Майкл ответил, что обязательно возьмет с собой Шейми, и Фиона пошла к своему экипажу. Ей требовалось хотя бы ненадолго побыть одной. Подходя к экипажу, она увидела высокого, элегантно одетого мужчину. Он стоял к ней спиной. Заслышав шаги, он повернулся и снял шляпу. Его волосы успели поседеть, но сам он остался таким же обаятельным и элегантным.
– Уилл… – заплетающимся языком произнесла Фиона.
Она не подала руки, боясь, что он не ответит на рукопожатие. Она не знала, о чем говорить. С момента их расставания все их нечастые разговоры не шли дальше нескольких обыденных фраз.
– Здравствуй, Фиона, – сказал Уилл. – Прошу прощения… я хотел… как ты?
– Не лучшим образом, – глядя в землю, ответила она.
– Странно было бы услышать другой ответ. Угораздило же меня спросить. – Он немного помолчал. – Я слышал, что Николас… скончался. Хотел прийти на церемонию, но не знал, захочешь ли ты меня видеть. И тогда я поехал сюда, чтобы выразить тебе свои соболезнования.
– Зачем? – подняв голову, спросила Фиона.
Уилл печально улыбнулся:
– Потому что я лучше, чем кто-либо, знал, как много он значил для тебя.
Фиона снова опустила глаза. Всхлипнула, содрогнувшись всем телом. Затем снова. Слова Уилла, его прощение, пусть и невысказанное, глубоко тронули ее. Тугой узел эмоций в груди развязался, выпустив всю печаль и гнев, находившиеся внутри.
Она заплакала. Уилл молча обнял ее.
Глава 66
Фиона сидела у себя в кабинете, упираясь локтями в крышку стола. Она массировала виски, стараясь унять сильную головную боль. Перед ней лежала записка от Стюарта, к которой прилагался отчет о продажах «Быстрой чашки», недавно появившейся на рынке. Фиона четыре раза принималась за чтение, но так и не смогла продвинуться дальше третьей фразы. Под отчетом лежала груда писем и счетов, требовавших ее внимания. Секретарша деликатно напомнила ей, что письма лежат уже давно. Фиона понимала: если сейчас по-настоящему не взяться за дело, она так и застрянет в этом состоянии.
В открытое окно ворвался майский ветер, шелестя бумагами и лаская ей лицо. Фиона вздрогнула. Весна насмехалась над ней. За окном все тянулось к солнцу. Тюльпаны, фрезии, нарциссы подставляли лепестки солнечным лучам. Кизил, магнолии и вишни были сплошь усыпаны цветами. По парку с радостными криками носились дети, широко расставив руки и приветствуя пробудившийся мир.
Но весенняя красота не снимала тяжесть с ее скорбящего сердца, а только усугубляла. Фиона отодвинулась от солнечного света, падающего ей на плечи. Болезненно поморщилась, слыша веселое щебетание птиц. Природа и люди с ликованием встречали весну, а она? Фиона ощущала себя мертвой изнутри. Удачная рекламная кампания, открытие нового чайного салона – ничто ее не радовало. Даже цветение ее любимых чайных роз. Единственное, что ей удавалось, – это заставлять себя каждое утро являться на работу. Но не работать. Ей едва хватало сил теребить Питера Херста насчет покупки новых акций «Чая Бертона». Она ловила себя на том, что ей все равно, как идут продажи «Быстрой чашки». Десять коробок продано или десять тысяч – какая разница?
Настенные часы пробили два. Фиона застонала. С минуты на минуту должен прийти Тедди Сиссонс для разговора о завещании Ника. Ей вовсе не хотелось встречаться с адвокатом. Ей вообще ни с кем не хотелось встречаться. Обычный разговор с людьми был для нее напряжением. Вздохнув, она перечитала записку Стюарта и заставила себя приняться за чтение отчета. Она одолела половину страницы, когда в дверь постучали.
– Фиона, можно к вам? – послышался знакомый голос.
– Входите, Тедди. – Она натянуто улыбнулась. – Располагайтесь. Может, чашку чая?
– Нет, спасибо, – ответил он, ставя на стол портфель. – Я хотел бы сразу перейти к делу. К четырем мне надо быть в суде.
Фиона разгребла бумаги, освободив ему часть стола. Тедди вытащил свои и сел. Пока он их упорядочивал, складывая в аккуратную стопку, его очки сползли с носа, угрожая свалиться. Фиона наклонилась и поправила ему очки.
– Благодарю, – рассеянно произнес адвокат. – Как вы?
– Нормально. Намного лучше.
– Вы ужасная лгунья!
Фиона устало рассмеялась:
– В таком случае отвратительно. Это вас больше устраивает?
– По крайней мере, звучит правдиво. Ну вот… нашел. – Он протянул Фионе копию завещания. – По большей части рутина. Но есть несколько моментов, где мне потребуются ваши указания.
Тедди стал перечислять пункты завещания, подробно объясняя распоряжения Ника, не связанные с денежными вопросами. Он извинился за витиеватый юридический язык, сказав, что ее муж хотел соблюсти все формальности. Фиона добросовестно старалась слушать пояснения, но слова расплывались у нее перед глазами. К тому моменту, когда Тедди добрался до банковских счетов Ника и распоряжений, как с ними поступить, ее голова раскалывалась от боли. Еще немного – и она просто упадет в обморок. В этот момент Тедди перевернул последнюю страницу завещания.