Родди передвинулся, переступив через лужу крови. Луч фонаря осветил изуродованное чрево. Желудок Родди сжался до размеров грецкого ореха. Его мутило от сладковатого медного запаха крови, а также от зловония человеческих органов и их содержимого.
– Горло перерезано обычным способом: слева направо. Убийство произошло не более получаса назад. Трупное окоченение еще не наступило, – продолжая делать записи, сообщил инспектору Филлипс. – Травмирование брюшной полости отличается большей жестокостью, чем в прошлый раз. Такое ощущение, что…
Скрип неподатливого окна, которое пытались открыть, заставил доктора Филлипса поднять голову. Родди и остальные последовали его примеру. На верхних этажах домов, выходящих во дворик, были открыты почти все окна. Оттуда высовывались головы и руки, указывающие на труп.
– Прошу закрыть окна и отойти от них! – крикнул доктор. – Это зрелище не для добропорядочных людей.
Закрылось всего несколько окон. Из остальных продолжали глазеть.
– Вы слышали? Или по-хорошему не понимаете? Отойдите от окон, а не то я привлеку вас за попытки помешать полицейскому расследованию! – проревел Чандлер.
– Неча нас пугать, начальник! – ответил чей-то дерзкий голос. – Я здешнему старому хрычу два пенса дал, чтоб поглазеть.
– Боже милостивый! – простонал Филлипс, затем повернулся к телу и хмуро бросил: – Давайте покончим с осмотром и прикроем труп. Не будем устраивать зрелище для этих вурдалаков.
Завершив осмотр тела, врач отпустил Родди, и тот присоединился к полицейскому оцеплению с фасада здания. Пока инспектор и сыщики осматривали место преступления на предмет улик, Родди и его сослуживцы остались один на один с угрюмой толпой.
Напротив него оказалась женщина в мужском пальто, накинутом поверх ночной сорочки. Ее глаза были полны страха и гнева.
– Констебль! – крикнула она, делая несколько шагов в его сторону. – Чё, опять этот хлыщ, да? Уайтчепельский Убийца? Еще одну распотрошил? А ваши молодцы опять профукали?
Соблюдая официальные правила, Родди ничего ей не ответил и намеренно устремил взгляд на дом через дорогу.
– Ничего-то вы не делаете! – продолжала кричать женщина; ее пронзительный, визгливый голос напоминал крики грачей. – А все потому, что он беднячек режет. До нас никому дела нет. Погодите, вот он на запад пожалует, богатеньких дамочек чикать. Тогда вы его вмиг схватите!
– Вот-вот, миссус, – подхватил какой-то мужчина. – Эти молодцы даже триппер в борделе поймать не могут.
Глумливые и язвительные насмешки множились. Толпа становилась гуще и угрюмее. Инспектор Чандлер протолкнулся вперед, высматривая самых крикливых.
– Сейчас приедет карета «скорой помощи», – сообщил он полицейским. – Как только увезут тело, эти… обличители быстро рассеются.
– Скольких еще он пришьет? – завизжала другая женщина. – Чё молчите?
Чандлер с неприязнью посмотрел на толпу. Подозвав сыщиков, он собрался уйти, как вдруг из толпы послышалось:
– Да, инспектор, скольких еще он пришьет?
Чандлер скорчил гримасу.
– Сэр, вам задали вопрос. Публика имеет право знать!
Родди мельком взглянул на говорившего. Этот голос был ему знаком. Энергичный, возбужденный, с почти веселой интонацией, голос принадлежал жилистому, всклокоченному человеку, который сейчас торопливо проталкивался к Чандлеру.
– Мне нечего вам сообщить, Девлин! – прорычал инспектор.
– Горло у нее перерезано?
– Без комментариев.
– Тело изуродовано?
– Я же сказал, без комментариев! – отрезал Чандлер.
Велев полицейским не поддаваться на провокации, он вернулся к Филлипсу.
Отказ не смутил репортера. Девлин смерил взглядом цепочку полицейских:
– А что скажете вы, джентльмены? Похоже, наш парень продолжает забавляться? Но полиции, как всегда, рядом не оказалось. Прибежали лишь на ее предсмертный крик. Будь вы попроворнее, она бы осталась жива. А вы плететесь в хвосте…
Девлин умел ловить рыбку в мутной воде. Вот и сейчас один молодой полицейский, обиженный словами репортера, заглотнул наживку.
– Мы не плелись в хвосте! Ей горло перерезали. Смерть была мгновенной. Она…
– В какое время? – тут же спросил Девлин. – Кто ее обнаружил?
Парня пихнули локтем под ребра, велев закрыть рот, и Девлин, приготовившийся записывать, ушел несолоно хлебавши.
Родди вздохнул. Он был раздражен и взбудоражен. Ему не хотелось стоять на месте. Лучше стучаться в двери домов. Лучше хоть чем-нибудь заняться. Только так можно стереть из памяти жуткое зрелище: изуродованное тело жертвы, ее раскинутые ноги и красный цветок, прикрепленный к кофте. Сможет ли он спать после этой ночи? Родди закрыл глаза, но картины продолжали мелькать и за сомкнутыми веками. А в голове неумолчно звучал изводящий душу голос Девлина: «Скольких он еще пришьет?»
Глава 7
Горячая вода, которая течет прямо из крана. Трубы без засоров. Это было чертовски здорово и удивительно! Джо опустил бритву в тазик с теплой мыльной водой, не переставая удивляться чудесам современных бытовых удобств. Умывальник. Ванна. Смывной сортир. И всё – внутри. Глядя на себя в зеркало ванной, он намылил щеку и соскреб покрывавшую ее светлую щетину.
Когда Петерсон сказал, что жить он будет над конторскими помещениями, Джо ожидал увидеть темную каморку, где отовсюду дует и где справлять нужду придется в грязном и сыром отхожем месте на заднем дворе. Как же он обманулся в своих ожиданиях! Но Джо был только рад этому обману. Комната находилась на верхнем этаже трехэтажного кирпичного здания. Когда-то в ней размещался склад, затем ее отвели под ночлег фермеров, приезжавших издалека. А когда к Петерсону на работу приехал из Брайтона его племянник Гарри, комнату переделали, и она превратилась в приемлемое холостяцкое жилище, светлое и чистое, хотя и скромно меблированное. Стены были выкрашены в теплый кремовый цвет. Комната обогревалась чугунной плитой, позволявшей разогреть обед и вскипятить чайник. У плиты лежал старый плетеный ковер, а по бокам стояли два потертых кожаных кресла с подголовником, привезенные сюда с чердака дома Петерсона. Гарри и Джо имели отдельные кровати и узкие шкафы для одежды. Ночными столиками им служили ящики из-под фруктов. На каждом стояло по масляной лампе.
«Пока я могу только благодарить Томми», – думал Джо. Платит хорошо. Жилье выше всяких похвал. Однако Петерсон дал ему нечто большее, чем кров и жалованье; то, что поднимало Джо в собственных глазах. Новый хозяин его выслушивал. Петерсон был умопомрачительно занят. Он командовал целой армией своих работников: закупщиков, продавцов, грузчиков, кучеров, но тем не менее находил время, чтобы выслушать идеи подчиненных, от скромного грузчика до старшего закупщика. Наблюдая за лущильщицами гороха, Джо подметил, что они непроизводительно тратят время, постоянно отлучаясь с рабочих мест за новыми порциями стручков. Если нанять мальчишку-подносчика, они за то же время сумеют сделать больше. Выслушав его предложение, Петерсон нанял мальчишку. Производительность возросла, а Джо заработал одобрительное похлопывание по спине. «Умница, парень», – сказал ему Петерсон. Еще одно предложение Джо сделал, наблюдая за шеф-поварами крупных отелей и ресторанов. Это была разборчивая, вечно спешащая публика. Они кружили по рынку, придирчиво выбирая товар и покупая брокколи в одном конце, а яблоки – в другом. Джо предложил угощать их чаем. Томми согласился, и повара, радуясь возможности выпить горяченького в четыре часа утра, уже не так торопились и покупали больше.
Джо нравилось новое жалованье и удобное новое жилье, но одобрительные слова Томми делали его по-настоящему счастливым. Отец никогда не интересовался его идеями, наоборот – противился каждому предложению, даже толком не выслушав сына. У Петерсона Джо убеждался: его идеи не были пустыми затеями. Они принимались, подтверждались и вызывали похвалу Томми.
Едва у Джо выдалось свободное время, он написал Фионе, рассказав о своей новой жизни: «Мыться в горячей ванне я могу когда пожелаю. Кровать у меня своя. Комната теплая, угля для отопления полным-полно. Все это однажды появится и у нас с тобой и еще много чего». Он рассказывал о работе, о племяннике Петерсона, о фермерах из Девона и Корнуолла и о постоянном столпотворении на рынке Ковент-Гарден. Все это заняло у него четыре страницы. На пятой он сообщил самое главное. Через две недели у него будет два выходных дня – Томми давал два выходных только раз в месяц. Он заедет за ней и повезет в центр Лондона. Она увидит магазины на Риджент-стрит и Бонд-стрит. И это только начало. Как он и говорил, теперь он может откладывать больше, а значит, они откроют магазин раньше, чем думали. А когда они разбогатеют, у них будет уютный дом с ванной комнатой. Письмо Джо завершил словами: «Очень по тебе скучаю. Надеюсь, и ты по мне скучаешь».
Так оно и было. Он ужасно скучал. Тосковал по дому и семье, но больше всего – по Фионе. Каждый день он узнавал что-то новое и жаждал поделиться с ней. Такое множество новых людей, столько впечатлений! Жаль, что нельзя прийти к ней вечером, рассказать обо всем, что узнал за день, и посмотреть, как она это воспримет. Джо тосковал по ее голосу и широко распахнутым глазам. Улегшись спать, он думал о Фионе, представляя ее прекрасное лицо и улыбку. Но чаще всего он мысленно воссоздавал их прощальную воскресную прогулку, когда под сваями она хотела ему отдаться. Часть личности Джо говорила, что он поступил правильно, тогда как другая часть называла его дураком. Ну какой парень в здравом уме откажется, когда красивая полуголая девчонка сама предлагает? Джо твердо решил: когда они снова окажутся наедине и Фиона снимет блузку, он не станет колебаться. За дни своей жизни в Ковент-Гардене он кое-что узнал не только об устройстве торговли. Спасибо Гарри, просветил.
Мысли о Фионе прервали дождевые струи, застучавшие по окну ванной. День выдался ненастный. Джо собирался отправиться с Гарри на прогулку, но тот похрапывал в кресле у плиты. Никуда они в такой дождь не пойдут. Жаль, конечно. Воскресенье было у них единственным свободным днем после изматывающей недели. Недурно бы выйти на воздух, размяться, может, пропустить по пинте. Но раз зарядил дождь, можно остаться дома и скоротать время за чтением газеты. Они оба изрядно намаялись за неделю. Петерсон был требовательным хозяином и не щадил ни Джо, ни родного племянника. Особенно по субботам, когда он хотел распродать всё подчистую. К концу дня Джо говорил охрипшим голосом,