Но второго шанса он не получит. Он бросил Фиону, когда она отчаянно в нем нуждалась. Оставил ее выживать в трущобах Уайтчепела, в результате чего два добрейших и учтивейших джентльмена – Уильям Бертон и Шихан Котелок – едва не лишили ее жизни. Сердце Фионы было щедрым, но не настолько, чтобы простить Джо все сделанное и не сделанное им. Ничье сердце не может обладать безграничными запасами щедрости.
Пока Джо стоял возле склада, дверь паба «Рамсгит» открылась. Оттуда вышел человек, нахлобучил шляпу и быстро зашагал по улице. За ним увязались обычные запахи паба: табачного дыма, пива и еды. Джо вдруг понял, что проголодался. Он решил зайти в паб и перекусить. Это на время освободит разум от тягостных мыслей.
Он заказал пикшу и чипсы, а также пинту горького, пока ждет заказ. Кружку ему пришлось держать чуть ли не над головой. Посетителей в зал набилось как сардин в банку. Ничего удивительного: был вечер пятницы. Джо оглядел собравшихся. В основном местные рабочие и матросы. Он спросил барменшу, есть ли свободные столики на втором этаже, и узнал, что там еще теснее. Девица посоветовала ему отправиться куда-нибудь на Старую лестницу и там спокойно перекусить. Если он хочет, она завернет его заказ.
Старая лестница. Лучше места не придумаешь! Только там и освобождаться от мыслей о Фионе. Джо залпом допил пиво, взял горячий, успевший промаслиться сверток с рыбой и чипсами и вышел. Дойдя до середины лестницы, он сел на каменную ступеньку. И в то же мгновение на Джо налетел вихрь воспоминаний. Ее синие глаза, радостно округлившиеся при виде его. Ее запах после рабочего дня. От нее всегда пахло чайными листьями и сладковатым по́том. Ощущение ее руки в его руке. Джо почувствовал хорошо знакомую печаль, терзавшую его столько лет.
Все ему советовали отпустить прошлое. Ма. Кэти. Джимми. Прошлое давно ушло. Надо двигаться дальше.
Двигаться к чему? Он познал редчайшее из чувств – любовь. Настоящую любовь. Он держал ее в руке, а потом выбросил. Что осталось ему? Жизнь, наполненная случайными связями с женщинами, которые Фионе и в подметки не годились? Мертвые мечты и болезненные воспоминания? Когда-то он гордился работой у Петерсона, своим растущим жалованьем. А как много для него значила похвала Томми! Сейчас все это казалось жалкой мишурой. Никакие успехи и достижения, никакие заработанные деньги не могли заменить ему минут, проведенных на этих ступеньках с девчонкой, которую он любил. Они вдвоем, несколько фунтов в помятой жестяной банке из-под какао и их мечты.
«Альф прав», – подумал Джо, разворачивая свой ужин. Здесь есть призрак. Одинокий призрак с сокрушенным сердцем. Призрак жизни, какая у него могла бы быть, но какой уже не будет.
У причала волны слегка покачивали лодки. Стемнело. На речную гладь легли серебристые полосы лунного света. Небо было усыпано звездами. С небосвода ему волшебно подмигивала яркая звезда – его любимая. Сегодня она была крупнее и ярче. Взгляд Джо пропутешествовал до конца лестницы. Сколько раз он приходил сюда с единственной целью: найти Фиону сидящей на последней ступеньке и мечтательно смотрящей на волны.
Продолжая рассматривать заветную ступеньку, Джо заметил на ней какие-то предметы. Он подался вперед, прищурился. Женские уличные туфли, одна из которых стояла, а вторая лежала на боку. Рядом, похоже, валялись скомканные чулки.
Джо насторожился. Ему хотелось надеяться, что хозяйка этих вещей – какая-нибудь несчастная девчонка – не свела счеты с жизнью. Он знал: женщины, избиравшие местом самоубийства реку, часто оставляли на берегу свою обувь, надеясь, что кому-нибудь она еще пригодится. Маленькие подарки остающимся жить. Джо вглядывался в береговую линию и ярдах в двадцати, возле свай, заметил стройную босую женщину. Она стояла к нему спиной и бросала камешки так, чтобы те не просто плюхались в воду, а успевали несколько раз подпрыгнуть на волнах. Ее движения были быстрыми и энергичными. Исчерпав запас камешков, она нагнулась за новыми. Луна играла на ее черных волосах. Джо облегченно вздохнул. Те, кто решил уйти из жизни, не станут кидать камешки.
Но почему она здесь одна в столь поздний час? Не самое безопасное место, чтобы женщине разгуливать одной. Джо продолжал смотреть, завороженный ее изящными, уверенными движениями. Ее волосы выбились из пучка. Подол юбки елозил по илистой поверхности. Рядом с криком вспорхнула речная птица. Женщина подняла голову.
Джо встал, уронив свой ужин.
– Такого просто не может быть, – прошептал он.
Это трюк. Игра воображения. Место, воспоминания, его тоскующее сердце, темнота… они составили заговор и подарили ему эту картину. Однако глаза утверждали обратное. Джо спрыгнул со ступеней и пошел к ней, надеясь и боясь ошибиться. С ним такое уже бывало. Многократно. Увидев стройную черноволосую женщину, он, поддавшись импульсу, окликал ее. Женщина оборачивалась, глядя на него вопросительно или с холодной вежливостью, но ее глаза не были глазами Фионы.
Джо медленно, с осторожностью приблизился. Он не хотел напугать женщину. Ему вспоминалась девчонка, которая когда-то стояла здесь, запачкав подол в прибрежном иле, и клялась Темзе, что однажды станет знаменитой на весь Лондон.
Услышав шаги, женщина настороженно обернулась. Ее глаза широко раскрылись. А потом он услышал то, что жаждал услышать все эти долгие годы, – звук ее голоса, произносящий его имя:
– Джо? Боже мой… неужели это ты?!
Фиона онемела и, кажется, оглохла. Она не слышала ни пьяного смеха, доносящегося из «Рамсгита», ни плеска весел проплывавшего ялика. Похоже, она утратила и осязание. Волны по-прежнему бились о ее ноги, а ветер играл подолом юбки, но она ничего не чувствовала. Из всего, что находилось вокруг, она видела только Джо.
– Ты настоящий? – прошептала она, дотрагиваясь до его щеки пальцами, перепачканными речным илом.
Лицо, которое она знала наизусть, было прежним, и в то же время что-то в нем изменилось. На лбу появились морщинки, скулы стали острее. Но глаза остались прежними: такие же синие, удивительно красивые, только печальные.
Джо коснулся ее лица, приложил ладонь к щеке. Тепло его руки подсказало Фионе, что он настоящий. Потом Джо притянул ее к себе и поцеловал. И тогда в ушах Фионы загрохотало, а изнутри послышался звук, напоминающий треск ломающегося на озере льда. Запах его кожи, вкус его губ, мускулистое тело, прижавшееся к ее телу, – все это окутало ее. Словно и не было тех десяти лет неутихающей тоски, любви к нему, перемешанной с печалью и гневом. Подумать только: десять лет одиночества, невзирая на шумное окружение. Десять лет она прожила с опустошенной душой и заснувшим телом. Несколько секунд – и тех лет не стало.
Сильные противоречивые чувства, заточенные почти на десятилетие, вырвались на свободу и хлынули мощным потоком, угрожая разорвать в клочья и утопить. Фиона попыталась вырваться, однако Джо крепко держал ее за руки:
– Нет! Больше я тебя не отпущу. Никогда? Слышишь?
Джо не говорил с ней. Кричал. Фиона вырывалась, злясь на себя, что ей не хватает сил. Потом она вдруг уцепилась за него, схватившись за сюртук, рубашку, кожу под рубашкой. Ее хватка могла причинить ему боль, но Фиона об этом не думала. Она уткнулась ему в грудь и всхлипывала, снова и снова повторяя его имя.
Джо не выпускал ее из объятий, крепко прижимая к себе.
– Не уходи, Фиона. Прошу тебя, не уходи, – шептал он.
Она искала его губы. Она жаждала его поцелуев. Да, она посягала на запретное. Это безумие. Так нельзя. Джо не принадлежал ей. Но она больше не могла сдерживаться. Она отчаянно хотела Джо. Его рубашка выбилась из брюк. Фиона сунула руку под рубашку. Где-то рядом билось его сердце. Ощущая это биение, Фиона не могла сдержать слез. «Я всегда этого хотела, – думала она, – держать руку на его сердце и чтобы он держал свою на моем».
Давнее желание, которое она похоронила в самой глубине, вдруг вспыхнуло. Фионе захотелось ощутить его тело. Почувствовать, как он входит в нее. Дотронуться до его души и ощутить ответное прикосновение. Как тогда, на его узкой кровати в комнатке на Ковент-Гардене. Джо тоже хотел ее. Фиона видела это по глазам.
Не говоря ни слова, ни задавая вопросов, он поднял Фиону и понес к сваям. Когда они очутились под причалом, недосягаемые для чужих глаз, он опустил ее на кусок старой парусины, а сам лег рядом. Фиона вдыхала илистый запах реки, который в часы отлива становился сильнее. Улавливала тихий плеск воды. Джо расстегнул ее блузку, а затем и камисоль. Он осторожно дотронулся до шрама, и на его лице снова отразилась печаль вперемешку со злостью. Фиона попыталась одернуть блузку, но Джо оттолкнул ее руку и стал целовать. Он поцеловал плечо, шею, грудь. Нежно, тогда как ей хотелось его напористости. Фиона хотела запечатлеть следы его рук, губ и зубов на своем теле, чтобы хватило на всю ночь, на завтрашний день. Навсегда.
Она обвила шею Джо, притянула к себе. Ее поцелуи были неистовыми и ненасытными. Джо торопливо расстегнул и приспустил брюки, задрал подол ее юбки, взялся за пояс панталон и оказался у нее между ног. Еще через мгновение он был внутри ее, заполняя собой и возвращая ей цельность.
– Я люблю тебя, Фиона. Боже, как же я тебя люблю!..
Она покачала головой. Ей не хотелось слышать этих слов. Они любили друг друга и ничего не могли с этим поделать. Ни тогда, ни сейчас. Это было выше их.
– Джо, займись со мной любовью. Пожалуйста, займись со мной любовью, – прошептала она.
Но он замер. Застыл, глядя на нее. Даже в темноте его глаза горели неукротимой, пугающей страстью.
– Фи, скажи, что ты меня любишь.
– Не проси. Это нечестно.
– Скажи, Фи. Пожалуйста, скажи.
Она закрыла глаза.
– Я люблю тебя, Джо, – срывающимся голосом произнесла она. – Я всегда тебя любила.
И тогда он задвигался, проникая в нее глубже и глубже. Его руки обнимали голову Фионы, а губы снова и снова шептали, как сильно он ее любит. Фиона чувствовала, что тает, растворяется в Джо. Она выкрикнула его имя. Потом, когда они замерли, она заплакала. Ее тело сотрясалось от рыданий.